Белый тотчас присоединился к нему. Расчувствовавшийся Никитин не замедлил со слезами облобызать прапорщика… Супругам Стессель ничего не оставалось, как, в свою очередь, поздравить Звонарева с боевым успехом. Вера Алексеевна все же не преминула заметить, что почтительность к старшим является неотъемлемой частью хорошего воспитания молодых людей,
За закусками последовал сытный и обильный ужин. Проголодавшийся Звонарев отдал должное кулинарному искусству Веры Алексеевны. Слегка отяжелев и опьянев от вина и сытной еды, он стал наблюдать за происходящим.
Шел оживленный разговор. Ничто не напоминало ни об осаде, ни о войне, голоде, цинге, тифе и десятках тысяч раненых, страдающих в госпиталях. Сквозь плотно закрытые двери едва доносились глухие удары орудийных выстрелов.
— Слыхал, Василий Федорович, как сегодня отличились твои друзья самотопы? — проговорил Стессель. — Оказывается, еще месяц тому назад Григорович получил сведения о предполагаемом на сегодня прибытии одного из пароходов с боевыми припасами и продовольствием, который должен был прорвать морскую блокаду. Он и появился у Голубиной бухты около полудня. Твои артиллеристы об этом ничего не знали и, когда пароход стал подавать сигналы, обстреляли его, решив, что он дает знаки японцам. Он отошел от берега, а тут к нему подлетел японский миноносец и увел с собой на виду у нас! Самотопы же появились лишь значительно позже. Так и пропали наши снаряды, а их там было несколько тысяч и сто тысяч пудов продовольствия.
— Арестуй немедленно, Анатолий Михайлович, всех адмиралов и перевешай как изменников, — вскочил с места Никитин. — Иначе я собственноручно их перестреляю.
— История столь невероятна, что заставляет меня сомневаться в ее правдивости, — отозвался Белый. — Моряки мне не рассказывали ничего подобного.
— Мы получили об этом подробное донесение от
Романовского, — подтвердил Рейс.
— Я запросил адмиралов, — продолжал Стессель. — Представьте — они имели наглость обвинить во всем артиллеристов! Пароход, мол, должен был прийти вечером, а днем его никто не ждал, и крепости давно пора усвоить морскую сигнализацию.
— Во всяком случае, они должны были заблаговременно предупредить хотя бы Василия Федоровича, если это уж так секретно, — вмешалась Вера Алексеевна. — Теперь ты, Анатоль, можешь потребовать, чтобы они поделились с крепостью своими запасами.
— Добром они этого не сделают, а применить силу — значит, начать в Артуре междоусобную войну, — ответил Стессель.
— Да, так или иначе, прозевали снаряды и продовольствие, которые помогли бы нам продержаться, по крайней мере, лишний месяц, если не больше, — грустно проговорил Кондратенко.
— Тем лучше! Расстреляем все снаряды, кончится продовольствие, а с ним кончится для Артура и война, — живо проговорила генеральша.
— Ваши запасы, Вера Алексеевна, судя по сегодняшнему лукулловскому пиршеству, еще так обильны, что их хватит надолго, — заметил с улыбкой Кондратенко. — Вы уже отменили, Анатолий Михайлович, распоряжение Субботина о совместном размещении инфекционных больных и раненых? — обернулся он к Стесселю.
— Решил сначала поговорить с Балашовым. Фок уверяет, что это совершенно безопасно и только лодыриврачи не хотят возиться с больными.
— Подобное рассуждение граничит с преступлением. Надо в кратчайший срок исправить эту ошибку Субботина, — настаивал Кондратенко.
— Еще вопрос, ошибка ли это? Раз Фок настаивает, значит, здесь дело похуже, чем простая ошибка, — неожиданно отозвался Никитин, успевший основательно нагрузиться коньяком и водкой.
— Выпил ты лишнее, Владимир Николаевич, потому и несешь такие нелепости! — резко остановил Стессель своего приятеля.
— Ну, пора, — встал Белый, — а то уже час не ранний.
Все стали прощаться. Кондратенко и Науменко пешком отправились к себе. Звонарев предложил заехать за Варей в Сводный госпиталь.
— Быть может, она свободна и пешком отправиться домой в такую вьюгу и темень побоится.
Генерал немного поворчал, но потом все же согласился. Варя оказалась занятой в операционной и появилась лишь через несколько минут. Увидев отца, она торжественно заявила, что сейчас ассистировала при тяжелой операции.
— И оперированный, конечно, умер на столе? — улыбнулся ее восторгу Звонарев.
В ответ Варя обдала его леденящим взглядом и попросила не вмешиваться в ее разговор с отцом.
— Не дури, Варвара! Прежде всего поздоровайся с Сергеем Владимировичем, — остановил ее Белый.
