Звонарев задержался около экипажа, передавая денщикам привезенную провизию. Когда он появился в столовой, где собрались все офицеры. Белый уже рассказывал новости, слышанные от Григоровича. Известие об отозвании Алексеева вызвало общий вздох облегчения.
— Наконец-то армией будет командовать сведущий человек, а не моряк, — проговорил Семенов. — Теперь надо думать, Куропатки» перейдет к решительным действиям для освобождения Артура от блокады.
— Как бы не было обратного, то есть Куропаткин решит, что раз артурская эскадра перестала быть боеспособной, то нечего заботиться и об Артуре. Пусть, мол, выкручиваются сами, как хотят. Так, по крайней мере, думают моряки, — пояснил Белый.
— Им-то, конечно, замена Алексеева Куропаткиным не по вкусу. Куропаткин с ними церемониться не станет. Прикажет немедленно всем боеспособным кораблям уйти из Артура навстречу Рожественскому, — убежденно проговорил Семенов.
— Это сильно ослабит оборону крепости. Правильнее было бы отправить из Артура крейсера «Баян»и «Палладу»с несколькими миноносцами навстречу второй эскадре. Они поторопили бы Рожественского с приходом, а при приближении эскадры ей на помощь выйдут пять броненосцев, — проговорил Кондратенко.
— Если только они сохранят к тому времени свою боеспособность, — усомнился Рашевский.
На несколько минут разговор принял общий характер.
Присутствующие высказывали самые разнообразные предположения о дальнейшей судьбе Артура в связи с уходом наместника.
— Господа, мы отвлеклись от основной темы нашей сегодняшней беседы, — постучал карандашом по столу Кондратенко. — Кто нам расскажет о положении на Восточном фронте? Сергей Александрович, не вы? — обернулся он к Рашевскому.
— Евгений Нмколаевич больше меня в курсе тамошних дел, — кивнул головой Рашевский в сторону Науменко.
— С большим удовольствием, — не замедлил согласиться неизменный начальник штаба Кондратенко и начал развертывать лежащие перед ним бумаги.
— Господа, прошу внимания, Евгений Николаевич начинает свое сообщение, — повысил голос Роман Исидорович.
Разговоры смолкли, все приготовились слушать.
— На крайнем правом фланге от моря до батареи литеры Б японцы по-прежнему находятся в версте от линий наших укреплений и держатся совершенно пассивно, ограничиваясь, лишь редкой ружейной и артиллерийской перестрелкой. В сущности, с самого начала осады этот участок был, самым спокойным на сухопутном фронте.
— Недаром Стессель часто бывает в этом районе, — проговорил вполголоса Рашевский, что-то рисуя карандашом на бумаге.
Кое-кто засмеялся. Кондратенко неодобрительно покачал головой.
— Замечательно то, — продолжал Науменко, — что японский флот, полностью господствуя в море, все же не решается обстреливать фланг и тыл нашего Восточного фронта. Его орудия свободно могли бы держать под огнем все наши позиции до форта номер два, что поставило бы нас в очень тяжелое положение. Это объясняется блестящими действиями береговых батарей под искусным управлением его превосходительства. — И Науменко поклонился Белому.
Все дружно зааплодировали.
— Мы это знаем и очень ценим, — пожал Кондратенко руку Белому.
— Тут заслуга не моя, так как я целиком занят действиями на сухом — пути, а моих офицеров и солдат, — отнекивался генерал, смущенно покручивая свои пышные усы.
— У батареи литеры Б, после удачно спущенной Сергеем Владимировичем мины, японцы не проявляют активности. Что-то, роют и ограничиваются ружейной стрельбой и метанием бомбочек. Дальше, до форта номер два, они возводят новую параллель в трехстах шагах от Китайской стенки. На форту номер два укрепляются во рву, ведут минные галереи под бруствер. Им необходимо энергично противодействовать. Лейтенант Гурский болен, и это придется поручить прапорщику Звонареву.
Звонарев вздохнул и только покачал головой, не смея протестовать вслух.
— На форту номер три положение еще тяжелее, чем на втором. Японцы чуть ли не ежедневно производят местные атаки, пытаясь ворваться внутрь форта, но пока безуспешно. Комендант, штабс-капитан Булганов, держится молодцом. На укреплении номер три японцы, после того как сотни их сожгли живьем во рву, временно отошли в ближайшие свои траншеи. Вот и все о нашем участке, — закончил Науменко.
— Чем вы нас порадуете, Владимир Григорьевич? — обернулся к Семенову Кондратенко.
