Едва они появились на батарее, как их окружила возбужденная толпа солдат. Звонарев еще никогда не видел на лицах своих артиллеристов столько недоверия и злобы, как сейчас.
— В чем дело? — удивился он.
— Дозвольте, вашбродь, без утайки спросить вас, неужто мы пойдем в плен, а господа офицеры поедут прохлаждаться домой в Россию? — обратился к прапорщику Родионов.
— Желающим офицерам разрешено вернуться на родину.
Солдаты возмущенно зашумели. Звонареву показалось, что они сейчас кинутся на своих офицеров.
— Не шуми, ребята, — остановил солдат Родионов. — Вы-то, вашбродь, с нами останетесь? — обернулся он к прапорщику.
— Конечно, с вами. Вместе воевали, вместе и в плен пойдем.
— Я же вам говорил, что Сергей Владимирович завсегда с нами, как и наш Ведмедь, — торжествующе сказал Блохин.
— А штабс-капитан Гудима и капитан Андреев? — спросил Родионов.
— Они тоже идут в плен.
— Ура! Качай, братцы, наших офицерей! — подхватили солдаты на руки своих командиров.
Добрых четверть часа подлетал Звонарев в воздух, пока наконец его отпустили.
Вскоре на Утесе появился японский офицер с двумя солдатами. Приседая и вежливо шипя, он просил передать ему все личное оружие.
— Мы артиллеристы, у нас давно все отобрали стрелки, — невозмутимо ответил Андреев. — Остались две учебные винтовки да поломанные наганы.
Разочарованные японцы поспешили уйти.
— Куда же, вы девали винтовки? — удивился Звонарев.
— Дерево пожгли, а дуло поломали и побросали в море, — весело осклабился Блохин. — У меня, вашбродь, имеется к вам просьба, — сразу посерьезнел он.
— Говори, в чем дело.
— Дозвольте мне вступить в закон с Ликсандрой Назаренко.
Прапорщик открыл рот от удивления.
— Так ведь ребенок…
— Мой, вашбродь, — строго проговорил Блохин.
Звонарев понял, что Блохин решил помочь Шуре, все приняв на себя.
— Хорошо! Я доложу капитану. Только надо торопиться. Завтра или самое позднее послезавтра мы уйдем из Артура, — предупредил он.
Вечером того же дня состоялась скромная свадьба Вари. Кроме двух-трех знакомых и близких друзей, никого не было. Варя была в простеньком беленьком платье, Звонарев в сюртуке, за неимением мундира. В церкви присутствовали и представители утесовцев.
Вслед за Звонаревым венчался Блохин с Шурой.
— Я и не знала, что ты такой хороший человек, — крепко расцеловала Варя солдата. — Не беспокойся, мы с Сережей не оставим вас, поможем, если нужно, Шуре.
— Филипп Иванович первеющий человек в мире, — убежденно проговорил Родионов.
С утра 23 декабря русские войска со всех сторон двинулись к большой площади под фортом номер пять, за Новым городом. Стояла прекрасная солнечная погода. Чуть тянул с моря теплый влажный ветер. Японцы уже заняли Старый город, и по улицам маршировали их патрули, наблюдая за порядком. Рота за ротой, батальон за батальоном, полк за полком непрерывным потоком медленно текли русские части по разбитым артурским мостовым. Среди них были тысячи раненых, выписанных и просто убежавших из госпиталей. Тяготы и лишения осады сблизили всех, и расставаться друг с другом не хотелось. Некоторые из солдат были так слабы, что товарищи вели их под руки. Офицеров почти не было видно, а у тех, которые шли в строю, был изможденный, болезненный вид; многие сильно хромали и опирались на палки.
Но вот на солнце блеснула медь оркестра, и раздались бодрящие звуки военной музыки. Это шел Восточносибирский стрелковый полк. Несмотря на то, что в полку было очень много раненых, все же солдаты твердо держали ногу, сохраняя равнение в рядах, и двигались бодрым широким шагом. Впереди полка, по-старчески семеня ногами, шел Надеин, а за ним, прихрамывая, с перевязанной головой и рукой, следовал Стах Енджеевский. По тротуару ковылял неизменный Капитоныч.
Как только оркестр смолк, Енджеевский подал знак рукой, и тысячный солдатский хор грянул:
Как ныне сбирается вещий Олег
Отметить неразумным хазарам,
Их села и нивы за буйный набег
Обрек он мечам и поларам.
Японцы сразу встревожились, с их лиц исчезли улыбки, они забегали, и к месту сдачи тотчас же подошла из ближайшей казармы рота пехоты.
— Какая часть? — подлетел японский офицер к полку.
— Двадцать пятый Восточносибирский генерала Кондратенко полк, — отчеканил Стах. — Надеюсь, вам имя этого генерала известно?
Японец заулыбался и, смешно приседая, зашипел.
Двадцать пятый полк отвели несколько в сторону и окружили плотным кольцом часовых.
— Посадили под арест сразу весь полк, — шутили солдаты.
За стрелками шли артиллеристы. Утесовцев вел Звонарев. Совершить шестидесятиверстный переход пешком до Дальнего он, конечно, был не в силах, но все же решил проводить своих солдат до границ Артура, а затем его сменил Гудима. Шествие замыкали моряки в черных бушлатах, в лихо заломленных набекрень бескозырках. Но лица матросов и офицеров были хмуры и суровы. Они не спускали глаз со своих затопленных на мелководье внутреннего рейда кораблей, на которых уже, как муравьи, копошились японцы. Едва вступив в Артур, они сразу же кинулись в порт и приступили к осмотру судов, ликвидации пожаров, где они были, водолазы приступили к работам по подъему захваченных кораблей.
— Эх, отдали мы японцам наши кораблики! Взорвать даже их как следует не сумели!
— Говорят, генерал Стесселев нарочито до самого конца нашим адмиралам ничего не сообщал, чтобы, значит, корабли мы не испортили заранее.
— Дали бы нам, матросикам, волю, зубами бы на части суда порвали, а японцам не дали! — ворчали моряки.
К Звонареву, стоявшему с утесовцами несколько поодаль, подошел, опираясь на палку, Сойманов.
— Рад тебя видеть на ногах, — приветствовал он прапорщика, — а равно и поздравить с законным браком, — кивнул лейтенант на обручальное кольцо на руке Звонарева.
— Спасибо. Быть может, и ты заглянешь к нам с Варей в Артиллерийский городок. Тесть мой что-то заболел, и я еще на несколько дней задержусь в Артуре.
— Кораблики-то наши скоро воскреснут под японским флагом, к великому нашему стыду и позору, — грустно кивнул лейтенант на гавань.
— Сейчас мне сказали, что Григорович сдал японцам большое количество продовольствия, а как оно нам было нужно последнее время! Это он, верно, сохранял к рождественским праздникам. Ведь завтра уже сочельник. Мы, артиллеристы, тоже не успели уничтожить всего. Одних снарядов сдаем свыше двухсот тысяч, — правда, годных к стрельбе из них всего около двадцати тысяч, да и то мелких калибров.
— Но остальные-то японцы быстро исправят и могут использовать против Маньчжурской армии.
— Да, наше начальство, как морское, так и сухопутное, оказалось не на высоте, — примирительно произнес Звонарев.
— По-моему, просто преступным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189