е. не может быть
предикатом чего-либо другого; она сама как раз и является тем подлежащим, о
котором сказывается все остальное. А это значит, что сущность есть "сама по
себе", что она не есть нечто вторичное по сравнению с "отношением", как это
мы видели у Платона. Сущность, как замечает далее Аристотель, также и не
находится ни в каком подлежащем. Как же различает Аристотель "сказывание" о
подлежащем и "нахождение" в нем? То, что сказывается о подлежащем, является
характеристикой рода или вида этого подлежащего; то же, что находится в
подлежащем, не является его родовым или видовым определением, а есть лишь
его сопровождающий признак. Так, "животное" - это то, что "сказывается" о
человеке (а тем самым и об отдельном человеке), а цвет - то, что
"находится" в отдельном человеке, но не "сказывается" о нем.
Главное же, важное для нас в аристотелевском определении сущности - это то,
что сама сущность ни о чем не сказывается (и ни в чем не находится); на
этом определении основано и деление Аристотелем сущностей на "первичные" и
"вторичные". Вторичные сущности - это те, которые сказываются о первичных,
а первичные - те, которые уже ни о чем не сказываются. В этом смысле вид -
более сущность, чем род, а отдельный индивид - более сущность, чем вид:
"животное" (род) сказывается о "человеке", но "человек" о "животном" - нет,
говорит Аристотель. Что же касается самих первичных сущностей, то ни одна
из них, по словам Аристотеля, не является в большей мере сущностью, чем
любая другая: "Отдельный человек является сущностью нисколько не в большей
степени, чем отдельный бык". Именно в этом смысле к сущности, по
Аристотелю, неприменимы определения "большее" и "меньшее", и все сущности,
поскольку они первичные сущности, подлежащие, совершенно равноправны: ни
одна сущность не имеет привилегированного положения по сравнению с другой.
Отсюда, собственно говоря, происходит аристотелевский интерес ко всем
явлениям природы в равной мере: к движению светил, так же как и к строению
червя, к гражданскому устройству полиса, так же как к пищеварительной и
дыхательной системе пресмыкающихся. Здесь следует искать обоснование того -
совершенно нового по сравнению с платоновским - пафоса науки в ее
аристотелевском понимании, науки, которая не знает предпочтений, для
которой нет предметов, не достойных ее интереса.
В Академии отдавалось предпочтение изучению "существ ценных и
божественных", говоря словами Аристотеля; с обоснованием этого предпочтения
Платоном мы уже знакомы. Аристотель полемически замечает по этому поводу:
"Выходит, однако, что об этих ценных и божественных существах нам присуща
гораздо меньшая степень знания (ибо то, исходя из чего мы могли исследовать
их, и то, что мы жаждем узнать о них, чрезвычайно мало известно нам из
непосредственного ощущения), а относительно преходящих вещей - животных и
растений - мы имеем большую возможность знать, потому, что мы вырастаем с
ними..." По поводу пренебрежения этими предметами как "низменными"
Аристотель делает программное заявление, формулируя свое научное кредо так:
"Остается сказать о природе животных, не упуская по мере возможности ничего
- ни менее, ни более ценного, ибо наблюдением даже над теми из них, которые
неприятны для чувств, создавшая их природа доставляет все-таки невыразимые
наслаждения людям, способным к познанию причин и философам по природе...
Если же кто-нибудь считает изучение других животных низким, так же следует
думать и о нем самом, ибо нельзя без большого отвращения смотреть на то, из
чего составлен человек, как-то: на кровь, кости, жилы и подобные части..."
Конечно, эта программа аристотелевской науки имеет в качестве своего
теоретического обоснования не только его учение о сущности, как мы далее
увидим. Но несомненно, что интерес к многообразию индивидуальных форм,
существующих как в живой, так и в неживой природе (причем интерес к ним
именно как своеобразным и не сводимым к другим формам или другой форме,
которая принималась бы за универсальную), глубоко связан с учением о
сущности и равноправном статусе первичных сущностей.
Тот принцип, который характеризуют как эмпиризм Аристотеля, находит свое
методологическое выражение в учении о сущности. Первичная сущность - это
индивидуальный предмет: этот человек, это дерево. Вторичная сущность - роды
и виды; видом для этого человека будет "человек", для этого дерева -
"береза"; родом же для человека - животное, для дерева - растение. "Род при
этом дает более общее определение, чем вид: если назвать живое существо,
этим достигается больший охват, чем если назвать человека".
