— Моему старику пришлось основательно раскошелиться, чтобы освободить меня, — крикнула она. — А здорово я отделала эту старую.
Мичман поспешил зажать рукой хорошенькие губки своей соседки.
— Скорей поправляйся, пупсик! — крикнула она Звонареву.
— Как она смеет так обращаться с тобой? — возмутилась Варя.
— Чтобы подзадорить тебя. Ты должна знать, что на таких особ, как Лолочка, не принято обижаться.
На Утесе Звонарев поместился в небольшой комнате. выходящей окнами в тыл батареи. Ему хорошо была видна казарма, превращенная в лазарет для выздоравливающих, кухня, электрическая станция, а в отдалении — кладбище, где хоронили утесовцев. Варя выпросила себе перевод на Утес и теперь работала вместе с сестрой под начальством доктора Зорина Орудия на батарее обслуживались моряками с броненосца «Пересвет» под начальством лейтенанта Любимова, но командиром Утеса состоял капитан Андреев Этими лицами и исчерпывалось общество Звонарева.
Варя поместилась в одной комнате со своей сестрой. Шура Назаренко, расставшись с Гудимой, вернулась к родителям Под вечер она пришла проведать Звонарева. Глядя на ее пополневшую фигуру, осторожные плавные движения, прапорщик догадался, что она ждет ребенка Заметив его пристальный взгляд, девушка густо покраснела. Чтобы не смущать ее, прапорщик заговорил о своих ранах, положении на фронте, о погоде. Шура мало-помалу осмелела
— Ушла я от Алексея Андреевича, — тихо промолвила она.
— И хорошо сделали. Помните, я вам как-то говорил: со временем все забудется, и вы найдете себе другого человека, по сердцу.
В тот же вечер Звонарев передал Варе свой разговор с Шурой.
— Надо будет устроить ее в Пушкинскую школу, — тотчас придумала Варя.
На следующее утро, сидя в кресле у окна, Звонарев увидел Шуру, идущую по двору. Девушка несла охапку дров. Ее полный живот особенно выпятился вперед.
Несколько солдат из слабосильной команды начали зубоскалить, глядя на нее. Один из них подбежал к ней и хлопнул по животу. Шура охнула, перегнулась и упала под тяжестью вязанки дров. Возмущенный Звонарев, забыв о своих ранах, бросился к окну, чтобы отогнать негодяя, но тут неожиданно появился Блохин. Одним ударом кулака он сбил хулигана с ног, затем бережно поднял плачущую девушку, взял дрова и донес их до фельдфебельской квартиры.
— Ты в холуях, что ли, ходишь у этой шкуры? — поднимаясь на ноги, проговорил солдат.
Рассвирепевший Блохин подскочил к нему и схватил за горло.
— Блохин, оставь его! — крикнул в окно Звонарев.
Но Блохин не слушал. У его жертвы уже вывалился язык и посинело лицо. Проходившие мимо двое матросов с трудом оттащили артиллериста.
— Ежели еще какая стерва будет обижать Шуру, задушу своими руками! — пригрозил Блохин.
Звонарев подозвал его.
— Здравствуй! Зачем пришел на Утес? — справился прапорщик.
— Здравия желаю! Поручик прислали за теплыми вещами, а то солдаты на батареях литеры Б и Залитерной обижаются на холода, — ответил он.
Блохин задержался на Утесе до следующего дня. Вечером он зашел к Звонареву.
— Садись, кури и рассказывай, как произошла сдача второго форта, — предложил ему прапорщик.
Солдат уселся около двери, но дымить махоркой постеснялся.
— Дух от нее тяжелый, и с непривычки голова заболит, — пояснил он.
Затем Блохин неторопливо, подбирая слова, сообщил о всех подробностях падения форта номер два.
— Плохо дело стало в Артуре. Как ни раскинут своими мозгами солдатики и матросы, а выходит, завелась у нас измена. Продать хотят крепость, а нас перевести, чтобы некому было обороняться, — закончил он свое повествование.
— Ну, уж и измена! Плохо продуманные приказания, незнание обстановки на местах, — вот это и приводи г к таким результатам, — возражал Звонарев.
— Если бы генералы да полковники были неученые, вроде нас, то их можно было б еще извинить, а раз солдат понимает, что так делать нельзя, то генералы и подавно должны понимать.
Разубедить Блохина прапорщику так и не удалось.
Пришла Варя и скромно уселась в сторонке, молча слушая их разговоры. Ее присутствие явно стесняло солдата, и он поспешил уйти.
— Блохин рассуждает правильно, — проговорила Варя, — когда солдат вышел.
— Что Горбатовский очень недалек, это мы знаем, но до измены тут еще далеко.
— Папа говорит, что сейчас глупость равноценна измене. По его мнению. Фок самый зловредный генерал в Артуре, затем Рейс. Стессель же делает все то, что ему скажет Вера Алексеевна.
Ночью Блохин вышел во двор. Неожиданно он заметил, как в приоткрытую дверь дровяного склада метнулась чья-то тень. Солдат насторожился, решив, что это кто-либо из матросов или слабосильной команды тайком отправился за дровами, в которых уже ощущался большой недостаток. Выждав несколько минут, Блохин потихоньку подошел к сараю и прислушался. До него донесся не то стон, не то плач, а затем слабый крик. Солдат широко распахнул двери и вскочил внутрь. Первое, на что он натолкнулся, было человеческое тело, раскачивающееся в темноте.
«Шурка! — мгновенно сообразил он и, приподняв, освободил девушку из петли.
Она не подавала признаков жизни. Блохин осторожно опустил ее на землю и начал делать искусственное дыхание, вспоминая, как его производил фельдшер Мельников. Но Шура не приходила в сознание. Солдату даже показалось, что она начинает холодеть. Испуганный этим, Блохин, подхватив девушку на руки, бросился к офицерскому флигелю и отчаянно застучал в окно Звонарева.
Прапорщик, разбуженный этим грохотом, сначала подумал, что начался общий штурм крепости.
— Вашбродь, Сергей Владимирович, помогите! — вдруг расслышал прапорщик и, схватив костыли, подошел к окну.
— Шурка повесилась до смерти! — крикнул Блохин.
Звонарев распахнул окно и тут только понял, в чем дело.
— Неси ее на крыльцо, я сейчас разбужу доктора и Варю.
Он начал стучать в стенку комнаты, где ночевали сестры Белые. Разбудить Варю было нетрудно. За время болезни Звонарева она привыкла прислушиваться к малейшему шуму в его комнате.
— Тебе плохо, Сереженька? — влетела она, полуодетая, в комнату:
Прапорщик рассказал ей о Шуре, и Варя опрометью бросилась на крыльцо. Через несколько минут девушку привели в сознание и затем перенесли в квартиру фельдфебеля. Варя до утра продежурила около постели подруги и затем сама отвезла ее в Пушкинскую школу. Блохин также отправился с ними.
— Смотри, Ликсандра, не моги больше об этом и думать, — сурово проговорил Блохин на прощанье, грозя девушке пальцем.
— Никогда не предполагала, чтобы такой грубиян, как Блохин, мог проявить столько теплого человеческого чувства, — вечером говорила Варя Звонареву.
— Сердце у него золотое.
Сведения о происходящем на фортах скудно доходили до Утеса, главным образом через Варю, которая чуть ли не каждый день бывала в городе или у себя дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189