единое
познаваемо, если оно есть многое, т.е. если оно имеет предикат бытия.
Однако на этом размышление Платона еще не завершаются. Он предпринимает
новую попытку: посмотреть какие выводы последуют из тех же самых посылок
для иного, а не для единого.
Гипотеза III. Вот посылка третьего рассуждения: "Не рассмотреть ли теперь,
что испытывает другое, если единое существует?" (28).
Какие заключения вытекают для другого, если налицо система -"существующее
единое"? Другое определяется как неединое (иначе оно не было бы другим); но
поскольку оно должно быть понято исходя из характера "отнесенного единого",
а единое отнесено ни к чему более, как к другому, то понятно, что другое
тоже будет отнесено к единому, т.е. они оба будут друг другу причастны. Но
нас здесь эта причастность интересует с точки зрения судьбы другого. Что
означает она для этого другого?
Как "другое", говорит Платон, оно должно быть отлично от самого единого.
Единое - едино, значит, другое должно иметь части (т. с. быть многим). Но
части в свою очередь не могут существовать, если нет целого, частями
которого они являются. Часть не может быть частью многого - так выражает
эту мысль Платон (29), иначе она и частью не будет, а станет чем-то
беспредельным: ведь часть - это тоже что-то определенное, что-то одно, а
значит она причастна единому: "Части тоже необходимо причастны единому.
Ведь если каждая из них есть часть, то тем самым "быть каждым" означает
быть отдельным, обособленным от другого и существующим само по себе..."
(30).
Итак, если налицо система "существующее единое", то другое должно быть
причастно единому и, как причастное, само должно быть целым и иметь части.
Но поскольку оно при этом все-таки - другое, то это его определение несет с
собой и свойство, противоположное тому, которое вытекает из его
причастности единому. Это свойство- множественность. Всмотримся в эту
множественность в тот именно момент (или с той именно стороны), в какой она
не причастна единому.
"А что если мы пожелаем мысленно отделить от этого множества самое меньшее,
что только возможно, это отделенное, поскольку и оно не причастно единому,
не окажется ли неизбежно множеством, а не единым?" (31) Значит,
множественное "в тот момент, когда оно не причастно единому", представляет
собой нечто весьма своеобразное: какую бы малую "часть" его мы ни взяли,
она сама рассыпается, растекается на бесконечно многие "части", а потому ее
даже нельзя назвать частью, ее вообще никак нельзя ни назвать, ни
обозначить, кроме как беспредельностью, текучестью или, как ее еще
характеризует Платон, "природой многого". То, что не причастно единому, не
есть вообще "нечто", для него нет слова, нет "логоса", оно - алогично,
неназываемо и неуловимо. "Если постоянно рассматривать таким образом иную
природу идеи саму по себе, то сколько бы ни сосредоточивать на ней внимание
она всегда окажется количественно беспредельной" (32).
Какой же вывод для другого следует из допущения, что "единое существует"?
Аналогичный тому, какой мы получили из этой посылки для единого, а именно,
что другому присущи противоположные определения: "Другое - неединое - как
оказывается, таково, что если сочетать его с единым, то в нем возникает
нечто иное, что и создает им предел в отношении друг друга, тогда как
природа иного сама по себе - беспредельность" (33). Определения "другого"
потому и будут противоположны, что одни из них вытекают из его отличности
от единого, а другие - из его причастности единому: "Поскольку... [другое]
обладает свойствами быть ограниченным и быть беспредельным, эти свойства
противоположны друг другу" (34).
Но при этом, как мы уже знаем, другое является познаваемым; наличие
противоположных свойств - не препятствие для познания, а условие его,
поскольку это наличие вытекает из отнесенности различных моментов, из
принципа отношения, простейшей формой которого является любое суждение: А
есть В.
Проверка второго круга рассуждения подтвердила его правильность: выводы для
другого - те же, что и выводы для единого.
Гипотеза IV. В четвертой гипотезе - та же посылка, что и в первой, только
выводы снова должны быть сделаны не для единого, а для другого. "Если есть
единое (35), что должно испытывать другое? (36).
Поскольку здесь единое берется как таковое, вне всяких определений,
постольку у него нет никаких отношений, а значит, между ним и другим нет
никакого посредствующего начала, они не находятся внутри одной системы.
