Верный Капитоныч с помощью денщика, как мог, привел блиндаж в порядок. Надеин развесил по стенам иконы и на столе тоже водрузил складень из трех икон.
В помещении было холодно, сильно дуло с пота, заливала вода при дожде, плохо горела печка. Но старик терпеливо переносил все эти неудобства. Капитоныч недовольно бурчал, но не покидал своего барина, хотя ничем не был с ним формально связан.
Для контуженного прапорщика стрелки устроили кровать из досок, наложенных на козлы. Бережно опустив Звонарева на постель, стрелки пожелали ему скорейшего выздоровления и удалились.
— Шлавные у наш шолдатики! Никогда швоего офицера в беде не оштавят, — прошамкал Надеин, наблюдая за этой сценой. Затем он подробно расспросил Звонарева обо всем случившемся на укреплении номер три и принял прапорщика под свое покровительство.
У прапорщика все время кружилась голова, и он никак не мог уследить за ходом разговора. Иногда сознание на несколько мгновений совсем покидало его. Во всем теле чувствовалась необычайная тяжесть, не хотелось ни двигаться, ни думать. Где-то в подсознании всплыл образ Вари Белой, и он не мог понять, бред это или действительность. Полное безразличие к окружающей обстановке казалось ему преддверием смерти, но мысль о ней не пугала его.
— Вы меня не слышите? Ответьте мне, миленький, хоть одно слово, — шепотом упрашивала Варя, наклонившись к самому уху прапорщика, сознание которого в этот миг несколько прояснилось.
— Слышу, милая Варюша, но я очень слаб, и мне трудно говорить.
— Я сейчас достану рикшу с носилками и лично отвезу вас в госпиталь.
— Я никуда не поеду, мне тяжело двигаться, и я хочу спать.
— Выпейте бульона. — Варя сунула ему в рот носик чайника, наполненного теплым бульоном. — Ведь вы уже три дни как следует не ели.
Выпив бульон, прапорщик почувствовал себя значительно лучше и тут только понял, как изголодался за последнее время. Глядя на озабоченное, осунувшееся личико Вари, он улыбнулся.
— Все-то вы обо мне думаете, а сами на что стали похожи. Один нос остался на лице. — И Звонарев нежно поцеловал руку девушке. Варя просияла, ласково погладила прапорщика по голове.
— Во всем виноваты вы! Сидели бы смирно на Залитерной, как раньше, и я бы не беспокоилась. На вас очень зла Вера Алексеевна за то, что вы в ироническом тоне рассказывали о ранении Стесселя.
— Откуда она это знает?
— У нее везде есть свои люди. Вчера она встретила меня на улице и заявила, что вы самый неблагодарный человек, какого ей пришлось встречать в жизни. Я ей ответила, что про вас насплетничали, а она назвала меня невоспитанной девчонкой, которая не умеет разговаривать со старшими. И это все происходит потому, что я дружу с учительницами и с вами.
— Надо думать, что последнее слово все же осталось за вами?
— Конечно. Я ей сказала: «Вполне понятно, что я бываю в обществе молодых людей, так как не успела еще состариться».
Звонарев захохотал, несмотря на острую боль в голове.
— Воображаю, какая при этом у нее была физиономия!
— А вот такая. — Варя разинула рот, вытаращила глаза и придала своему лицу растерянно-глупый вид.
Это было так смешно, что даже молчаливо сидевший на своей койке Надеин не мог удержаться от смеха.
Накормив и напоив прапорщика, Варя приказала ему немедленно заснуть.
— Я тихонько посижу рядом, пока вы не уснете, — объявила она и села у изголовья Звонарева.
Через минуту и Звонарев и Варя спали крепким сном.
Надеин с помощью Капитоныча осторожно уложил девушку на свою постель, затем, кряхтя, стал укладываться на полу, рядом с Капитонычем. Старики долго ворочались, кряхтели, шептали молитвы и наконец заснули.
Варя проснулась от холода уже на рассвете и сразу не могла вспомнить, где она и как сюда попала. Затем, соскочив с постели, она нагнулась к мерно дышавшему Звонареву и, быстро оглянувшись на спавших Надеина с Капитонычем, осторожно поцеловала прапорщика, после чего выскользнула из блиндажа, на ходу надевая пальто. Через минуту она уже скрылась в густом предрассветном тумане.
Через день Звонарев настолько поправился, что уже смог пройти до форта номер три. Артиллеристы и матросы встретили его, как выходца с того света.
— Нам сказали, что вас разорвало на куски на укреплении. Мы и не ждали вас видеть живым! — обступили они прапорщика. — Жалели вас, думали: зазря пропал наш Сергей Владимирович. Пошел на полчаса и сложил там свою буйную голову…
Прапорщик осмотрел почти законченную сооружением прожекторную установку.
