— Итак, наш милейший друг Василий Васильевич, к великому сожалению, покинул бренный мир. Что же вы собираетесь теперь делать?
— Господин Тифонтай предусмотрел этот случай Управление всеми делами передается мне, но под мудрым контролем вашего превосходительства, — отвечал Шубин.
— Никогда не думал, чтобы он оказался столь дальновидным.
— Покойный капитан был неплохим советчиком.
— Постараюсь во всем следовать ему, за исключением оплаты моих, как вы выразились, мудрых советов. По своему генеральскому чину и положению я должен получать значительно больше, чем получал Сахаров
В цене скоро сошлись. Обсудив затем некоторые детали, оба собеседника поднялись с мест.
— Да, не думаете ли вы, милейший, что некий князь совершенно не нужен в Артуре?
— Мои мысли всегда совпадают с желаниями вашего превосходительства.
— Тем лучше, медлить не следует.
— Все будет сделано в кратчайший срок!
Шубин исчез, а на смену ему появился Рейс.
— Надо немедленно опечатать квартиру Сахарова, — с места начал Фок.
— Это уже сделано.
— …и назначить комиссию для приведения в ясность оставшихся дел и имущества. Общее руководство — за мной, но меня в нее официально не вводите.
Рейс едва успевал записывать распоряжения Фока.
— Сегодня же оформите у Стесселя этот приказ.
— Будет сделано, ваше превосходительство.
— Итак, мы теперь без всяких посторонних лиц связаны со штабом, но, конечно, не Куропаткина, — весело засмеялся Фок. — И можно действовать смелее. Вам поручается «мадам», благо вы еще мужчина в соку и вполне сохранили свой гвардейский вид, а я вплотную займусь моим старым, но, увы, безнадежно глупым другом, — весело шутил генерал, потирая от удовольствия руки.
— Кстати, следовало бы также чем-либо отметить память нашего незабвенного друга. Это бы и для нас было полезной ширмой. Надо подумать о сооружении ему памятника в Дальнем, — предложил Рейс.
— Нет, этого без разрешения японцев не сделаешь. Проще представить его к ордену, например — к Георгиевскому кресту.
— Но за что же?
— Хотя бы за то, что так хорошо сумел наладить связь с… японцами. Это ведь дело весьма рискованное. Подайте-ка эту мысль Вере Алексеевне!
Поздний звонок встревожил собравшуюся на покой Веру Алексеевну. Не желая беспокоить уже дремавшего в постели мужа, она сама вышла в приемную.
— Приношу тысячу извинений! Не будь самых срочных дел, никогда не посмел бы обеспокоить в столь поздний час, — расшаркался Рейс. — Сейчас получил известие о смерти в больнице Красного Креста капитана Сахарова.
— Василий Васильевич умер? — с ужасом воскликнула генеральша и от волнения опустилась на стул. — Какое несчастие! Неужели эти медики не могли его спасти? Два дня тому назад уверяли, что он вне опасности — и вдруг умер! Завтра же велю отслужить по нем панихиду. — И Вера Алексеевна по-настоящему всхлипнула.
— После Василия Васильевича осталось значительное имущество, различные документы, имеющие, быть может, большую государственную важность. Все это надо привести в ясность, необходимо принять сразу же экстренные меры. Я набросал тут проект приказа и хотел просить его превосходительство о подписи.
— Анатоль уже спит, завтра с утра я передам ему. Никак не могу примириться с мыслью, что бедного Василия Васильевича уже нет на свете, — печально вздохнула Вера Алексеевна. — Когда же всем этим ужасам придет конец?
— Когда это найдет нужным и возможным Анатолий Михайлович.
— Разве дело только в нем? А Фок, Смирнов, Белый, Кондратенко, адмиралы…
— Генерал Фок давно уже обдумывает этот вопрос. Вот с Кондратенко договориться труднее! Остальных не стоит и принимать в счет. В случае чего их можно и обезвредить.
— Роман Исидорович еще месяц тому назад поднимал вопрос о сдаче, но Анатоль отклонил его предложение, — проговорилась генеральша. — Только вы не выдавайте меня мужу, Виктор Александрович. Это секрет.
— Тем не менее Кондратенко проявляет самую кипучую деятельность по обороне Артура и, кроме того, очень популярен среди солдат и младших офицеров.
— Ну, тех-то никто спрашивать не станет, что делать. Прикажут — они сдадутся.
— А если нет?
Вера Алексеевна с удивлением и страхом посмотрела на своего собеседника.
— Быть этого не может, — полушепотом проговорила она.
— Я вполне уверен, что первым откажется повиноваться приказу о сдаче все тот же Кондратенко, и гарнизон его поддержит. Недавно я шутя спросил его, что он будет делать при известии о сдаче Артура. Он совершенно серьезно ответил, что арестует начальника, отдавшего такое приказание, и будет продолжать сражаться до последнего человека.
— Анатоль об этом знает?
— Я не доводил до сведения его превосходительства.
— Напрасно. Я сама расскажу ему обо всем. Спокойной ночи. — И генеральша удалилась.
— В чем там дело? — сонно справился Стессель у жены.
Вера Алексеевна передала свой разговор с Рейсом. К известию о смерти Сахарова генерал отнесся совершенно спокойно. Но награждать Сахарова все же не согласился.
— Одним жуликом в Артуре стало меньше, царство ему небесное, — пробормотал он зевая.
— Как ты можешь так говорить о покойнике? О них или не говорят, или говорят хорошо.
— В могиле все безукоризненно честны, Верунчик. А Рейс — хитрая лиса, себе на уме, вроде твоего Кондратенко. Два сапога пара. Крестов же за мошенничества пока не дают.
— Виктор Александрович всецело предан тебе и твоим интересам…
— Потому что сидеть в штабе гораздо спокойнее, чем командовать полком на позиции: больше шансов уцелеть.
— Когда ты думаешь кончить воевать, Анатоль? — спросила генеральша.
— Это вопрос сложный. Если Артур падет раньше времени, я за все буду отвечать. Выгонят меня со службы.
— У нас кое-что есть в Шанхайском банке.
— На три-четыре тысячи долго не проживешь.
— А золото, которое хранилось в Артуре?
— О нем, конечно, знают японцы и все отберут при капитуляции.
— Можно попробовать с ними договориться.
— Снявши голову, по волосам не плачут. Сдавши крепость, об условиях капитуляции не говорят.
— Тогда нужно начать переговоры заранее.
— О сдаче? — даже приподнялся на кровати генерал.
— Если Артуру суждено пасть, то надо хоть себя обеспечить в материальном отношении. Служишь ты почти сорок лет, а, в сущности, гол как сокол; нищ как церковная крыса.
— Это-то, конечно, верно, но твои планы очень опасны, — уже неуверенно проговорил Стессель.
— С точки зрения гуманности тоже не следует затягивать оборону, так как это поведет к лишним, напрасным жертвам. Ты подумай, сколько жен, матерей и детей будут за тебя молиться богу, если ты сохранишь их мужей, сыновей и отцов.
— Этот вопрос надо как следует обдумать, а за Кондратенко установить негласное наблюдение:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189