— Счастлив ты, что ранен. Доживешь до сдачи.
— Ты помирать, что ль, собрался? — удивился Звонарев.
— Во всяком случае в плен не сдамся, — серьезно проговорил Борейко
Поручик подробно рассказал все перипетии борьбы за Высокую.
— Едва сегодня рассвело, как японцы начали пристреливаться к нашим судам в гавани. Приподнимись и полюбуйся на наших моряков. Им грозит затопление в артурской луже, а они и в ус не дуют, даже не пытаются выйти в море, — возмущался поручик.
Звонарев приподнялся на постели и увидел, как огромные фонтаны воды то и дело вздымались около броненосцев, стоявших у самого берега под горой Перепелкой. Особенно много падало снарядов рядом с броненосцем «Полтавой». Вдруг над его кормой взвился столб черного, а потом бурого дыма. Корабле окутался паром. Когда пар рассеялся, Звонарев увидел, что «Полтава» до верхней палубы погрузилась в воду и накренилась набок.
За «Полтавой»к концу дня был потоплен «Ретвизан». Объятый пламенем, он тоже сел на грунт, но у него даже батарейная палуба осталась над водой. Только сильный крен на левый борт мешал действиям артиллерии. Бомбардировка судов продолжалась до глубокой темноты.
Днем ненадолго зашел к Звонареву Белый. Он был сильно утомлен и нервничал.
— Моряки ведут себя преступно. Вместо обстрела вершины Высокой двенадцатидюймовыми орудиями они покорно ждут, когда настанет их черед затонуть в нашей луже, — теребил он свои длинные усы. — Никогда не ожидал, что адмиралы и командиры броненосцев окажутся такими растяпами.
— Наши-то крепостные батареи обстреливают Высокую? — справился Звонарев.
— Мы должны экономить снаряды. Я посылал Азарова к Вирену с просьбой обстрелять Высокую, но адмирал ранен, и вообще выяснить не удалось, кто сейчас командует эскадрой, — сердито говорил Белый.
В следующие три дня японцы продолжали так же методически расстреливать суда русской эскадры. Один за другим были потоплены броненосцы «Победа», «Пересвет», крейсер «Баян», «Паллада»и канонерка «Гиляк».
Стессель нервно ходил по своему кабинету. Его возмущала полная бездеятельность моряков при обстреле и затоплении судов в порту.
— Не сделать ни одного выстрела по Высокой, где расположены наблюдательные пункты осадных батарей! Не оказать ни малейшего сопротивления японцам! Это не только трусость, это прямая измена русскому делу, — кипятился генерал.
— Вызвал бы ты к себе, Анатолий Михайлович, самотопов и устроил им хорошую головомойку, — предложил Никитин. — Хотя я и обещал поставить Николе-угоднику рублевую свечку, когда утонет наша последняя калоша, но все-таки бесславно вести себя непозволительно даже морякам. Ведь на судах имеются еще нужные нам снаряды, продовольствие, уголь, медикаменты и много других необходимых вещей.
— Они заняты спасением собственных шкур, бегут с кораблей вместе с крысами, спасая личные вещи, а о крепости не думают. Я послал Вирену приглашение прибыть ко мне по делам службы и получил ответ, что у него, видите ли, ножка болит и поэтому он не может прийти. Григорович занят спасением гибнущих СУДОВ. Это на дачных-то местах…
— С ним, наверно, и эта потаскушка из «Варьете — Лолка, — вмешалась Вера Алексеевна. — Я уже приказала полиции схватить ее на улице и отправить в портомойную. Пусть там помозолит свои белые ручки.
Вошедший полковник Рейс подал Стесселю телефонограмму с приглашением на заседание адмиралов.
— Я, конечно, туда не поеду, а попрошу отправиться вас, Виктор Александрович, — решил генерал-адъютант.
— Пошли еще нашего сухопутного адмирала Белого, — предложил Никитин.
— Почему вы так отзываетесь о Василии Федоровиче? Он человек, достойный уважения, — вступилась генеральша.
— Душа у него самотопская, водки не пьет и с моряками дружит.
— Я тоже водку не употребляю, — заметил Стессель.
— Ты, дружок, сидишь под очаровательным башмачком матушки Веры Алексеевны, а то давно бы спился округа, вроде меня.
Вечером того же дня на даче у Григоровича собрались все флагманы и командиры судов первого ранга. Ожидали только представителей сухопутного командования. Появление Белого было встречено тепло. Адмирал поспешил ему навстречу, расточая комплименты. Зато Рейса моряки приняли сдержанно и сухо.
Началось обсуждение, что предпринять для спасения судов. Командиры броненосцев и крейсера в один голос говорили, что наиболее рационально — заголить корабли в гавани.
— После войны они легко могут быть подняты, — уверял собрание Вирен.
