И прежде всего Стессель и наши адмиралы, — пылко произнес Сойманов.
Невдалеке стояла небольшая палатка, на которой красовалась надпись: «Место клятвы». Здесь давали подписку о дальнейшем неучастии в войне офицеры, возвращавшиеся в Россию.
Когда появился Надеин, японский офицер пригласил его зайти в палатку и протянул ему бланк для подписи. Разобрав, в чем дело, старик возмутился.
— Я пятьдешят лет шлужу в армии и никому никогда не давал таких пожорных обещаний. Я не Штешшель. — И рассерженный генерал вышел из палатки.
Несмотря на солнце, ему было холодно, и он подсел к одному из костров, разведенных стрелками.
— Надо погреть штарые кошти, — улыбнулся он беззубым ртом. — Капитоныч, ты бы хоть водочки разжилшя!
Кавалер тотчас исчез.
К месту сдачи гарнизона никто из генералов, кроме Надеина, не прибыл.
У Стесселя в это время собирались гости на торжественный банкет. Вера Алексеевна в парадном шелковом платье, затянутая в корсет, со сложной прической, последний раз зорким хозяйским взглядом окидывала накрытый стол.
В гостиной сам генерал-адъютант вместе с «истинными друзьями и помощниками»— Фоком, Никитиным, Рейсом и Водятый — занимал гостей. Ждали «самого победителя Артура»— генерала Ноги и начальника его штаба генерала Идзити, но они что-то запаздывали. Стессель нетерпеливо посматривал на часы. Опоздание уже принимало явно оскорбительный характер. Но вот подкатила парная коляска, и из нее легко выскочили два военных в японской форме. Генерал-адъютант и его супруга ринулись в переднюю встречать гостя. Но вместо Ноги они неожиданно увидели перед собой расплывшуюся в радостной улыбке физиономию генерала Танаки.
— Ваше превосходительство, генералы барон Ноги и Идзити просят их извинить, по оба они не совсем здоровы и поэтому не могут воспользоваться вашим любезным приглашением, а поручили мне представительствовать их особы, — расшаркался Танака.
Супругам Стессель ничего не оставалось, как выразить свое сожаление и пригласить гостей к столу. Чтобы заполнить свободные места за столом, были приглашены два-три случайно попавшихся на улице японских офицера. Один из них оказался артурским часовщиком Ито, а другой — бывшим куафером наместника Жаном, превратившимся в капитан-лейтенанта Кабаяси. Не прибыли также к обеду без всяких объяснений Горбатовский,
Балашов и Костенко. Стессель впервые почувствовал, что его звезда начинает закатываться.
Чтобы поднять настроение, Никитин изрядно подливал вино в бокалы. Один за другим следовали тосты за русского и японского императоров, за обе воюющие армии, за Ноги и Стесселя. Начались взаимные комплименты.
— Я бесконечно счастлив, что мне пришлось еще раз встретиться с вашим превосходительством в более удобной обстановке, чем в предыдущий раз, — рассыпался Танака. — Я твердо помню, что обязан вашему превосходительству жизнью, и буду до гроба хранить в своем сердце самурайскую благодарность к вам.
Господин Шубин, ставший майором Тодзима, вел деловой разговор с Фоком, который, как всегда, ничего не пил, кроме воды. Попросив разрешения встать, они отправились в кабинет.
— Имею честь передать вашему превосходительству чек на обусловленную сумму на японский банк. На нем вы увидите подпись самого принца Коноэ, члена нашей божественной императорской фамилии, — протянул он листок, исписанный иероглифами.
— Хотя бы небольшой аванс наличными, — попросил генерал.
— В счет аванса мы засчитали те золотые вещи, которые хранились в Артуре после китайского похода и которые сейчас упакованы вместе с вещами генерала Стесселя, — бесстрастно ответил японец.
— В первый раз слышу, — удивленно пробормотал Фок.
— Наведите справки у Веры Алексеевны, — предложил Тодзима.
«Обжулили», — возмущенно подумал Фок, но возражать не посмел.
После обеда гости перешли в соседнюю комнату, и тут Стессель вспомнил, что сейчас гарнизон покидает Артур.
— Я хочу проститься с солдатами, — проговорил он. — Быть может, ваше превосходительство пожелает посмотреть на наших артурских героев? — обратился он к генералу Танаке.
— Я на них вдоволь насмотрелся в свое время, — ответил японец, вспоминая полученные им при аресте тумаки и подзатыльники.
— Тебе нельзя туда ехать, Анатоль. Солдаты так разнуздались, что могут тебя и убить, — вмешалась Вера Алексеевна.
— Ваш супруг находится уже под охраной императорской японской армии, следовательно, ему не грозит никакая опасность, — высокомерно ответил Танака.