Все остальные категории - качества, количества, отношения, места, времени,
положения, обладания, действия, страдания - сказываются о сущностях -
первичных или вторичных. Благодаря этому "сказыванию" всякая сущность может
принимать противоположные определения, противоположности всегда, таким
образом, отнесены к "третьему" - сущности. Сущность - первична, отношение -
вторично; "быть самим собой" - первично, определяться через связь с другим
- вторично. "Допускать противоположные определения в зависимости от
собственной перемены - это составляет отличительное свойство сущности". Для
Аристотеля при этом важно, что сущность принимает противоположные
определения сама, "через изменения ее самой"; ибо можно понять дело и
иначе, приняв за отправную точку не сущность, а противоположность: тогда
сущность будет только функцией, а самостоятельным бытием будет наделено
отношение.
В этой связи интересно аристотелевское определение категории "отношения":
"Соотнесенным с чем-нибудь называется то, что в том, что оно есть само,
обозначается зависящим от другого или каким-нибудь другим образом ставится
в отношение к другому" (курсив мой. - П.Г.). Именно потому, что сущность в
том, что она есть сама, не зависит ни от чего другого, она есть нечто "само
по себе сущее", не являющееся предикатом другого. Пример, который
приводится Аристотелем, хорошо поясняет это: соотносительно определены
понятия "большее - меньшее" (вообще "большое - малое"), "двойное -
половинное" и т.д.; каждое из них сказывается о другом, каждое только через
соотнесенность с другим получает свое содержание; можно было бы сказать,
что "сущность" каждого - в другом, а потому "большее" и "меньшее" и не
являются сущностями в аристотелевском смысле - oКsЕa. Для соотнесенного
существовать значит находиться в каком-нибудь отношении к чему-нибудь
другому; настаивание Аристотеля на том, что сущность ни о чем не
сказывается, означает, таким образом, что существование ее не выводится из
чего-нибудь другого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
предикатом чего-либо другого; она сама как раз и является тем подлежащим, о
котором сказывается все остальное. А это значит, что сущность есть "сама по
себе", что она не есть нечто вторичное по сравнению с "отношением", как это
мы видели у Платона. Сущность, как замечает далее Аристотель, также и не
находится ни в каком подлежащем. Как же различает Аристотель "сказывание" о
подлежащем и "нахождение" в нем? То, что сказывается о подлежащем, является
характеристикой рода или вида этого подлежащего; то же, что находится в
подлежащем, не является его родовым или видовым определением, а есть лишь
его сопровождающий признак. Так, "животное" - это то, что "сказывается" о
человеке (а тем самым и об отдельном человеке), а цвет - то, что
"находится" в отдельном человеке, но не "сказывается" о нем.
Главное же, важное для нас в аристотелевском определении сущности - это то,
что сама сущность ни о чем не сказывается (и ни в чем не находится); на
этом определении основано и деление Аристотелем сущностей на "первичные" и
"вторичные". Вторичные сущности - это те, которые сказываются о первичных,
а первичные - те, которые уже ни о чем не сказываются. В этом смысле вид -
более сущность, чем род, а отдельный индивид - более сущность, чем вид:
"животное" (род) сказывается о "человеке", но "человек" о "животном" - нет,
говорит Аристотель. Что же касается самих первичных сущностей, то ни одна
из них, по словам Аристотеля, не является в большей мере сущностью, чем
любая другая: "Отдельный человек является сущностью нисколько не в большей
степени, чем отдельный бык". Именно в этом смысле к сущности, по
Аристотелю, неприменимы определения "большее" и "меньшее", и все сущности,
поскольку они первичные сущности, подлежащие, совершенно равноправны: ни
одна сущность не имеет привилегированного положения по сравнению с другой.
Отсюда, собственно говоря, происходит аристотелевский интерес ко всем
явлениям природы в равной мере: к движению светил, так же как и к строению
червя, к гражданскому устройству полиса, так же как к пищеварительной и
дыхательной системе пресмыкающихся. Здесь следует искать обоснование того -
совершенно нового по сравнению с платоновским - пафоса науки в ее
аристотелевском понимании, науки, которая не знает предпочтений, для
которой нет предметов, не достойных ее интереса.