Платон это формулирует так: "Нет ничего отличного от них, и чем единое и
другое могли бы находиться вместе" (37). Единое, взятое безотносительно, т.
е. не наделенное атрибутом бытия, как мы уже знаем из первого круга
рассуждений, не имеет никаких частей; к тому, у чего нет частей, ничто не
может быть причастным. Другое, не причастное единому, не является ни единым
(что само собой понятно), ни многим: ведь, как мы уже знаем, чтобы быть
многим, оно тоже нуждается в причастности к единому. Оно в этом случае
вообще лишено каких бы то ни было определений, что вполне понятно,
поскольку все определения предполагают отнесенность, а ее здесь быть не
может.
Вслед за Платоном мы рассмотрели четыре разные гипотезы и проследили, какие
заключения из них вытекают. Все четыре имели в качестве общей посылки
допущение, что единое есть, хотя это есть и понималось в разном смысле.
Оставшиеся четыре гипотезы имеют другую общую посылку: единого не
существует. Платон прослеживает, какие выводы вытекают из несуществования
единого:
а) для самого единого по отношению к многому (38);
б) для самого единого по отношению к самому себе (39) ;
в) для многого по отношению к единому (40);
г) для многого по отношению к многому (41).
Гипотеза V. В первом, на наш взгляд наиболее трудном для анализа
рассуждении, Платон доказывает, что если единое не существует, но мы о нем
как о несуществующем все же ведем речь, а стало быть, приписываем единому
некоторый предикат - пусть даже этим предикатом будет несуществование, то
мы опять-таки получаем простейшую систему: "несуществующее единое". А это
значит, что единое имеет предикат и, стало быть, получает все определения,
которые имеет единое, когда оно наделено предикатом "бытия". Более того,
самое интересное в этом рассуждении Платона состоит в том, что
несуществующее единое "каким-то образом должно быть причастно и бытию" -
иначе мы о ном вообще ничего не могли бы сказать (42).
Это соображение Платона проливает спет и на предшествующие его рассуждения.
В каком же смысле, в самом деле, можно утверждать, что несуществующее
единое причастно бытию? Разве это не абсурдное утверждение?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
познаваемо, если оно есть многое, т.е. если оно имеет предикат бытия.
Однако на этом размышление Платона еще не завершаются. Он предпринимает
новую попытку: посмотреть какие выводы последуют из тех же самых посылок
для иного, а не для единого.
Гипотеза III. Вот посылка третьего рассуждения: "Не рассмотреть ли теперь,
что испытывает другое, если единое существует?" (28).
Какие заключения вытекают для другого, если налицо система -"существующее
единое"? Другое определяется как неединое (иначе оно не было бы другим); но
поскольку оно должно быть понято исходя из характера "отнесенного единого",
а единое отнесено ни к чему более, как к другому, то понятно, что другое
тоже будет отнесено к единому, т.е. они оба будут друг другу причастны. Но
нас здесь эта причастность интересует с точки зрения судьбы другого. Что
означает она для этого другого?
Как "другое", говорит Платон, оно должно быть отлично от самого единого.
Единое - едино, значит, другое должно иметь части (т. с. быть многим). Но
части в свою очередь не могут существовать, если нет целого, частями
которого они являются. Часть не может быть частью многого - так выражает
эту мысль Платон (29), иначе она и частью не будет, а станет чем-то
беспредельным: ведь часть - это тоже что-то определенное, что-то одно, а
значит она причастна единому: "Части тоже необходимо причастны единому.
Ведь если каждая из них есть часть, то тем самым "быть каждым" означает
быть отдельным, обособленным от другого и существующим само по себе..."
(30).
Итак, если налицо система "существующее единое", то другое должно быть
причастно единому и, как причастное, само должно быть целым и иметь части.
Но поскольку оно при этом все-таки - другое, то это его определение несет с
собой и свойство, противоположное тому, которое вытекает из его
причастности единому. Это свойство- множественность. Всмотримся в эту
множественность в тот именно момент (или с той именно стороны), в какой она
не причастна единому.