Прощаться с гарнизоном от имени Стесселя отправился полупьяный Никитин.
Части еще продолжали стоять на прежнем месте, когда он подъехал к пятому форту. Приказав им построиться, генерал поздоровался с солдатами и пожелал «веселого плена». Стрелки зашумели.
— Пьян в стельку, поэтому тебе и весело, а нашего брата вчера за полбутылки японцы расстреливали на месте! — кричали солдаты.
— Доберемся мы еще до генерала Стесселя и его дружков!
Никитин поспешил уехать.
К солдатам подошел Капитоныч. Старик был сильно выпивши, шапка сбилась набекрень, и единственная нога вместе с деревяшкой выписывала мыслете. Заметив унылые лица солдат, Капитоныч заорал:
— Смирно! Слухать меня, как самого генерала Стесселева!
Стрелки захохотали.
— Не журись, ребята! Я в Севастополе воевал с англичанами, французами, турками, сардинцами и знаю, что супротив русского солдата никто не может устоять! Купили японцы Артур у генерала, а русского солдата им вовек не победить!
Несколько японских солдат из караула тотчас же набросились на него и поволокли, не обращая внимания на уговоры Надеина.
Белый и Звонарев уезжали, из Артура в сумрачный серый день 29 декабря. До разъезда на девятнадцатой версте они должны были ехать в экипаже, а дальше по железной дороге через Дальний и морем в Японию. Проводить их, кроме родных, пришли учительницы Пушкинской школы, Шура и Надя Акинфиева, вся в черном. Тут же вертелся Вася, окончательно переселившийся к Белым.
Генерал поцеловал жену и дочерей, пожал остальным руки и сел в экипаж. Звонарев, простившись со всеми, подошел к Акинфиевой.
В это время подбежала, опираясь на костыль, Оля Селенина. Лицо ее сияло радостью, и на ходу она размахивала каким-то листком бумаги.
— Жив, жив! — уже издали кричала она своим друзьям.
— Кто? — удивленно спросил Белый.
— Мой Боря! Сейчас получила официальную справку у японцев. Эвакуирован из Дальнего в Японию.
— Олечка, миленькая! — бросилась к подруге Варя. — Как я рада, что наш Медведь нашелся живой!
— Слава тебе господи! — набожно закрестилась Мария Фоминична.
Даже лицо Акинфиевой прояснилось.
— Немедленно разыщите его, Сережа, и передайте от всех нас самый искренний привет, — попросила она Звонарева.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189
Невдалеке стояла небольшая палатка, на которой красовалась надпись: «Место клятвы». Здесь давали подписку о дальнейшем неучастии в войне офицеры, возвращавшиеся в Россию.
Когда появился Надеин, японский офицер пригласил его зайти в палатку и протянул ему бланк для подписи. Разобрав, в чем дело, старик возмутился.
— Я пятьдешят лет шлужу в армии и никому никогда не давал таких пожорных обещаний. Я не Штешшель. — И рассерженный генерал вышел из палатки.
Несмотря на солнце, ему было холодно, и он подсел к одному из костров, разведенных стрелками.
— Надо погреть штарые кошти, — улыбнулся он беззубым ртом. — Капитоныч, ты бы хоть водочки разжилшя!
Кавалер тотчас исчез.
К месту сдачи гарнизона никто из генералов, кроме Надеина, не прибыл.
У Стесселя в это время собирались гости на торжественный банкет. Вера Алексеевна в парадном шелковом платье, затянутая в корсет, со сложной прической, последний раз зорким хозяйским взглядом окидывала накрытый стол.
В гостиной сам генерал-адъютант вместе с «истинными друзьями и помощниками»— Фоком, Никитиным, Рейсом и Водятый — занимал гостей. Ждали «самого победителя Артура»— генерала Ноги и начальника его штаба генерала Идзити, но они что-то запаздывали. Стессель нетерпеливо посматривал на часы. Опоздание уже принимало явно оскорбительный характер. Но вот подкатила парная коляска, и из нее легко выскочили два военных в японской форме. Генерал-адъютант и его супруга ринулись в переднюю встречать гостя. Но вместо Ноги они неожиданно увидели перед собой расплывшуюся в радостной улыбке физиономию генерала Танаки.
— Ваше превосходительство, генералы барон Ноги и Идзити просят их извинить, по оба они не совсем здоровы и поэтому не могут воспользоваться вашим любезным приглашением, а поручили мне представительствовать их особы, — расшаркался Танака.
Супругам Стессель ничего не оставалось, как выразить свое сожаление и пригласить гостей к столу. Чтобы заполнить свободные места за столом, были приглашены два-три случайно попавшихся на улице японских офицера. Один из них оказался артурским часовщиком Ито, а другой — бывшим куафером наместника Жаном, превратившимся в капитан-лейтенанта Кабаяси. Не прибыли также к обеду без всяких объяснений Горбатовский,
Балашов и Костенко. Стессель впервые почувствовал, что его звезда начинает закатываться.