— У меня дело обстоит более благополучно. У Курганной батареи японцы сидят в трехстах шагах, у Краматорной — еще дальше. На Казачьем плацу до них сто шагов, но активности и здесь они не проявляют. У Зубчатой и Стрелковой батарей и форта номер четыре редкая перестрелка и поиски разведчиков. На Западном фронте по-прежнему решающим участком является гора Высокая. Пока она наша, держатся и горы Плоская, Фальшивая и Дивизионная. За два месяца противник соорудил две параллели и подошел на четыреста шагов к вершине. Это, конечно, не беда, но японская артиллерия день и ночь долбит по Высокой и не дает ее как следует укрепить. Стрелки сидят в полуразрушенных, наскоро подправленных окопах. На прочих участках положение прочное. Но если мы не удержим Высокой — придется отойти прямо на сопки над Новым городом и на Ляотешань. Пока же вся дорога до Голубиной бухты в наших руках. Отряд Романовского удерживает данную ему линию обороны. Высокую надо отстаивать до последней возможности. Она — стратегический ключ всей крепости, и с ее падением эскадра будет расстреляна в несколько дней.
— Счастливая мысль поручить ее оборону матросам — это наша артурская гвардия. Прекрасные вояки, золотой народ, развитой, инициативный, не чета нашим стрелкам. Те сильны своим упорством, а моряки — смекалкой, — заметил Рашевский.
— Итак, самое тяжелое положение у нас на Восточном фронте. Туда надо и обратить наше главное внимание. На Западном — упорно удерживать Высокую, а Владимиру Григорьевичу, по мере своих сил и возможностей, помогать соседям, — резюмировал доклады Кондратенко. — Как дело обстоит со снарядами, Василий Федорович?
— Хватит на отбитие двух штурмов. К орудиям мелких калибров снарядов имеется в избытке, зато к крупным — острый недостаток. Живем подачками моряков да сами отливаем по шестьдесят штук в день шестидюймовых чугунных снарядов, — сообщил Белый.
— А как с продовольствием? — поинтересовался Ирман.
— Крепостной интендант уверяет, что муки, сухарей, круп, чаю хватит еще на два месяца, а мяса, кроме конины, уже не осталось. Решено давать ее два раза в неделю по полфунта, а остальные дни постные: чумиза на обед и ужин. Вообще продержимся до середины февраля, — ответил Науменко.
— Вот с госпиталями у нас дело обстоит совсем не благополучно, — проговорил Кондратенко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189
— Наконец-то армией будет командовать сведущий человек, а не моряк, — проговорил Семенов. — Теперь надо думать, Куропатки» перейдет к решительным действиям для освобождения Артура от блокады.
— Как бы не было обратного, то есть Куропаткин решит, что раз артурская эскадра перестала быть боеспособной, то нечего заботиться и об Артуре. Пусть, мол, выкручиваются сами, как хотят. Так, по крайней мере, думают моряки, — пояснил Белый.
— Им-то, конечно, замена Алексеева Куропаткиным не по вкусу. Куропаткин с ними церемониться не станет. Прикажет немедленно всем боеспособным кораблям уйти из Артура навстречу Рожественскому, — убежденно проговорил Семенов.
— Это сильно ослабит оборону крепости. Правильнее было бы отправить из Артура крейсера «Баян»и «Палладу»с несколькими миноносцами навстречу второй эскадре. Они поторопили бы Рожественского с приходом, а при приближении эскадры ей на помощь выйдут пять броненосцев, — проговорил Кондратенко.
— Если только они сохранят к тому времени свою боеспособность, — усомнился Рашевский.
На несколько минут разговор принял общий характер.
Присутствующие высказывали самые разнообразные предположения о дальнейшей судьбе Артура в связи с уходом наместника.
— Господа, мы отвлеклись от основной темы нашей сегодняшней беседы, — постучал карандашом по столу Кондратенко. — Кто нам расскажет о положении на Восточном фронте? Сергей Александрович, не вы? — обернулся он к Рашевскому.
— Евгений Нмколаевич больше меня в курсе тамошних дел, — кивнул головой Рашевский в сторону Науменко.
— С большим удовольствием, — не замедлил согласиться неизменный начальник штаба Кондратенко и начал развертывать лежащие перед ним бумаги.
— Господа, прошу внимания, Евгений Николаевич начинает свое сообщение, — повысил голос Роман Исидорович.
Разговоры смолкли, все приготовились слушать.
— На крайнем правом фланге от моря до батареи литеры Б японцы по-прежнему находятся в версте от линий наших укреплений и держатся совершенно пассивно, ограничиваясь, лишь редкой ружейной и артиллерийской перестрелкой. В сущности, с самого начала осады этот участок был, самым спокойным на сухопутном фронте.