"А что если мы пожелаем мысленно отделить от этого множества самое меньшее,
что только возможно, это отделенное, поскольку и оно не причастно единому,
не окажется ли неизбежно множеством, а не единым?" (31) Значит,
множественное "в тот момент, когда оно не причастно единому", представляет
собой нечто весьма своеобразное: какую бы малую "часть" его мы ни взяли,
она сама рассыпается, растекается на бесконечно многие "части", а потому ее
даже нельзя назвать частью, ее вообще никак нельзя ни назвать, ни
обозначить, кроме как беспредельностью, текучестью или, как ее еще
характеризует Платон, "природой многого". То, что не причастно единому, не
есть вообще "нечто", для него нет слова, нет "логоса", оно - алогично,
неназываемо и неуловимо. "Если постоянно рассматривать таким образом иную
природу идеи саму по себе, то сколько бы ни сосредоточивать на ней внимание
она всегда окажется количественно беспредельной" (32).
Какой же вывод для другого следует из допущения, что "единое существует"?
Аналогичный тому, какой мы получили из этой посылки для единого, а именно,
что другому присущи противоположные определения: "Другое - неединое - как
оказывается, таково, что если сочетать его с единым, то в нем возникает
нечто иное, что и создает им предел в отношении друг друга, тогда как
природа иного сама по себе - беспредельность" (33). Определения "другого"
потому и будут противоположны, что одни из них вытекают из его отличности
от единого, а другие - из его причастности единому: "Поскольку... [другое]
обладает свойствами быть ограниченным и быть беспредельным, эти свойства
противоположны друг другу" (34).
Но при этом, как мы уже знаем, другое является познаваемым; наличие
противоположных свойств - не препятствие для познания, а условие его,
поскольку это наличие вытекает из отнесенности различных моментов, из
принципа отношения, простейшей формой которого является любое суждение: А
есть В.
Проверка второго круга рассуждения подтвердила его правильность: выводы для
другого - те же, что и выводы для единого.
Гипотеза IV. В четвертой гипотезе - та же посылка, что и в первой, только
выводы снова должны быть сделаны не для единого, а для другого. "Если есть
единое (35), что должно испытывать другое? (36).
Поскольку здесь единое берется как таковое, вне всяких определений,
постольку у него нет никаких отношений, а значит, между ним и другим нет
никакого посредствующего начала, они не находятся внутри одной системы.
Платон это формулирует так: "Нет ничего отличного от них, и чем единое и
другое могли бы находиться вместе" (37). Единое, взятое безотносительно, т.
е. не наделенное атрибутом бытия, как мы уже знаем из первого круга
рассуждений, не имеет никаких частей; к тому, у чего нет частей, ничто не
может быть причастным. Другое, не причастное единому, не является ни единым
(что само собой понятно), ни многим: ведь, как мы уже знаем, чтобы быть
многим, оно тоже нуждается в причастности к единому. Оно в этом случае
вообще лишено каких бы то ни было определений, что вполне понятно,
поскольку все определения предполагают отнесенность, а ее здесь быть не
может.
Вслед за Платоном мы рассмотрели четыре разные гипотезы и проследили, какие
заключения из них вытекают. Все четыре имели в качестве общей посылки
допущение, что единое есть, хотя это есть и понималось в разном смысле.
Оставшиеся четыре гипотезы имеют другую общую посылку: единого не
существует. Платон прослеживает, какие выводы вытекают из несуществования
единого:
а) для самого единого по отношению к многому (38);
б) для самого единого по отношению к самому себе (39) ;
в) для многого по отношению к единому (40);
г) для многого по отношению к многому (41).
Гипотеза V. В первом, на наш взгляд наиболее трудном для анализа
рассуждении, Платон доказывает, что если единое не существует, но мы о нем
как о несуществующем все же ведем речь, а стало быть, приписываем единому
некоторый предикат - пусть даже этим предикатом будет несуществование, то
мы опять-таки получаем простейшую систему: "несуществующее единое". А это
значит, что единое имеет предикат и, стало быть, получает все определения,
которые имеет единое, когда оно наделено предикатом "бытия". Более того,
самое интересное в этом рассуждении Платона состоит в том, что
несуществующее единое "каким-то образом должно быть причастно и бытию" -
иначе мы о ном вообще ничего не могли бы сказать (42).
Это соображение Платона проливает спет и на предшествующие его рассуждения.
В каком же смысле, в самом деле, можно утверждать, что несуществующее
единое причастно бытию? Разве это не абсурдное утверждение?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107