Может, присоединитесь к мам? — спросили у подошедшего интенданта.
— Придется приехать в другой раз! По-видимому, все вывезено с батареи в потайное место, — сумрачно отобвался чиновник.
— Приезжайте хоть сто раз, ничего не сыщете! — усмехнулся Борейко.
После отъезда генерала и врачей Жуковский вызвал к себе Назаренко и спросил его напрямки, не он ли сообщил об излишках продовольствия на Утесе.
— Я себе, вашскродие, не враг! Сам из солдатского котла харчуюсь, — даже обиделся фельдфебель.
— Разыщи кто и доложи мне, — распорядился капитан.
Прошел день, другой, а виновный не находился.
Борейко ругал солдат и требовал найти доносчика во что бы то ни стало.
Наконец Родионов доложил, что донес интендантам писарь Пахомов.
— После службы он метит в жандармы, вот теперь и практикуется, — пояснил он.
— Я с ним расправлюсь сегодня же, — объявил поручик.
— Не стоит вам, вашбродь, об него руки марать. Мы сами тишком да миром накажем его так, что всю жизнь помнить будет.
— Чур, только не до смерти, — предостерег Борейко. — А то начнутся суды да пересуды, и командиру роты и мне может нагореть.
В ту же ночь писаря подкараулили, когда он вышел на двор, и устроили ему темную. Борейко сквозь сон слышал приглушенные крики и сопение, но вмешиваться не стал. Наутро, избитый до потери сознания, с переломанными ребрами, Пахомов был отправл-ен в госпиталь, где провалялся больше месяца, но не подмел ничего рассказать о случившемся с ним происшествии.
На Утес неожиданно приехала Рива. Сойдя с линейки, она сняла свои два чемодана и беспомощно стала озираться вокруг.
— Зачем изволили к нам пожаловать, сударыня? — окликнул ее из окна Жуковский.
— Нельзя ли видеть Борейко или Звонарева? Я назначена сюда сестрой.
— Милости просим, сестрица, — приветливо проговорил капитан, выходя на крыльцо. — Позвольте, я поднесу ваши чемоданы. — И он ввел Риву в свою квартиру. — Я сейчас прикажу позвать поручика и прапорщика. Простите, не знаю вашей фамилии, сестрица.
— Блюм.
— Капитан Николай Васильевич Жуковский.
— Очень рада познакомиться. — И они обменялись рукопожатием.
— Ривочка, каким ветром занесло вас сюда? — спросил вошедший Борейко.
— Я назначена на Утес в лазарет для слабосильных, только я ничего здесь не знаю.
— Мы немедленно прикомандируем к вам Сергея Владимировича, он все покажет и расскажет, — улыбнулся Жуковокий.
— Он и без этого станет около Ривочки на мертвые якоря, — заметил Борейко.
— Не смейте обижать Сережу, он славный мальчик и никогда ничего лишнего себе не позволит.
Вскоре появился и обрадованный Звонарев.
— Переселяйся-ка, брат, из своей комнаты ко мне. Она нужна Ривочке, — встретил его Борейко.
Появление Ривы на Утесе — внесло оживление в жизнь батареи. Звонарев под различными предлогами целый день «советовался»с ней. Борейко подсмеивался над Акинфиевым, предсказывая появление у него неких костных новообразований на голове.
Жуковокий целыми вечерами рассказывал ей о своей семье. Гудима усиленно подкручивал усы. Даже Чиж пытался быть элегантным кавалером, но успеха не имел. Шура, вначале стеснявшаяся присутствия Ривы, быстро сдружилась с ней. Солдаты на батарее — и те гадали, кто завоюет благосклонность Ривы.
— Не иначе, как прапорщик, — он за нею вовсю ухлестывает, — предрекал Лебедкин.
— Нет, ребятки, — вмешивался Блохин, — командир женат, у Гудимы — Шурка, у прапора — Варька, один наш Медведь холостяком ходит. Она ему и достанется, помяните мое слово, — уверял он.
Но поручик продолжал, к великому огорчению Блохина, относиться к Риве с чисто дружеской иронией.
Вечером, в день приезда Ривы, Борейко собрал солдат и организовал хоровое пение. В тихом вечернем воздухе понеслись стройные звуки мощного мужского хора.
Поручик перекрывал всех своим могучим басом. На небе мерцали по-южному яркие звезды. В воздухе проносились блестящими точками летающие светлячки, с берега доносился извечный шум прибоя, да по темной поверхности моря ползали бледные щупальца прожекторов. И над всем этим лилась широкая русская песня…
Из-за гор глухо доносилась отдаленная стрельба. Рива сидела как зачарованная рядом с Жуковским.
— Часто у вас бывают такие прекрасные концерты? — спросила она.
— Почти каждый день. Борис Дмитриевич большой мастак по этой части.
