— Наши аргонавты, очевидно, благополучно вернулись, — заметила Леля, — вот мы и узнаем все подробности морского боя.
Соловьем залетным юность пролетела,
Волной в непогоду радость прошумела, — неслось из окна.
Время золотое было да сокрылось,
Сила молодая с телом износилась, — подхватила подошедшая компания дружным хором.
Из окна выглянула Рива.
— Андрюша, к нам идут, — проговорила она, обернувшись в комнату.
Пение в комнате прекратилось, но на улице продолжалось с прежней силой:
Без любви, без счастья по миру скитаюсь,
Разойдусь с бедою, с горем повстречаюсь.
Особенно выделялись сильное сопрано Оли и мягкий, приглушенный бас Борейко.
Хозяева, вышедшие на крыльцо встречать гостей, зааплодировали.
— Живы и целы, значит, все в порядке, — проговорил поручик.
Девушки целовались, мужчины жали друг другу руки.
— Ну, рассказывай поскорей все, что с вами приключилось, — попросила Оля, когда все вошли в комнаты и уселись.
— Если бы вы знали, что я перечувствовала за все время боя! При каждом взрыве на «Севастополе»я была готова упасть в обморок от страха за Андрюшу. Нет, больше я в бою участвовать не хочу! — закончила Рива свое повествование. — Обрадовалась Артуру, как родной Одессе!
— Но почему же, собственно, эскадра вернулась обратно? — спросил Стах.
— По различным причинам, — ответил Акинфиев. — Во всем виноват Ухтомский. Он, вместо того чтобы с наступлением темноты собрать эскадру и попытаться еще раз идти во Владивосток, первый ринулся в Артур, а за ним и остальные.
— Но Эссен почему не попробовал прорваться с «Севастополем»? — заметил Звонарев.
— У нас стала правая машина, и мы потеряли ход. Идти дальше не могли. Как Эссен ни ругался, ничего поделать было нельзя.
— А «Ретвизан», «Полтава»и другие?
— На «Ретвизане» уже при выходе имелась пробоина в носу, а когда он бросился на японцев, то получил вторую пробоину в носовой части и принял через нее столько воды, что стал зарываться на ходу. Вполне естественно, что Шенснович заторопился в Артур. У «Полтавы» была разворочена корма и плохо действовал руль.
— В каком же состоянии был «Пересвет», что Ухтомский повернул в Артур? — продолжал допрашивать Стах.
— Злые языки говорят, что «Пересветом» командовал Бойсман, им самим командовал Ухтомский, а князем командовал целый триумвират женщин — его жена, Карцева и Непеннна. Есть японская пословица, что если на корабле несколько капитанов, то он наверняка не придет в порт по назначению. Так случилось и тут. «Пересвет»в бою не получил серьезных повреждений, так же как и «Победа»и «Паллада». Все они могли продолжать путь во Владивосток.
— Струсили, что ли? — спросила Оля.
— Cherchez la femme, Ольга Семеновна. На «Победе»и «Палладе», возможно, тоже были дамы. Они то и дело падали от страха в обморок. Зацаренный с Сарнавским вместо командования кораблями были заняты приведением их в чувство, — улыбнулся Акинфиев.
— Все зло всегда проистекает от женщин, — назидательно заметил Борейко. — Крепко намотай это себе на ус, Сережа, и берегись своей амазонки.
Женщины бурно запротестовали.
— Без нас вы, мужчины, никуда не годитесь, — сказала Рива. — Посмотрите на Стаха: человеком стал, как женился на Леле. Раньше ходил замурзанный и грязный; когда ел, когда не ел, а теперь все у него в порядке.
Разговор принял шутливый характер. Зажгли свет, закрыли окна и уселись за ужин.
— Что же вы, горе-мореплаватели, собираетесь теперь делать? — поинтересовался Борейко.
— Эссен думает, что Ухтомского отставят от командования. Тогда, быть может, наша эскадра еще раз попытает счастья в бою.
— А пока вас перепишут в морскую пехоту или в крепостную артиллерию, — заметил Борейко.
— Андрюшу уже назначили на Ляотешань командовать батареей, — сообщила Рива.
— Это только временно.
— До тех пор, пока ты не поправишься. Ляотешань сейчас самое тихое место в Артуре. Снаряды с сухого пути не долетают, с моря туда не стреляют. Спокойно, чистый воздух, — одним словом, настоящий санаторий, — проговорила Леля.
— Ты, Рива, с ним туда поедешь? — спросила Оля.
— Меня не пустят.
— Значит, на время вы превратитесь в соломенную вдовушку? — хитро подмигнул Борейко.
— Не подкатывайтесь к ней, все равно она на вас и смотреть не хочет, — горячо отозвалась Оля, вызвав общий смех.
— Наш милый Медведь, кажется, попал на веревочку, — мягко улыбнулась Рива.
— Едва ли найдется женщина, которая заинтересовалась бы мной, — вздохнул поручик, украдкой взглянув на Олю.
— Женщина не женщина, а некий комарик проявляет к тебе большой интерес! — засмеялся Стах.
— Смерть боюсь я их! Жалит куда хочет, а его не поймаешь.
— Ведите себя как следует, так никто вас жалить не будет, — заметила Леля. — Ну, нам пора домой, а то мой благоверный совсем устал, — погладила она по голове Стаха
Гости стали прощаться. Куинсан, которая все время вертелась в столовой, кокетливо послала им вдогонку воздушный поцелуй.
— Кому это ты? — спросила Рива.
— Сережа! — И, фыр, кму, в, убежала.
— Ай да Сергей Владимирович! Он, оказывается, без нас тут время даром не терял, — захохотал Акинфиев.
Звонарев сконфуженно пытался объяснить, в чем дело, но его никто не слушал.
— Не сносить тебе головы, если об этом проведает Варя, — предупреждал шутливо Борейко, еще более смущая прапорщика.
Проводив учительниц до Пушкинской школы, артиллеристы пошли к себе на Утес.
Как только Андрюша и Рива отправились на покой, Куинсан вышла из дому и быстро побежала на окраину города в небольшую полуразрушенную фанзу, где застала старого нищего. Она коротко передала ему подслушанные в столовой сведения о состоянии русских судов после боя двадцать восьмого июля, а также их намерения еще раз выйти в море. Выслушав ее, нищий поднес ей хризантему и попытался было обнять, но Куинсан со смехом увернулась и убежала.
На следующее утро Звонарев отправился к адмиралу Григоровичу за телефонным кабелем. Узнав, в чем дело, адмирал тут же написал приказание о выдаче требуемого материала.
Простившись с Григоровичем, прапорщик вернулся на Утес. Первое, что он услышал, подходя к своему крыльцу, был громкий голос Вари, доносившийся из открытого окна комнаты Гудимы.
— Одумайся! Вернись домой, — уговаривала она Шурку Назаренко.
Ответа Звонарев не расслышал.
Когда через четверть часа прапорщик вышел из своей комнаты, он застал в столрвой Шурку, рыдающую на плече Вари, и возмущенного Гудиму.
— Это совершенно вас не касается, мадемуазель. Раз навсегда попрошу вас не вмешиваться не в овое дело.
— Шура — моя подруга, и я считаю ваш поступок по отношению к ней мерзким! — отвечала Варя.
— Вы невоспитанная и грубая девчонка! Сегодня же напишу обо всем вашему отцу и попрошу, чтобы он запретил вам появляться на Утесе!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189