Так, по сообщению Плиния Старшего, Александр
Македонский во время своих походов в Азию выделил несколько тысяч (!)
человек "для сбора всего, что могут дать охота, ловля птиц и рыболовство;
этим же людям была поручена забота о зверинцах, стадах, пчельниках, рыбных
садках, птичниках, дабы ничто живое не осталось где-либо ему неизвестным".
В какой мере достоверно сообщение Плиния, сказать трудно: вряд ли, конечно,
можно говорить о нескольких тысячах человек, выделенных Александром, но
несомненно однако, что Аристотель для написания своей истории животных
нуждался в такого рода помощи, и естественнонаучные коллекции Ликея
значительно пополнились в результате завоеваний Александра. Таким образом,
новая организация научных исследований предполагала, во-первых, совместный
научный труд многих людей; во-вторых, наличие вспомогательных средств:
астрономических приборов, коллекций животных, растений, минералов, одним
словом, произведений природы; и, наконец, библиотеки - коллекции книг,
продуктов человеческого творчества прежних поколений. Все это становилось
тогда непременным условием для занятий наукой. Но для того чтобы
реализовать такое условие, нужны были немалые материальные средства, такие,
которыми прежде наука не располагала. Аристотель в этом отношении оказался
в известном смысле в привилегированном положении: возможно, Александру он
обязан был не только пополнением своей коллекции животных и растений, но и
отчасти своей библиотекой. "Если и несправедливо, - замечает по этому
поводу П.Л. Лавров, - что Александр Македонский обогащал дорогими
присылками библиотеку своего учителя и доставлял ему предметы для
исследования, то весьма вероятно, что города Греции и разные лица, желавшие
снискать благосклонность лица, связь которого с македонским завоевателем
была всем известна, присылали Аристотелю то и другое. Во всяком случае
предание об обширной библиотеке, им составленной и переданной Теофрасту, не
встречает опровержений".
Становится очевидным, что не все ученые имели возможность таким путем
получить необходимые для своих исследований средства. Поэтому возникла
настоятельная потребность в новой социальной форме организации научного
знания. Как справедливо замечает Лавров, "вследствие движения, которое
Аристотель сообщил мысли в Греции, научная литература возрастала столь
значительно, что частные лица были уже не в состоянии окружать себя
надлежащими пособиями, и это было еще более ощутительно в отношении средств
прямого наблюдения природы. Поэтому ученые как в области
литературно-исторической критики, так и в области естествознания весьма
нуждались в центре, где библиотеки и учебные пособия были бы сгруппированы
при содействии средств государства и где различные отрасли знания и
литературы имели бы своих представителей, которые могли бы друг другу
сообщать свои разыскания...".
Таким образом, методологические принципы научного исследования, как они
были разработаны Аристотелем, привели в конечном счете к необходимости
перестройки прежнего способа деятельности ученого, к появлению нового типа
ученого и новой организации науки. В свою очередь новая организация научной
работы определенным образом сказывалась и на результатах последней, во
всяком случае на их форме.
Научная программа Аристотеля оказалась созвучной духу своего времени и
выразила этот дух не в меньшей степени, чем это сделали художники и поэты -
его современники. Мы уже говорили, что характерной особенностью
аристотелевского понимания науки было убеждение в том, что все сферы бытия
в известном смысле равноправны и достойны быть объектами изучения.
Астрономия изучает движение небесных тел, биология - жизнь животных, в том
числе и червей, лягушек и насекомых; и светила, и насекомые являются в
равной мере "первичными сущностями", так как природа открывается ученому
через тех и других. Этот своеобразный плюрализм Аристотеля, вытекающий из
его понимания "сущности", влечет за собой и плюрализм его методов:
относительно каждого рода сущностей должен быть свой метод их рассмотрения,
ибо метод должен сообразоваться со спецификой объекта. Вот почему у
Аристотеля мы находим целый ряд принципов, которые невозможно ни свести к
единому началу, ни вывести из него: четыре причины, материя и форма,
возможность и действительность (которые невозможно целиком отождествить с
материей и формой) и т.д. В этом отношении Аристотель отличается от
философов-систематиков, таких, как неоплатоник Прокл, а в новое время Фихте
или Гегель. Не случайно Гегель, непревзойденный мастер систематизации,
упрекал Аристотеля в отсутствии у него единого принципа, который объединял
бы в себе все остальные: "Недостаток аристотелевской философии состоит в
том, что - после того, как она возвела многообразие явлений в понятие,
последнее же, однако, распадалось на ряд определенных понятий - она не
выдвигала единства абсолютно объединяющего их понятия..." В целом
гегелевское замечание вполне справедливо. Тем не менее вряд ли здесь можно
говорить о недостатке аристотелевского мышления: дать место всему
многообразию природной, общественной и духовной жизни - это продуманный и
сознательно проводимый Аристотелем принцип его философии.
