— Надо поднять матросов в атаку, — сказал Сойманов, обернувшись к Борейко, который прилег за скалу и оттуда всматривался в окружающую темноту.
Прожектор потух, и были видны лишь вспышки ружейных выстрелов.
— Перед нами как будто никого нет. Зато слева сосредоточены большие силы японцев. Придется переменить направление атаки. Постараемся выйти во фланг левому редуту, — поделился поручик своими соображениями с лейтенантом.
— Не знаю, много ли уцелело из моей роты. В темноте черные бушлаты матросов совершенно не видны. Гаврилов, Тяпин, сюда! — крикнул Сойманов. — Какие у нас потери?
— Не видать, чтобы много было. Японец-то на дурницу стреляет, больше для устрашения. Только случайные пули попадают в людей, — доложили матросы.
Сойманов сообщил им план дальнейшего наступления:
— Доберешься до седловинки, а оттуда выйдешь в тыл японцам.
— Писаря-то, что пошли левее нас, вовсе отстали на половине горы. Как только поднялась стрельба, они спужались, попадали на землю и дальше ни шагу. Известное дело, нестроевщина, пороху не нюхали.
Но в этот момент справа вспыхнуло дружное «ура»и послышался топот быстро бегущих людей.
— Ишь ты, как писаря расхрабрились, — заметил Гаврилов.
— За мной, вперед, ура! — вскочил Сойманов.
Матросы подхватили этот крик и ринулись за своим командиром. Но не пробежал лейтенант и десятка шагов, как громко вскрикнул и присел.
— Боря, я ранен. Прими командование, — с трудом проговорил он.
Поручик остановился и подошел к другу.
— Куда попало?
— В правую ногу выше колена, не могу ни идти, ни стоять.
Остановив двух матросов, Борейко приказал им отнести лейтенанта на перевязочный пункт, а сам бросился вперед.
Японцы успели подтянуть резервы. На вершине горы в темноте завязался штыковой бой. Писаря и ездовыеартиллеристы, плохо обученные владению штыком, были смяты и начали отходить вниз по горе. Моряки оказались окруженными. Поняв это, Борейко с криком ринулся на японцев. Он действовал винтовкой, как дубиной, взяв ее за дуло рукой, сметая все на своем пути. Героически дрались матросы. Враг не выдержал и бросился врассыпную. Моряки вырвались из окружения.
Борейко отправил в штаб донесение и предлагал с рассветом возобновить атаку, но в ответ получил приказ об отходе всех частей к форту номер четыре.
После десятидневных упорных боев Высокая наконец перешла в руки японцев.
— Теперь начинается агония Порт-Артура, — произнес Кондратенко, когда поручик на рассвете прибыл в штаб, передав командование над матросами морскому офицеру.
— Агония эскадры, но не крепости, — поправил генерала Борейко.
— Боюсь, что и крепость отныне будет в очень тяжелом положении, — возразил Кондратенко.
Тяжелое настроение генерала несколько рассеялось, когда ему доложили о показаниях одного из пленных японцев, захваченных ночью моряками на Высокой.
Немолодой японец из Токио, адвокат по профессии, недавно призванный рядовым в армию, имел крайне утомленный вид и охотно отвечал на все задаваемые вопросы. По его словам, Япония находилась уже сейчас в чрезвычайно тяжелом финансовом и экономическом положении, запасы военных материалов приходили к концу, обученные людские резервы иссякали, солдаты осадной армии были крайне утомлены и истощены вследствие плохого питания.
— От полного краха нас может спасти лишь возможно быстрое заключение миря, — закончил японец свои показания. — Но для этого нам нужно сначала взять Артур. Иначе Россия не согласится начать с нами переговоры о мире, несмотря на ряд поражений ее армии в Манчжурии.
— Он человек штатский и едва ли вполне разбирается в военной обстановке, — усомнился Кондратенко, когда переводчик передал ему показания пленного.
— Что касается экономики и финансов, то он, как адвокат, к тому же специалист по торгово-финансовому праву, конечно, вполне в курсе дела, — возразил переводчик.
— А внешний его вид говорит, что японцам под Артуром тоже приходится не сладко, — добавил Науменко.
— Интересно знать, на что рассчитывали, по его мнению, японцы, начиная войну с нами, — проговорил Кондратенко.
Переводчик спросил пленного. Японец немного замялся, но затем подробно ответил. По его словам выходило, что Германия, которой важно было отвлечь внимание своей могущественной восточной соседки от своих границ, спровоцировала Россию на войну с Японией. Поэтому японцы и рассчитывали, что, помимо союзных с ними Америки и Англии, им поможет и Германия.
— Чего, однако, пока что не произошло. В этом и заключается один из главных просчетов японцев, — задумчиво добавил Кондратенко. — Артур же, несомненно, нам надо защищать до последней крайности, — резюмировал он.
В тот же вечер он сообщил результаты допроса Стесселю. Но генерал-адъютант под влиянием падения укреплений горы Высокой был мрачен и к этим сведениям отнесся недоверчиво.
— Все врут пленные, чтобы шкуру свою спасти. Немцы же искони были с нами в дружбе, — бурчал он.
Присутствующий тут же Фок ехидно заметил:
— Нельзя же быть таким наивным, ваше превосходительство, чтобы верить всем показаниям пленных, особенно в части наших отношений с Германией. Уж кто-кто как не немцы все время бескорыстно помогали России на всем протяжении ее истории.
— Например, целиком предали нас на Берлинском конгрессе в тысяча восемьсот семьдесят восьмом году, — усмехнулся Кондратенко, — а сейчас заставили нас заключить крайне невыгодный для нас торговый договор, очевидно используя наши затруднения в Манчжурии.
Варя устроила перевод Звонарева в маленькую палаку на двоих, из окон которой открывался прекрасный вид на Старый город и гавань со стоящими в ней судами. Прапорщик, обреченный на безделье, часами любовался развернувшейся перед ним панорамой. Все свободное от работы время Варя проводила около него.
Сосед Звонарева по палате, пожилой стрелковый капитан, обычно уходил, оставляя молодую пару наедине.
Варя садилась у изголовья кровати, и они вели нескончаемые разговоры, строя планы будущей совместной жизни.
Когда Варя была занята, ее заменял Вася, Мальчик быстро привык к прапорщику и занимал его своей болтовней.
— Только вы тете Варе ничего не говорите, а то они заругаются, — предупреждал он.
Звонарев обещал, а затем коварно потихоньку все передавал Варе. Прапорщик предложил Васе заниматься с ним, на что мальчик охотно согласился. Спокойный и уравновешенный, Звонарев оказался неплохим педагогом, и под его руководством Вася быстро научился читать.
Прямо из-под Высокой Борейко пришел в больницу навестить своего друга. Заросший щетиной, похудевший, с красными от бессонницы глазами, он ввалился в палату.
— Здорово, Сережа! Высокая-то — тю-тю! Сдали японцам, — с места объявил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189