О положении эскадры, распоряжениях начальства?
— Говорили о своих делах, я в них мало разбираюсь.
— Кто из сухопутных офицеров бывал у вас?
— Поручик Борейко, прапорщик Звонарев… кажется, больше никого.
— Звонарев у вас не ночевал? — в упор спросил Вамензон, краем глаза поглядывая на Белого.
Варя, Рива и прапорщик одновременно вспыхнули.
— Ни разу!
— Это верно? — обернулся к Звонареву Костенко.
— Подтверждаю своим честным словом, — твердо ответил прапорщик, краснея еще пуще.
На все обращенные к Куинсан вопросы она односложно отвечала:
— Моя не знай.
Наконец перешли к допросу старика. Он встал и усиленно закланялся, бормоча что-то невнятное себе под нос. Костенко старался припомнить, где он видел это лицо.
Внимательно смотрел на старика и генерал Белый.
В руке он держал фотографию. На ней был изображен Танака в полной парадной форме военного консула.
— Не могу припомнить, где я пилел это лмио, — обратился к Белому Костенко.
— Сейчас мой садовник скажет дочери, что этот старик — старый генерал Танака. Я ему не поверил, а теперь и меня берет сомнение-вот фотография, — признался Белый.
Костенко, в свою очередь, стал разглядывать фотографию. Заметив это, арестованный отвернулся в сторону, как бы пряча лицо от падающих на него лучей солнца.
— Поверни-ка его мордой к свету, — приказал Костенко солдатам.
Те без церемонии повернули китайца. Костенко ясно увидел шрам на шее арестованного. Был этот шрам заметен и на фото.
На лице генерала появилось выражение величайшего изумления. Он даже привстал со стула и, пристально смотря на старика, заикаясь проговорил:
— Ва… ва… ваше превосходительство, неужели это вы?
Нищий сделал было непонимающее лицо.
— Он! Я тоже его узнала! — сорвалась с места Варя.
Старик мгновенно преобразился. Сразу выпрямившись, сн с приятнейшей улыбкой вежливо раскланялся с Костенко и Варей.
— Не буду отрицать, это я, — на чистейшем русском языке ответил он.
В комнате произошло движение. Белый вскочил со своего места и громко вскрикнул:
— Генерал Танака!
— Здравия желаю, ваше превосходительство, — приветствовал его японец.
Коявойные, разинув рты, следили за происходящим. Рива и Звонарев, позабыв о своих горестях, с изумлением смотрели на своего соселп по скамье подсудимых. Только Куинсан по-прежнему продолжала сидеть, безучастно смотря себе под ноги.
— Подать генералу кресло, — первым опомнился Костенко.
Двое жандармских унтер-офицеров со всех ног кинулись исполнять это распоряжение. Танака, поклонившись, уселся в него с чувством собственного достоинства.
— В подсудимом мною и генералом Белым опознан генерал-майор императорской японской армии барон Танака, бывший военный агент во Владивостоке. Прошу это занести в протокол, — торжественно заявил Костенко, когда общее волнение в зале несколько улеглось. — Вы подтверждаете это, ваше превосходительство? — обратился он к японцу.
— Вполне, ваше превосходительство. — И оба генерала церемонно раскланялись.
— Приступим в таком случае к продолжению судебного заседания.
— Не сочтете ли возможным, ваше превосходительство, сообщить суду, с какого времени вы, находитесь в Артуре? — задал вопрос Азаров.
— С начала военных действий.
— Чем вы изволили заниматься?
— Выполнял поручения его величества императора
Японии.
— В чем же они состояли?
— В оказании посильной помощи императорской японской армии.
— В какой форме она выразилась?
— К своему великому сожалению, я лишен возможное ги ответить на этот вопрос.
— Признаете ли вы в таком случае себя виновным в предъявленном вам обвинении?
— Конечно, нет! Я как солдат обязан выполнять беспрекословно любые приказания своего божественного императора.
На этом допрос окончился. После речи Азарова и Вениаминова суд удалился на совещание. Присутствующие в зале офицеры гурьбой столпились около подсудимых. Белый дружески поздоровался с Танакой.
— Ваша дочь, Василий Федорович, так выросла, что совсем стала невестой, — проговорил японец, кланяясь издали приветствовавшей его Варе. Затем внимание Вари вновь перешло к Звонареву. Пробравшись к нему, она шепотом сообщила о своих переговорах с Костенко и Азаровым.
Суд совещался недолго. Костенко предложил оправдать Звонарева за недоказанностью обвинения, а остальных приговорить к смертной казни через повешение.
— Звонарева бы следовало все же для острастки подержать на гауптвахте: вольнодумен и в бога не верит, — заикнулся было Вамензон.
— Не следует забывать, что он почти родственник
Белого. Генерал по личному почину явился даже на суд, чтобы дать показания в его пользу, — напомнил Костенко.
— Из уважения к мнению вашего превосходительства, а также к моему командиру, я не буду возражать против оправдания прапорщика, — поспешил согласиться Вамензон.
На этом и порешили.
— Встать, суд идет! — скомандовал дежурный комендант.
Костенко в сопровождении членов суда вошел в помещение. В зале сразу заволновались.
— «По указу его императорского величества, — начал читать председатель суда, — порт-артурский военный суд и так далее… признал прапорщика Звонарева невиновным и постановил из-под стражи освободить».
У Вари вырвался вздох облегчения, и она чуть не запрыгала на месте от радости, дальнейшее чтение она слушала в пол-уха.
— «Повесить… повесить… повесить», — закончил чтение генерал.
Рива ахнула и потеряла сознание. Звонарев едва успел ее подхватить. Произошло замешательство.
Куинсан же и Танака сохранили присутствие духа.
— Приговор может быть обжалован генералу Стесселю, которому принадлежит право конфирмации, — разъяснил Костенко осужденным. — Объявляю заседание суда закрытым.
— Поздравляю вас, Сергей Владимирович, с освобождением, — с чувством проговорил Белый.
— И я тоже, — подскочила Варя. — Вы, кажется, и не рады.
— Надо спасти Риву во что бы то ни стало! — вместо ответа проговорил прапорщик.
— У нее и без вас найдется досгаточно спасителей, — не удержалась Варя.
— Надеюсь, ваше превосходительство не в претензии на нас за несколько своеобразное проявление гостеприимства, — подошел Костенко к японцу.
— Ни в какой мере, ваше превосходительство! Незваный гость хуже татарина, по вашей русской пословице, а я как раз и принадлежу к числу таковых.
— Не имеете ли каких-либо пожеланий? Все возможное мною будет исполнено с величайшей радостью!
— Я тронут любезностью вашего превосходительства!
Единственно, о чем я осмеливаюсь просить, — это о разрешении мне принять ванну и переодеться. Нельзя ли приобрести хотя бы плохонький костюм? Иначе боюсь, что в моем рубище я всех перепугаю, когда попаду в царство теней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189