— Извините меня, пожалуйста, Сергей Владимирович. — И девушка карикатурно низко присела, одновременно презрительно глядя на прапорщика.
— Не можешь без глупостей? — окончательно рассвирепел Белый. — Одевайся, поедешь со мной домой.
— Но, папа, я занята! У меня еще одна операция.
— Что ты за знаменитый хирург?! И без тебя обойдутся, марш за пальто!
Варя вспыхнула, но возражать не посмела. Когда размещались в экипаже, генерал заставил Варю, несмотря на ее протесты, сесть между собой и Звонаревым. Всю дорогу она старалась возможно меньше прикасаться к прапорщику, но, как назло, экипаж то и дело попадал в ухабы, и Варе волей-неволей приходилось чуть ли не ежесекундно опираться на молодого человека.
Пользуясь тем, что верх был поднят и в фаэтоне было довольно темно, Звонарев несколько раз осмеливался осторожно прикоснуться губами то к розовому ушку, то к затылку, а то и к раскрасневшейся от мороза щеке девушки. Всякий раз при этом Варя резко отклонялась в сторону и наконец, не выдержав, с отчаянием в голосе пожаловалась отцу.
— Папочка, скажи ему, чтобы он не смел прикасаться ко мне.
— Не подставляй ему свою физиономию, тогда никто такую злючку, как ты, и целовать не станет, — равнодушно ответил Белый и еще сильнее уткнул лицо в меховой воротник своей шинели.
Не успел экипаж остановиться около крыльца квартиры Белого, как Варя, вся трепеща от гнева, первая выскочила из него и ринулась в дом. Звонарев помог выйти генералу и вместе с ним появился в передней.
Хотя было около полуночи, но Мария Фоминична с чаем поджидала мужа. Чтобы не обидеть ее, Звонарев и Белый выпили по стакану, в то время как Варя жадно набросилась на еду.
— Можно подумать, что вас в госпитале совсем не кормят, — заметила ей мать.
— Я сегодня не обедала, мамочка, все была занята на операциях. Я ведь теперь операционная сестра и должна все время находиться гам.
— Надеюсь, что тебе-то оперировать не разрешают? — с беспокойством спросила Мария Фоминична.
— Так и позволят ей оперировать, такой вертлявой девчонке! — перебил жену Белый. — Сейчас она жаловалась мне на Сергея Владимировича…
— Папка, не смей говорить при нем! Я сама потом все расскажу маме, — даже привскочила со стула от волнения девушка, густо покраснев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189
За закусками последовал сытный и обильный ужин. Проголодавшийся Звонарев отдал должное кулинарному искусству Веры Алексеевны. Слегка отяжелев и опьянев от вина и сытной еды, он стал наблюдать за происходящим.
Шел оживленный разговор. Ничто не напоминало ни об осаде, ни о войне, голоде, цинге, тифе и десятках тысяч раненых, страдающих в госпиталях. Сквозь плотно закрытые двери едва доносились глухие удары орудийных выстрелов.
— Слыхал, Василий Федорович, как сегодня отличились твои друзья самотопы? — проговорил Стессель. — Оказывается, еще месяц тому назад Григорович получил сведения о предполагаемом на сегодня прибытии одного из пароходов с боевыми припасами и продовольствием, который должен был прорвать морскую блокаду. Он и появился у Голубиной бухты около полудня. Твои артиллеристы об этом ничего не знали и, когда пароход стал подавать сигналы, обстреляли его, решив, что он дает знаки японцам. Он отошел от берега, а тут к нему подлетел японский миноносец и увел с собой на виду у нас! Самотопы же появились лишь значительно позже. Так и пропали наши снаряды, а их там было несколько тысяч и сто тысяч пудов продовольствия.
— Арестуй немедленно, Анатолий Михайлович, всех адмиралов и перевешай как изменников, — вскочил с места Никитин. — Иначе я собственноручно их перестреляю.
— История столь невероятна, что заставляет меня сомневаться в ее правдивости, — отозвался Белый. — Моряки мне не рассказывали ничего подобного.
— Мы получили об этом подробное донесение от
Романовского, — подтвердил Рейс.
— Я запросил адмиралов, — продолжал Стессель. — Представьте — они имели наглость обвинить во всем артиллеристов! Пароход, мол, должен был прийти вечером, а днем его никто не ждал, и крепости давно пора усвоить морскую сигнализацию.
— Во всяком случае, они должны были заблаговременно предупредить хотя бы Василия Федоровича, если это уж так секретно, — вмешалась Вера Алексеевна. — Теперь ты, Анатоль, можешь потребовать, чтобы они поделились с крепостью своими запасами.