— Кем, русскими или японцами? — спросил Рейс.
— Падение Артура мы считаем невероятным. К нам идет эскадра Рожественского. Через месяц, самое большее полтора, она появится здесь. Тогда морская блокада будет прорвана и нам подвезут с моря продовольствие и боеприпасы, — ответил Григорович.
— Генерал-адъютант Стессель потому и прислал меня сюда, чтобы предупредить ваши превосходительства о необходимости учесть и факт возможности взятия крепости японцами, — ответил полковник.
— Хотя я и не разделяю опасений генерал-адъютанта, но все же считаю, что суда необходимо вывести на внешний рейд, а не ждать, когда их перетопят японцы. Помоему, бездействие наших кораблей является просто позорным, — пылко проговорил Эссен.
— Но вы-то сами, Николай Оттович, также не сделали ни одного выстрела по Высокой, — упрекнул Вирен.
— Я так замаскировал свой броненосец портовыми кранами и другими судами, что японцы меня не нашли. Открыв огонь, я немедленно бы обнаружил себя.
— Что же вы хотите делать со своим кораблем?
— Перейти в бухту Белого Волка и оттуда попытаться пойти на прорыв в нейтральный порт или навстречу адмиралу Рожественскому.
— Но вернет ли вам крепость орудия и команду?
— Могу заверить, что любой корабль, который будет назначен к прорыву, получит от крепости то и другое, — проговорил Рейс.
— Хотя мне особенно жаль расставаться с» севастопольцами «, которые прекрасно себя показали на батареях, но все же и я не буду возражать против возвращения матросов, а также некоторого числа орудий и необходимого к ним — комплекта снарядов, — добавил Белый.
— Итак, решено:» Севастополь» переводим в бухту
Белого Волка, — резюмировал Вирен. — Кто еще желает последовать примеру Николая Оттовича? — обернулся он к сидящим за столом командирам судов.
Желающих не нашлось.
— А что вы думаете делать с «Баяном»? — обратился Григорович к командиру крейсера Иванову.
— Вчера одиннадцатидюймовый снаряд попал в среднюю кочегарку, и «Баян» лишился возможности самостоятельно передвигаться…
— Но почему же вы раньше не ушли? — задал вопрос Эссен.
— Потому, почему и вы, Николай Оттович, — ответил
Иванов.
— Я собираюсь теперь выйти.
— А я лишен этой возможности, и мой «Баян» придется оставить в гавани.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189
— Ты помирать, что ль, собрался? — удивился Звонарев.
— Во всяком случае в плен не сдамся, — серьезно проговорил Борейко
Поручик подробно рассказал все перипетии борьбы за Высокую.
— Едва сегодня рассвело, как японцы начали пристреливаться к нашим судам в гавани. Приподнимись и полюбуйся на наших моряков. Им грозит затопление в артурской луже, а они и в ус не дуют, даже не пытаются выйти в море, — возмущался поручик.
Звонарев приподнялся на постели и увидел, как огромные фонтаны воды то и дело вздымались около броненосцев, стоявших у самого берега под горой Перепелкой. Особенно много падало снарядов рядом с броненосцем «Полтавой». Вдруг над его кормой взвился столб черного, а потом бурого дыма. Корабле окутался паром. Когда пар рассеялся, Звонарев увидел, что «Полтава» до верхней палубы погрузилась в воду и накренилась набок.
За «Полтавой»к концу дня был потоплен «Ретвизан». Объятый пламенем, он тоже сел на грунт, но у него даже батарейная палуба осталась над водой. Только сильный крен на левый борт мешал действиям артиллерии. Бомбардировка судов продолжалась до глубокой темноты.
Днем ненадолго зашел к Звонареву Белый. Он был сильно утомлен и нервничал.
— Моряки ведут себя преступно. Вместо обстрела вершины Высокой двенадцатидюймовыми орудиями они покорно ждут, когда настанет их черед затонуть в нашей луже, — теребил он свои длинные усы. — Никогда не ожидал, что адмиралы и командиры броненосцев окажутся такими растяпами.
— Наши-то крепостные батареи обстреливают Высокую? — справился Звонарев.
— Мы должны экономить снаряды. Я посылал Азарова к Вирену с просьбой обстрелять Высокую, но адмирал ранен, и вообще выяснить не удалось, кто сейчас командует эскадрой, — сердито говорил Белый.
В следующие три дня японцы продолжали так же методически расстреливать суда русской эскадры. Один за другим были потоплены броненосцы «Победа», «Пересвет», крейсер «Баян», «Паллада»и канонерка «Гиляк».
Стессель нервно ходил по своему кабинету. Его возмущала полная бездеятельность моряков при обстреле и затоплении судов в порту.