— Этой ночью начнем светить, — уверял Братовский. — Будет теперь наш третий форт со светом. Япошка не сможет уже незаметно подбираться. Да и на третье укрепление дадим свет.
— Приготовьтесь к обстрелу, неприятель постарается тотчас же сбить прожектор, — предупредил Звонарев.
Возвращаясь в штаб, он увидел идущих впереди по шоссе Надеина и Капитоныча. Последний с трудом ковылял на своей деревяшке, опираясь на палку. Дорога обстреливалась редким шрапнельным огнем, но старики не обращали на это никакого внимания. Уже согнутый годами, но все еще высокий. Надеин неторопливо шагал впереди, то и дело оборачиваясь на своего спутника.
— Шовшем штар ты штал, Капитоныч, ноги тебя уже не ношят, — услышал голос генерала подошедший Звонарев.
— Нога-то у меня, Митрофан Александрович, осталась только одна, да и та на Малаховом кургане прострелена, а у вас все же две. Вестимо, мне за вами не угнаться.
В это время навстречу показался молоденький солдат-стрелок. Завидя генерала, он подтянулся и по-уставному, за четыре шага, четко стал во фронт.
— Здорово, молодчик! — ласково приветствовал его генерал.
— Здравия желаю вашему превосходительству! — заорал в ответ стрелок и затем уже обычным голосом добавил: — Разрешите приложиться к вашей иконе.
— Изволь, братец, — остановился Надеин.
Солдат снял папаху, несколько раз истово перекрестился и поцеловал висевший на груди генерала сверх пальто образ Спаса Нерукотворного. Надеин обнял его за шею и добродушно стал расспрашивать, какого срока службы, женат ли, есть ли дети.
Стрелок, позабыв официальный гон, ответил, что всего на службе первый год, дома оставил жену и двух ребят.
— Как твое имя-то? — справился генерал.
— Егор Николаев.
— Ну, штупай ш богом, раб божий Егор, вечером помолюшь, чтобы гошподь бог шохранил тебя целым и невредимым вернул твоей жене, — потрепал Надеин растроганного солдата по плечу и пошел дальше.
Все трое шли молча. Звонарев, почти не думавший последнее время о своих родных, вспомнил сестер и брата и невольно вздохнул.
— Хорошо вам, гошподин прапорщик, коль ваша невешта каждый день ваш навещает, — обернулся к нему генерал.
— Мадемуазель Белая всего лишь моя хорошая знакомая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189
В помещении было холодно, сильно дуло с пота, заливала вода при дожде, плохо горела печка. Но старик терпеливо переносил все эти неудобства. Капитоныч недовольно бурчал, но не покидал своего барина, хотя ничем не был с ним формально связан.
Для контуженного прапорщика стрелки устроили кровать из досок, наложенных на козлы. Бережно опустив Звонарева на постель, стрелки пожелали ему скорейшего выздоровления и удалились.
— Шлавные у наш шолдатики! Никогда швоего офицера в беде не оштавят, — прошамкал Надеин, наблюдая за этой сценой. Затем он подробно расспросил Звонарева обо всем случившемся на укреплении номер три и принял прапорщика под свое покровительство.
У прапорщика все время кружилась голова, и он никак не мог уследить за ходом разговора. Иногда сознание на несколько мгновений совсем покидало его. Во всем теле чувствовалась необычайная тяжесть, не хотелось ни двигаться, ни думать. Где-то в подсознании всплыл образ Вари Белой, и он не мог понять, бред это или действительность. Полное безразличие к окружающей обстановке казалось ему преддверием смерти, но мысль о ней не пугала его.
— Вы меня не слышите? Ответьте мне, миленький, хоть одно слово, — шепотом упрашивала Варя, наклонившись к самому уху прапорщика, сознание которого в этот миг несколько прояснилось.
— Слышу, милая Варюша, но я очень слаб, и мне трудно говорить.
— Я сейчас достану рикшу с носилками и лично отвезу вас в госпиталь.
— Я никуда не поеду, мне тяжело двигаться, и я хочу спать.
— Выпейте бульона. — Варя сунула ему в рот носик чайника, наполненного теплым бульоном. — Ведь вы уже три дни как следует не ели.
Выпив бульон, прапорщик почувствовал себя значительно лучше и тут только понял, как изголодался за последнее время. Глядя на озабоченное, осунувшееся личико Вари, он улыбнулся.
— Все-то вы обо мне думаете, а сами на что стали похожи. Один нос остался на лице. — И Звонарев нежно поцеловал руку девушке. Варя просияла, ласково погладила прапорщика по голове.
— Во всем виноваты вы! Сидели бы смирно на Залитерной, как раньше, и я бы не беспокоилась. На вас очень зла Вера Алексеевна за то, что вы в ироническом тоне рассказывали о ранении Стесселя.