— Недаром Стессель часто бывает в этом районе, — проговорил вполголоса Рашевский, что-то рисуя карандашом на бумаге.
Кое-кто засмеялся. Кондратенко неодобрительно покачал головой.
— Замечательно то, — продолжал Науменко, — что японский флот, полностью господствуя в море, все же не решается обстреливать фланг и тыл нашего Восточного фронта. Его орудия свободно могли бы держать под огнем все наши позиции до форта номер два, что поставило бы нас в очень тяжелое положение. Это объясняется блестящими действиями береговых батарей под искусным управлением его превосходительства. — И Науменко поклонился Белому.
Все дружно зааплодировали.
— Мы это знаем и очень ценим, — пожал Кондратенко руку Белому.
— Тут заслуга не моя, так как я целиком занят действиями на сухом — пути, а моих офицеров и солдат, — отнекивался генерал, смущенно покручивая свои пышные усы.
— У батареи литеры Б, после удачно спущенной Сергеем Владимировичем мины, японцы не проявляют активности. Что-то, роют и ограничиваются ружейной стрельбой и метанием бомбочек. Дальше, до форта номер два, они возводят новую параллель в трехстах шагах от Китайской стенки. На форту номер два укрепляются во рву, ведут минные галереи под бруствер. Им необходимо энергично противодействовать. Лейтенант Гурский болен, и это придется поручить прапорщику Звонареву.
Звонарев вздохнул и только покачал головой, не смея протестовать вслух.
— На форту номер три положение еще тяжелее, чем на втором. Японцы чуть ли не ежедневно производят местные атаки, пытаясь ворваться внутрь форта, но пока безуспешно. Комендант, штабс-капитан Булганов, держится молодцом. На укреплении номер три японцы, после того как сотни их сожгли живьем во рву, временно отошли в ближайшие свои траншеи. Вот и все о нашем участке, — закончил Науменко.
— Чем вы нас порадуете, Владимир Григорьевич? — обернулся к Семенову Кондратенко.
— У меня дело обстоит более благополучно. У Курганной батареи японцы сидят в трехстах шагах, у Краматорной — еще дальше. На Казачьем плацу до них сто шагов, но активности и здесь они не проявляют. У Зубчатой и Стрелковой батарей и форта номер четыре редкая перестрелка и поиски разведчиков. На Западном фронте по-прежнему решающим участком является гора Высокая. Пока она наша, держатся и горы Плоская, Фальшивая и Дивизионная. За два месяца противник соорудил две параллели и подошел на четыреста шагов к вершине. Это, конечно, не беда, но японская артиллерия день и ночь долбит по Высокой и не дает ее как следует укрепить. Стрелки сидят в полуразрушенных, наскоро подправленных окопах. На прочих участках положение прочное. Но если мы не удержим Высокой — придется отойти прямо на сопки над Новым городом и на Ляотешань. Пока же вся дорога до Голубиной бухты в наших руках. Отряд Романовского удерживает данную ему линию обороны. Высокую надо отстаивать до последней возможности. Она — стратегический ключ всей крепости, и с ее падением эскадра будет расстреляна в несколько дней.
— Счастливая мысль поручить ее оборону матросам — это наша артурская гвардия. Прекрасные вояки, золотой народ, развитой, инициативный, не чета нашим стрелкам. Те сильны своим упорством, а моряки — смекалкой, — заметил Рашевский.
— Итак, самое тяжелое положение у нас на Восточном фронте. Туда надо и обратить наше главное внимание. На Западном — упорно удерживать Высокую, а Владимиру Григорьевичу, по мере своих сил и возможностей, помогать соседям, — резюмировал доклады Кондратенко. — Как дело обстоит со снарядами, Василий Федорович?
— Хватит на отбитие двух штурмов. К орудиям мелких калибров снарядов имеется в избытке, зато к крупным — острый недостаток. Живем подачками моряков да сами отливаем по шестьдесят штук в день шестидюймовых чугунных снарядов, — сообщил Белый.
— А как с продовольствием? — поинтересовался Ирман.
— Крепостной интендант уверяет, что муки, сухарей, круп, чаю хватит еще на два месяца, а мяса, кроме конины, уже не осталось. Решено давать ее два раза в неделю по полфунта, а остальные дни постные: чумиза на обед и ужин. Вообще продержимся до середины февраля, — ответил Науменко.
— Вот с госпиталями у нас дело обстоит совсем не благополучно, — проговорил Кондратенко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189