— Не сделать ни одного выстрела по Высокой, где расположены наблюдательные пункты осадных батарей! Не оказать ни малейшего сопротивления японцам! Это не только трусость, это прямая измена русскому делу, — кипятился генерал.
— Вызвал бы ты к себе, Анатолий Михайлович, самотопов и устроил им хорошую головомойку, — предложил Никитин. — Хотя я и обещал поставить Николе-угоднику рублевую свечку, когда утонет наша последняя калоша, но все-таки бесславно вести себя непозволительно даже морякам. Ведь на судах имеются еще нужные нам снаряды, продовольствие, уголь, медикаменты и много других необходимых вещей.
— Они заняты спасением собственных шкур, бегут с кораблей вместе с крысами, спасая личные вещи, а о крепости не думают. Я послал Вирену приглашение прибыть ко мне по делам службы и получил ответ, что у него, видите ли, ножка болит и поэтому он не может прийти. Григорович занят спасением гибнущих СУДОВ. Это на дачных-то местах…
— С ним, наверно, и эта потаскушка из «Варьете — Лолка, — вмешалась Вера Алексеевна. — Я уже приказала полиции схватить ее на улице и отправить в портомойную. Пусть там помозолит свои белые ручки.
Вошедший полковник Рейс подал Стесселю телефонограмму с приглашением на заседание адмиралов.
— Я, конечно, туда не поеду, а попрошу отправиться вас, Виктор Александрович, — решил генерал-адъютант.
— Пошли еще нашего сухопутного адмирала Белого, — предложил Никитин.
— Почему вы так отзываетесь о Василии Федоровиче? Он человек, достойный уважения, — вступилась генеральша.
— Душа у него самотопская, водки не пьет и с моряками дружит.
— Я тоже водку не употребляю, — заметил Стессель.
— Ты, дружок, сидишь под очаровательным башмачком матушки Веры Алексеевны, а то давно бы спился округа, вроде меня.
Вечером того же дня на даче у Григоровича собрались все флагманы и командиры судов первого ранга. Ожидали только представителей сухопутного командования. Появление Белого было встречено тепло. Адмирал поспешил ему навстречу, расточая комплименты. Зато Рейса моряки приняли сдержанно и сухо.
Началось обсуждение, что предпринять для спасения судов. Командиры броненосцев и крейсера в один голос говорили, что наиболее рационально — заголить корабли в гавани.
— После войны они легко могут быть подняты, — уверял собрание Вирен.
— Кем, русскими или японцами? — спросил Рейс.
— Падение Артура мы считаем невероятным. К нам идет эскадра Рожественского. Через месяц, самое большее полтора, она появится здесь. Тогда морская блокада будет прорвана и нам подвезут с моря продовольствие и боеприпасы, — ответил Григорович.
— Генерал-адъютант Стессель потому и прислал меня сюда, чтобы предупредить ваши превосходительства о необходимости учесть и факт возможности взятия крепости японцами, — ответил полковник.
— Хотя я и не разделяю опасений генерал-адъютанта, но все же считаю, что суда необходимо вывести на внешний рейд, а не ждать, когда их перетопят японцы. Помоему, бездействие наших кораблей является просто позорным, — пылко проговорил Эссен.
— Но вы-то сами, Николай Оттович, также не сделали ни одного выстрела по Высокой, — упрекнул Вирен.
— Я так замаскировал свой броненосец портовыми кранами и другими судами, что японцы меня не нашли. Открыв огонь, я немедленно бы обнаружил себя.
— Что же вы хотите делать со своим кораблем?
— Перейти в бухту Белого Волка и оттуда попытаться пойти на прорыв в нейтральный порт или навстречу адмиралу Рожественскому.
— Но вернет ли вам крепость орудия и команду?
— Могу заверить, что любой корабль, который будет назначен к прорыву, получит от крепости то и другое, — проговорил Рейс.
— Хотя мне особенно жаль расставаться с» севастопольцами «, которые прекрасно себя показали на батареях, но все же и я не буду возражать против возвращения матросов, а также некоторого числа орудий и необходимого к ним — комплекта снарядов, — добавил Белый.
— Итак, решено:» Севастополь» переводим в бухту
Белого Волка, — резюмировал Вирен. — Кто еще желает последовать примеру Николая Оттовича? — обернулся он к сидящим за столом командирам судов.
Желающих не нашлось.
— А что вы думаете делать с «Баяном»? — обратился Григорович к командиру крейсера Иванову.
— Вчера одиннадцатидюймовый снаряд попал в среднюю кочегарку, и «Баян» лишился возможности самостоятельно передвигаться…
— Но почему же вы раньше не ушли? — задал вопрос Эссен.
— Потому, почему и вы, Николай Оттович, — ответил
Иванов.
— Я собираюсь теперь выйти.
— А я лишен этой возможности, и мой «Баян» придется оставить в гавани.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189