— Добром они этого не сделают, а применить силу — значит, начать в Артуре междоусобную войну, — ответил Стессель.
— Да, так или иначе, прозевали снаряды и продовольствие, которые помогли бы нам продержаться, по крайней мере, лишний месяц, если не больше, — грустно проговорил Кондратенко.
— Тем лучше! Расстреляем все снаряды, кончится продовольствие, а с ним кончится для Артура и война, — живо проговорила генеральша.
— Ваши запасы, Вера Алексеевна, судя по сегодняшнему лукулловскому пиршеству, еще так обильны, что их хватит надолго, — заметил с улыбкой Кондратенко. — Вы уже отменили, Анатолий Михайлович, распоряжение Субботина о совместном размещении инфекционных больных и раненых? — обернулся он к Стесселю.
— Решил сначала поговорить с Балашовым. Фок уверяет, что это совершенно безопасно и только лодыриврачи не хотят возиться с больными.
— Подобное рассуждение граничит с преступлением. Надо в кратчайший срок исправить эту ошибку Субботина, — настаивал Кондратенко.
— Еще вопрос, ошибка ли это? Раз Фок настаивает, значит, здесь дело похуже, чем простая ошибка, — неожиданно отозвался Никитин, успевший основательно нагрузиться коньяком и водкой.
— Выпил ты лишнее, Владимир Николаевич, потому и несешь такие нелепости! — резко остановил Стессель своего приятеля.
— Ну, пора, — встал Белый, — а то уже час не ранний.
Все стали прощаться. Кондратенко и Науменко пешком отправились к себе. Звонарев предложил заехать за Варей в Сводный госпиталь.
— Быть может, она свободна и пешком отправиться домой в такую вьюгу и темень побоится.
Генерал немного поворчал, но потом все же согласился. Варя оказалась занятой в операционной и появилась лишь через несколько минут. Увидев отца, она торжественно заявила, что сейчас ассистировала при тяжелой операции.
— И оперированный, конечно, умер на столе? — улыбнулся ее восторгу Звонарев.
В ответ Варя обдала его леденящим взглядом и попросила не вмешиваться в ее разговор с отцом.
— Не дури, Варвара! Прежде всего поздоровайся с Сергеем Владимировичем, — остановил ее Белый.
— Извините меня, пожалуйста, Сергей Владимирович. — И девушка карикатурно низко присела, одновременно презрительно глядя на прапорщика.
— Не можешь без глупостей? — окончательно рассвирепел Белый. — Одевайся, поедешь со мной домой.
— Но, папа, я занята! У меня еще одна операция.
— Что ты за знаменитый хирург?! И без тебя обойдутся, марш за пальто!
Варя вспыхнула, но возражать не посмела. Когда размещались в экипаже, генерал заставил Варю, несмотря на ее протесты, сесть между собой и Звонаревым. Всю дорогу она старалась возможно меньше прикасаться к прапорщику, но, как назло, экипаж то и дело попадал в ухабы, и Варе волей-неволей приходилось чуть ли не ежесекундно опираться на молодого человека.
Пользуясь тем, что верх был поднят и в фаэтоне было довольно темно, Звонарев несколько раз осмеливался осторожно прикоснуться губами то к розовому ушку, то к затылку, а то и к раскрасневшейся от мороза щеке девушки. Всякий раз при этом Варя резко отклонялась в сторону и наконец, не выдержав, с отчаянием в голосе пожаловалась отцу.
— Папочка, скажи ему, чтобы он не смел прикасаться ко мне.
— Не подставляй ему свою физиономию, тогда никто такую злючку, как ты, и целовать не станет, — равнодушно ответил Белый и еще сильнее уткнул лицо в меховой воротник своей шинели.
Не успел экипаж остановиться около крыльца квартиры Белого, как Варя, вся трепеща от гнева, первая выскочила из него и ринулась в дом. Звонарев помог выйти генералу и вместе с ним появился в передней.
Хотя было около полуночи, но Мария Фоминична с чаем поджидала мужа. Чтобы не обидеть ее, Звонарев и Белый выпили по стакану, в то время как Варя жадно набросилась на еду.
— Можно подумать, что вас в госпитале совсем не кормят, — заметила ей мать.
— Я сегодня не обедала, мамочка, все была занята на операциях. Я ведь теперь операционная сестра и должна все время находиться гам.
— Надеюсь, что тебе-то оперировать не разрешают? — с беспокойством спросила Мария Фоминична.
— Так и позволят ей оперировать, такой вертлявой девчонке! — перебил жену Белый. — Сейчас она жаловалась мне на Сергея Владимировича…
— Папка, не смей говорить при нем! Я сама потом все расскажу маме, — даже привскочила со стула от волнения девушка, густо покраснев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189