В Академии отдавалось предпочтение изучению "существ ценных и
божественных", говоря словами Аристотеля; с обоснованием этого предпочтения
Платоном мы уже знакомы. Аристотель полемически замечает по этому поводу:
"Выходит, однако, что об этих ценных и божественных существах нам присуща
гораздо меньшая степень знания (ибо то, исходя из чего мы могли исследовать
их, и то, что мы жаждем узнать о них, чрезвычайно мало известно нам из
непосредственного ощущения), а относительно преходящих вещей - животных и
растений - мы имеем большую возможность знать, потому, что мы вырастаем с
ними..." По поводу пренебрежения этими предметами как "низменными"
Аристотель делает программное заявление, формулируя свое научное кредо так:
"Остается сказать о природе животных, не упуская по мере возможности ничего
- ни менее, ни более ценного, ибо наблюдением даже над теми из них, которые
неприятны для чувств, создавшая их природа доставляет все-таки невыразимые
наслаждения людям, способным к познанию причин и философам по природе...
Если же кто-нибудь считает изучение других животных низким, так же следует
думать и о нем самом, ибо нельзя без большого отвращения смотреть на то, из
чего составлен человек, как-то: на кровь, кости, жилы и подобные части..."
Конечно, эта программа аристотелевской науки имеет в качестве своего
теоретического обоснования не только его учение о сущности, как мы далее
увидим. Но несомненно, что интерес к многообразию индивидуальных форм,
существующих как в живой, так и в неживой природе (причем интерес к ним
именно как своеобразным и не сводимым к другим формам или другой форме,
которая принималась бы за универсальную), глубоко связан с учением о
сущности и равноправном статусе первичных сущностей.
Тот принцип, который характеризуют как эмпиризм Аристотеля, находит свое
методологическое выражение в учении о сущности. Первичная сущность - это
индивидуальный предмет: этот человек, это дерево. Вторичная сущность - роды
и виды; видом для этого человека будет "человек", для этого дерева -
"береза"; родом же для человека - животное, для дерева - растение. "Род при
этом дает более общее определение, чем вид: если назвать живое существо,
этим достигается больший охват, чем если назвать человека".
Все остальные категории - качества, количества, отношения, места, времени,
положения, обладания, действия, страдания - сказываются о сущностях -
первичных или вторичных. Благодаря этому "сказыванию" всякая сущность может
принимать противоположные определения, противоположности всегда, таким
образом, отнесены к "третьему" - сущности. Сущность - первична, отношение -
вторично; "быть самим собой" - первично, определяться через связь с другим
- вторично. "Допускать противоположные определения в зависимости от
собственной перемены - это составляет отличительное свойство сущности". Для
Аристотеля при этом важно, что сущность принимает противоположные
определения сама, "через изменения ее самой"; ибо можно понять дело и
иначе, приняв за отправную точку не сущность, а противоположность: тогда
сущность будет только функцией, а самостоятельным бытием будет наделено
отношение.
В этой связи интересно аристотелевское определение категории "отношения":
"Соотнесенным с чем-нибудь называется то, что в том, что оно есть само,
обозначается зависящим от другого или каким-нибудь другим образом ставится
в отношение к другому" (курсив мой. - П.Г.). Именно потому, что сущность в
том, что она есть сама, не зависит ни от чего другого, она есть нечто "само
по себе сущее", не являющееся предикатом другого. Пример, который
приводится Аристотелем, хорошо поясняет это: соотносительно определены
понятия "большее - меньшее" (вообще "большое - малое"), "двойное -
половинное" и т.д.; каждое из них сказывается о другом, каждое только через
соотнесенность с другим получает свое содержание; можно было бы сказать,
что "сущность" каждого - в другом, а потому "большее" и "меньшее" и не
являются сущностями в аристотелевском смысле - oКsЕa. Для соотнесенного
существовать значит находиться в каком-нибудь отношении к чему-нибудь
другому; настаивание Аристотеля на том, что сущность ни о чем не
сказывается, означает, таким образом, что существование ее не выводится из
чего-нибудь другого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107