— Откуда она это знает?
— У нее везде есть свои люди. Вчера она встретила меня на улице и заявила, что вы самый неблагодарный человек, какого ей пришлось встречать в жизни. Я ей ответила, что про вас насплетничали, а она назвала меня невоспитанной девчонкой, которая не умеет разговаривать со старшими. И это все происходит потому, что я дружу с учительницами и с вами.
— Надо думать, что последнее слово все же осталось за вами?
— Конечно. Я ей сказала: «Вполне понятно, что я бываю в обществе молодых людей, так как не успела еще состариться».
Звонарев захохотал, несмотря на острую боль в голове.
— Воображаю, какая при этом у нее была физиономия!
— А вот такая. — Варя разинула рот, вытаращила глаза и придала своему лицу растерянно-глупый вид.
Это было так смешно, что даже молчаливо сидевший на своей койке Надеин не мог удержаться от смеха.
Накормив и напоив прапорщика, Варя приказала ему немедленно заснуть.
— Я тихонько посижу рядом, пока вы не уснете, — объявила она и села у изголовья Звонарева.
Через минуту и Звонарев и Варя спали крепким сном.
Надеин с помощью Капитоныча осторожно уложил девушку на свою постель, затем, кряхтя, стал укладываться на полу, рядом с Капитонычем. Старики долго ворочались, кряхтели, шептали молитвы и наконец заснули.
Варя проснулась от холода уже на рассвете и сразу не могла вспомнить, где она и как сюда попала. Затем, соскочив с постели, она нагнулась к мерно дышавшему Звонареву и, быстро оглянувшись на спавших Надеина с Капитонычем, осторожно поцеловала прапорщика, после чего выскользнула из блиндажа, на ходу надевая пальто. Через минуту она уже скрылась в густом предрассветном тумане.
Через день Звонарев настолько поправился, что уже смог пройти до форта номер три. Артиллеристы и матросы встретили его, как выходца с того света.
— Нам сказали, что вас разорвало на куски на укреплении. Мы и не ждали вас видеть живым! — обступили они прапорщика. — Жалели вас, думали: зазря пропал наш Сергей Владимирович. Пошел на полчаса и сложил там свою буйную голову…
Прапорщик осмотрел почти законченную сооружением прожекторную установку.
— Этой ночью начнем светить, — уверял Братовский. — Будет теперь наш третий форт со светом. Япошка не сможет уже незаметно подбираться. Да и на третье укрепление дадим свет.
— Приготовьтесь к обстрелу, неприятель постарается тотчас же сбить прожектор, — предупредил Звонарев.
Возвращаясь в штаб, он увидел идущих впереди по шоссе Надеина и Капитоныча. Последний с трудом ковылял на своей деревяшке, опираясь на палку. Дорога обстреливалась редким шрапнельным огнем, но старики не обращали на это никакого внимания. Уже согнутый годами, но все еще высокий. Надеин неторопливо шагал впереди, то и дело оборачиваясь на своего спутника.
— Шовшем штар ты штал, Капитоныч, ноги тебя уже не ношят, — услышал голос генерала подошедший Звонарев.
— Нога-то у меня, Митрофан Александрович, осталась только одна, да и та на Малаховом кургане прострелена, а у вас все же две. Вестимо, мне за вами не угнаться.
В это время навстречу показался молоденький солдат-стрелок. Завидя генерала, он подтянулся и по-уставному, за четыре шага, четко стал во фронт.
— Здорово, молодчик! — ласково приветствовал его генерал.
— Здравия желаю вашему превосходительству! — заорал в ответ стрелок и затем уже обычным голосом добавил: — Разрешите приложиться к вашей иконе.
— Изволь, братец, — остановился Надеин.
Солдат снял папаху, несколько раз истово перекрестился и поцеловал висевший на груди генерала сверх пальто образ Спаса Нерукотворного. Надеин обнял его за шею и добродушно стал расспрашивать, какого срока службы, женат ли, есть ли дети.
Стрелок, позабыв официальный гон, ответил, что всего на службе первый год, дома оставил жену и двух ребят.
— Как твое имя-то? — справился генерал.
— Егор Николаев.
— Ну, штупай ш богом, раб божий Егор, вечером помолюшь, чтобы гошподь бог шохранил тебя целым и невредимым вернул твоей жене, — потрепал Надеин растроганного солдата по плечу и пошел дальше.
Все трое шли молча. Звонарев, почти не думавший последнее время о своих родных, вспомнил сестер и брата и невольно вздохнул.
— Хорошо вам, гошподин прапорщик, коль ваша невешта каждый день ваш навещает, — обернулся к нему генерал.
— Мадемуазель Белая всего лишь моя хорошая знакомая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189