ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Мы указываем на все это, чтобы подчеркнуть значение всестороннего подхода к изучению историнеских фактов и событий, а тем более к их объяснению.
Идеологическая борьба в исторической науке. Партийность советской науки государства и права. С самого своего возникновения историческая наука становится ареной борьбы между классами и партиями: события прошлого времени, «немые и темные» (Герцен), легко становятся орудиями партийной борьбы.
Когда буржуазия выступила на борьбу с феодализмом, ее идеологи обратились .к истории Древних Афин и Рима, стремясь отыскать в ней аргументы в защиту принципов политической и религиозной свободы, равенства прав, буржуазной государственности. Порвав с богословием и схоластикой, великие умы буржуазного Просвещения (Вольтер, Монтескье, Кондорсэ и др.) должны были вооружиться идеями социального прогресса и закономерного исторического развития народов, обусловленного вечными и неизменными факторами, коренящимися, как тогда думали, в неизменной природе человека, географической среде, в национальном характере и т. п.
Решающий перелом в буржуазной историографии опредег лился уже в начале второй половины XIX в., когда Маркс и Энгельс вооружили борющийся пролетариат новой, подлинно научной теорией исторического развития, закономерно приводящего к замене капитализма коммунистическим общественным строем.
Господствующим направлением буржуазной историографии этого времени становится позитивизм, противопоставивший марксистской теории классовой борьбы и революции эволюционизм, т. е. учение о развитии, Лишенном внутренних противоречий, перерывов, скачков, революций и в конечном счете не выходящем за рамки капитализма.
Определяется несколько основных направлений буржуазной историографии. Крайне правое, наиболее реакционное направление проникается идеями сильной государственной власти, по существу, тоталитарной диктатуры, способной оградить буржуазное общество от пролетарской революции,-культбм силы, воинствующим национализмом (в особенности*' школа Ранке в Германии). Народные движения, их идеалы, их вожди подвергаются злобной критике, и даже французская ре--волюция, в особенности якобинская диктатура, не избежала «развенчания» с контрреволюционных позиций (Токвиль, Тэн). Английская историография, как по заказу, занялась противопоставлением «крайностей» эпохи «великого бунта» 1649 г., при-
ведшего на плаху короля Карла I, и бескровной «славной ре^ волюции» 1688 г.
Буржуазно-либеральная историография, в той или иной степени удерживаясь от пересмотра всех прежних воззрений на историю, сосредоточивает основные усилия на доказывании исторических заслуг капитализма, на его способности к «вечному прогрессу», на «естественности» и «вечности» его принципов и пр. Под сильным влиянием марксистской философии и вместе с тем для борьбы с ней буржуазная историография стала уделять внимание экономическим фактам, политическим институтам, истории права и юриспруденции. Вооружаясь этим нсгвым для них знанием, буржуазные историки стремились использовать его для «опровержения» марксистского учения о преобладающей роли экономического фактора в историческом развитии, о социально-экономических формациях, об экономическом базисе и политической надстройке, о государстве и праве как орудиях классового господства.
Так называемое критическое направление буржуазной историографии, ставшее преобладающим, подвергло пересмотру
*се без исключения области исторического знания. Общность земельной собственности, например, признававшаяся неоспоримым фактором ранней истории общества, стала отрицаться; в противоположность этому частная собственность на землю была признана вечным и «естественным» фактом всей истории человечества. Древняя греческая и древняя римская экономика стала рассматриваться в качестве одного из вариантов капита-
1 Лиетической экономики, рабство — как форма наемного труда
'• \:**>:*./д. . •
Нем нагляднее npocrynqna тенденциозность буржуазной науки, тем меньше в ней становилось объективного и достоверного, тем больше — извращений и субъективизма. Отрицание научных критериев для познания истории сделалось общим
*готйвом; стало даже признаваться, что чем историческое исследование субъективнее, тем оно будто бы ценнее.
Общий кризис капитализма повлек за собой дальнейшее перерождение буржуазной историографии как науки. Сочинения по истории наполняются злобными выпадами против всех и всяких попыток философского истолкования исторического S процесса. Истбрия не наука, твердят одни. История истинна не ; сама по себе, а только в меру практической пользы, которую из нее можно извлечь, заявляют другие. Такого рода позиции Остановятся, однако, все менее приемлемыми в условиях научно-технической революции, стимулируемой бурным развитием естественных наук. Да и практическая ценность истории как •"/ инструмента классовой борьбы умаляется, если из нее ничего нельзя вывести, кроме более или менее достоверных фактов. Лишенные творческой мысли историки, и притом крупнейшие из них, возрождают старые, давно отвергнутые теории. По утверждению английского историка А. Тойнби, все и вся-
кие цивилизации возникают, достигают расцвета, уничтожаются, на их месте возникают новые цивилизации, проделывающие тот же цикл, и так без конца, без цели. История не может служить предвидению будущего, пишет Тойнби, прямо нацеливая этот тезис против марксизма.
Те буржуазные ученые, которые полагают все же, что истории надо дать «приемлемое» объяснение, обращаются к модным психобиологическим конструкциям. Исторические и юридические работы наполняются вульгарно истолкованной генетикой, физиологией, психологическими изысканиями, а то и просто мистикой.
А. Тойнби, например, пытается объяснить крушение своих «цивилизаций» разладом, неизменно наступающим между «творческим меньшинством», от природы обладающим «особой жизненной силой», и «инертным большинством», наделенным «инерцией crfenoro подражания». Швейцарский госу-дарствовед Марти пишет о «таинственных сферах психики», формирующих, как он позволяет себе думать, государство, право, конституции.
В тех случаях, когда к объяснению истории привлекаются иные критерии, настойчиво подчеркивается, что они не носят всеобщего характера, что для каждой исторической эпохи существует свой особый критерий: один — для эпохи Перикла, другой —для эпохи Карла Великого и т. д. Отыскание их связано с полным и безграничным произволом: в одних случаях , на первое место выдвигается завоевание, в других — «политическая идея», в третьих — «национальное чувство», и так беа конца. «Мы имеем,—пишет американский историк Бернес, обращаясь к концепциям двухсотлетней давности,—лишь два относительно постоянных фактора в истории — природа чеяо* века и географическая среда, но и это нельзя признать абсолютно статичным».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246