Чтобы поднять настроение, Никитин изрядно подливал вино в бокалы. Один за другим следовали тосты за русского и японского императоров, за обе воюющие армии, за Ноги и Стесселя. Начались взаимные комплименты.
— Я бесконечно счастлив, что мне пришлось еще раз встретиться с вашим превосходительством в более удобной обстановке, чем в предыдущий раз, — рассыпался Танака. — Я твердо помню, что обязан вашему превосходительству жизнью, и буду до гроба хранить в своем сердце самурайскую благодарность к вам.
Господин Шубин, ставший майором Тодзима, вел деловой разговор с Фоком, который, как всегда, ничего не пил, кроме воды. Попросив разрешения встать, они отправились в кабинет.
— Имею честь передать вашему превосходительству чек на обусловленную сумму на японский банк. На нем вы увидите подпись самого принца Коноэ, члена нашей божественной императорской фамилии, — протянул он листок, исписанный иероглифами.
— Хотя бы небольшой аванс наличными, — попросил генерал.
— В счет аванса мы засчитали те золотые вещи, которые хранились в Артуре после китайского похода и которые сейчас упакованы вместе с вещами генерала Стесселя, — бесстрастно ответил японец.
— В первый раз слышу, — удивленно пробормотал Фок.
— Наведите справки у Веры Алексеевны, — предложил Тодзима.
«Обжулили», — возмущенно подумал Фок, но возражать не посмел.
После обеда гости перешли в соседнюю комнату, и тут Стессель вспомнил, что сейчас гарнизон покидает Артур.
— Я хочу проститься с солдатами, — проговорил он. — Быть может, ваше превосходительство пожелает посмотреть на наших артурских героев? — обратился он к генералу Танаке.
— Я на них вдоволь насмотрелся в свое время, — ответил японец, вспоминая полученные им при аресте тумаки и подзатыльники.
— Тебе нельзя туда ехать, Анатоль. Солдаты так разнуздались, что могут тебя и убить, — вмешалась Вера Алексеевна.
— Ваш супруг находится уже под охраной императорской японской армии, следовательно, ему не грозит никакая опасность, — высокомерно ответил Танака.
Прощаться с гарнизоном от имени Стесселя отправился полупьяный Никитин.
Части еще продолжали стоять на прежнем месте, когда он подъехал к пятому форту. Приказав им построиться, генерал поздоровался с солдатами и пожелал «веселого плена». Стрелки зашумели.
— Пьян в стельку, поэтому тебе и весело, а нашего брата вчера за полбутылки японцы расстреливали на месте! — кричали солдаты.
— Доберемся мы еще до генерала Стесселя и его дружков!
Никитин поспешил уехать.
К солдатам подошел Капитоныч. Старик был сильно выпивши, шапка сбилась набекрень, и единственная нога вместе с деревяшкой выписывала мыслете. Заметив унылые лица солдат, Капитоныч заорал:
— Смирно! Слухать меня, как самого генерала Стесселева!
Стрелки захохотали.
— Не журись, ребята! Я в Севастополе воевал с англичанами, французами, турками, сардинцами и знаю, что супротив русского солдата никто не может устоять! Купили японцы Артур у генерала, а русского солдата им вовек не победить!
Несколько японских солдат из караула тотчас же набросились на него и поволокли, не обращая внимания на уговоры Надеина.
Белый и Звонарев уезжали, из Артура в сумрачный серый день 29 декабря. До разъезда на девятнадцатой версте они должны были ехать в экипаже, а дальше по железной дороге через Дальний и морем в Японию. Проводить их, кроме родных, пришли учительницы Пушкинской школы, Шура и Надя Акинфиева, вся в черном. Тут же вертелся Вася, окончательно переселившийся к Белым.
Генерал поцеловал жену и дочерей, пожал остальным руки и сел в экипаж. Звонарев, простившись со всеми, подошел к Акинфиевой.
В это время подбежала, опираясь на костыль, Оля Селенина. Лицо ее сияло радостью, и на ходу она размахивала каким-то листком бумаги.
— Жив, жив! — уже издали кричала она своим друзьям.
— Кто? — удивленно спросил Белый.
— Мой Боря! Сейчас получила официальную справку у японцев. Эвакуирован из Дальнего в Японию.
— Олечка, миленькая! — бросилась к подруге Варя. — Как я рада, что наш Медведь нашелся живой!
— Слава тебе господи! — набожно закрестилась Мария Фоминична.
Даже лицо Акинфиевой прояснилось.
— Немедленно разыщите его, Сережа, и передайте от всех нас самый искренний привет, — попросила она Звонарева.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189