Спокойно текла жизнь на Утесе, и только доносившийся издалека глухой рокот стрельбы да рассказы о бомбардировках города напоминали о войне,
Семнадцатого июля японцы подошли к крепости и, освоившись с позициями, двадцать седьмого июля атаковали русских.
Им удалось занять передовые позиции крепости на восточном участке обороны — хребты Дагушань и Сяогушань. В течение первого и второго августа захватили они на Западном фронте горы Трехголовую и Передовую. Таким образом, к трегьему августа на восточном участке они подошли к главной линии обороны и продвинулись по направлению к основным опорным пунктам Западното фронта-горам Высокой, Плоской, Дивизионной и Водопроводному редуту. Все это делало возможным общий штурм крепости.
Утром третьего августа прошел довольно сильный дождь, очистивший и освеживший воздух. На всем фронте было совершенно тихо. Артиллерия молчала, и лишь изредка раздавались одиночные ружейные выстрелы. Н русские и японцы усиленно окапывались на своих позициях
Около десяти часов утра со стороны Волчьих гор появилась группа японских всадников с большим белым флагом и направилась к передовым позициям крепости. Выехавшему навстречу офицеру они объяснили, что майор японского генерального штаба Ямаоки желает передать генералу Стесселю письмо своего командующего.
— Я прошу вас, господии поручик, немедленно сообщить об этом вашему генералу, — любезно улыбаясь, проговорил майор.
— Сейчас же дам знать о вашем предложении по телефону в штаб крепости. Пока же не откажите в любезности подождать здесь. Я прикажу подать сюда чай и кофе.
Японцы низко кланялись. Вскоре подошли еще офицеры и стрелки, и между недавними врагами завязалась дружеская беседа. В наскоро разбитой палатке сервировали стол.
— Должен огорчить доблестных защитников Артура сообщением о гибели русского крейсера «Рюрик»в морском бою у Корейского пролива первого августа. Русская эскадра, как и в бою под Шантунгом, сражалась с таким исключительным мужеством, что адмирал Того счел нужным довести об этом до сведения нашего имлератора, — сообщил по-русски Ямаоки.
— А где наши суда, не вернувшиеся в Артур? — задали вопрос русские.
Майор так же обстоятельно рассказал о судьбе каждого корабля.
— Как велики ваши потери в этих морских боях?
— У нас их нет, — ответил японец.
Ему не поверили.
Вскоре прибыл начальник штаба Стесселя полковник Рейс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189
— Придется приехать в другой раз! По-видимому, все вывезено с батареи в потайное место, — сумрачно отобвался чиновник.
— Приезжайте хоть сто раз, ничего не сыщете! — усмехнулся Борейко.
После отъезда генерала и врачей Жуковский вызвал к себе Назаренко и спросил его напрямки, не он ли сообщил об излишках продовольствия на Утесе.
— Я себе, вашскродие, не враг! Сам из солдатского котла харчуюсь, — даже обиделся фельдфебель.
— Разыщи кто и доложи мне, — распорядился капитан.
Прошел день, другой, а виновный не находился.
Борейко ругал солдат и требовал найти доносчика во что бы то ни стало.
Наконец Родионов доложил, что донес интендантам писарь Пахомов.
— После службы он метит в жандармы, вот теперь и практикуется, — пояснил он.
— Я с ним расправлюсь сегодня же, — объявил поручик.
— Не стоит вам, вашбродь, об него руки марать. Мы сами тишком да миром накажем его так, что всю жизнь помнить будет.
— Чур, только не до смерти, — предостерег Борейко. — А то начнутся суды да пересуды, и командиру роты и мне может нагореть.
В ту же ночь писаря подкараулили, когда он вышел на двор, и устроили ему темную. Борейко сквозь сон слышал приглушенные крики и сопение, но вмешиваться не стал. Наутро, избитый до потери сознания, с переломанными ребрами, Пахомов был отправл-ен в госпиталь, где провалялся больше месяца, но не подмел ничего рассказать о случившемся с ним происшествии.
На Утес неожиданно приехала Рива. Сойдя с линейки, она сняла свои два чемодана и беспомощно стала озираться вокруг.
— Зачем изволили к нам пожаловать, сударыня? — окликнул ее из окна Жуковский.
— Нельзя ли видеть Борейко или Звонарева? Я назначена сюда сестрой.
— Милости просим, сестрица, — приветливо проговорил капитан, выходя на крыльцо. — Позвольте, я поднесу ваши чемоданы. — И он ввел Риву в свою квартиру. — Я сейчас прикажу позвать поручика и прапорщика. Простите, не знаю вашей фамилии, сестрица.
— Блюм.
— Капитан Николай Васильевич Жуковский.
— Очень рада познакомиться. — И они обменялись рукопожатием.
— Ривочка, каким ветром занесло вас сюда? — спросил вошедший Борейко.
— Я назначена на Утес в лазарет для слабосильных, только я ничего здесь не знаю.
— Мы немедленно прикомандируем к вам Сергея Владимировича, он все покажет и расскажет, — улыбнулся Жуковокий.
— Он и без этого станет около Ривочки на мертвые якоря, — заметил Борейко.
— Не смейте обижать Сережу, он славный мальчик и никогда ничего лишнего себе не позволит.
Вскоре появился и обрадованный Звонарев.
— Переселяйся-ка, брат, из своей комнаты ко мне. Она нужна Ривочке, — встретил его Борейко.
Появление Ривы на Утесе — внесло оживление в жизнь батареи. Звонарев под различными предлогами целый день «советовался»с ней. Борейко подсмеивался над Акинфиевым, предсказывая появление у него неких костных новообразований на голове.
Жуковокий целыми вечерами рассказывал ей о своей семье. Гудима усиленно подкручивал усы. Даже Чиж пытался быть элегантным кавалером, но успеха не имел. Шура, вначале стеснявшаяся присутствия Ривы, быстро сдружилась с ней. Солдаты на батарее — и те гадали, кто завоюет благосклонность Ривы.
— Не иначе, как прапорщик, — он за нею вовсю ухлестывает, — предрекал Лебедкин.
— Нет, ребятки, — вмешивался Блохин, — командир женат, у Гудимы — Шурка, у прапора — Варька, один наш Медведь холостяком ходит. Она ему и достанется, помяните мое слово, — уверял он.
Но поручик продолжал, к великому огорчению Блохина, относиться к Риве с чисто дружеской иронией.
Вечером, в день приезда Ривы, Борейко собрал солдат и организовал хоровое пение. В тихом вечернем воздухе понеслись стройные звуки мощного мужского хора.
Поручик перекрывал всех своим могучим басом. На небе мерцали по-южному яркие звезды. В воздухе проносились блестящими точками летающие светлячки, с берега доносился извечный шум прибоя, да по темной поверхности моря ползали бледные щупальца прожекторов. И над всем этим лилась широкая русская песня…
Из-за гор глухо доносилась отдаленная стрельба. Рива сидела как зачарованная рядом с Жуковским.
— Часто у вас бывают такие прекрасные концерты? — спросила она.
— Почти каждый день. Борис Дмитриевич большой мастак по этой части.
Спокойно текла жизнь на Утесе, и только доносившийся издалека глухой рокот стрельбы да рассказы о бомбардировках города напоминали о войне,
Семнадцатого июля японцы подошли к крепости и, освоившись с позициями, двадцать седьмого июля атаковали русских.
Им удалось занять передовые позиции крепости на восточном участке обороны — хребты Дагушань и Сяогушань. В течение первого и второго августа захватили они на Западном фронте горы Трехголовую и Передовую. Таким образом, к трегьему августа на восточном участке они подошли к главной линии обороны и продвинулись по направлению к основным опорным пунктам Западното фронта-горам Высокой, Плоской, Дивизионной и Водопроводному редуту. Все это делало возможным общий штурм крепости.
Утром третьего августа прошел довольно сильный дождь, очистивший и освеживший воздух. На всем фронте было совершенно тихо. Артиллерия молчала, и лишь изредка раздавались одиночные ружейные выстрелы. Н русские и японцы усиленно окапывались на своих позициях
Около десяти часов утра со стороны Волчьих гор появилась группа японских всадников с большим белым флагом и направилась к передовым позициям крепости. Выехавшему навстречу офицеру они объяснили, что майор японского генерального штаба Ямаоки желает передать генералу Стесселю письмо своего командующего.
— Я прошу вас, господии поручик, немедленно сообщить об этом вашему генералу, — любезно улыбаясь, проговорил майор.
— Сейчас же дам знать о вашем предложении по телефону в штаб крепости. Пока же не откажите в любезности подождать здесь. Я прикажу подать сюда чай и кофе.
Японцы низко кланялись. Вскоре подошли еще офицеры и стрелки, и между недавними врагами завязалась дружеская беседа. В наскоро разбитой палатке сервировали стол.
— Должен огорчить доблестных защитников Артура сообщением о гибели русского крейсера «Рюрик»в морском бою у Корейского пролива первого августа. Русская эскадра, как и в бою под Шантунгом, сражалась с таким исключительным мужеством, что адмирал Того счел нужным довести об этом до сведения нашего имлератора, — сообщил по-русски Ямаоки.
— А где наши суда, не вернувшиеся в Артур? — задали вопрос русские.
Майор так же обстоятельно рассказал о судьбе каждого корабля.
— Как велики ваши потери в этих морских боях?
— У нас их нет, — ответил японец.
Ему не поверили.
Вскоре прибыл начальник штаба Стесселя полковник Рейс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189