И в этом состоит своеобразный "демократизм" концепции Аристотеля - если
можно употребить это выражение применительно к науке - по сравнению с
"аристократизмом" научной программы Платона. Платон видит назначение науки
в том, чтобы подготовить сознание индивида к созерцанию идей. Наука, т.е.
главным образом математика, должна, по Платону, быть как бы лестницей к
философии (или диалектике); последняя представляет собой высшее знание,
т.е. созерцание идеи блага - этой вершины царства идей, которая является
условием возможности всего сущего вообще. Именно поэтому наука и философия
представляют собой, с точки зрения Платона, тот духовный фундамент, на
котором отныне только и может строиться здание общественно-государственной
жизни. Ту роль, которую прежде выполняла религия, теперь должна взять на
себя философия. Отсюда неразрывная связь между научно-теоретической сферой,
с одной стороны, и нравственной и социально-политической - с другой. Все
отрасли знания у Платона служат единой цели - созерцанию идеи блага,
аналогично тому как в "Государстве" Платона ни одна из сфер жизни не
является сколько-нибудь самостоятельной, а все предельно централизовано,
подчинено целому и лишено всякого значения само по себе.
Иную ситуацию мы находим у Аристотеля. У него требование централизации
оказывается существенно ослабленным, хотя и не исчезает полностью:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
Македонский во время своих походов в Азию выделил несколько тысяч (!)
человек "для сбора всего, что могут дать охота, ловля птиц и рыболовство;
этим же людям была поручена забота о зверинцах, стадах, пчельниках, рыбных
садках, птичниках, дабы ничто живое не осталось где-либо ему неизвестным".
В какой мере достоверно сообщение Плиния, сказать трудно: вряд ли, конечно,
можно говорить о нескольких тысячах человек, выделенных Александром, но
несомненно однако, что Аристотель для написания своей истории животных
нуждался в такого рода помощи, и естественнонаучные коллекции Ликея
значительно пополнились в результате завоеваний Александра. Таким образом,
новая организация научных исследований предполагала, во-первых, совместный
научный труд многих людей; во-вторых, наличие вспомогательных средств:
астрономических приборов, коллекций животных, растений, минералов, одним
словом, произведений природы; и, наконец, библиотеки - коллекции книг,
продуктов человеческого творчества прежних поколений. Все это становилось
тогда непременным условием для занятий наукой. Но для того чтобы
реализовать такое условие, нужны были немалые материальные средства, такие,
которыми прежде наука не располагала. Аристотель в этом отношении оказался
в известном смысле в привилегированном положении: возможно, Александру он
обязан был не только пополнением своей коллекции животных и растений, но и
отчасти своей библиотекой. "Если и несправедливо, - замечает по этому
поводу П.Л. Лавров, - что Александр Македонский обогащал дорогими
присылками библиотеку своего учителя и доставлял ему предметы для
исследования, то весьма вероятно, что города Греции и разные лица, желавшие
снискать благосклонность лица, связь которого с македонским завоевателем
была всем известна, присылали Аристотелю то и другое. Во всяком случае
предание об обширной библиотеке, им составленной и переданной Теофрасту, не
встречает опровержений".
Становится очевидным, что не все ученые имели возможность таким путем
получить необходимые для своих исследований средства. Поэтому возникла
настоятельная потребность в новой социальной форме организации научного
знания. Как справедливо замечает Лавров, "вследствие движения, которое
Аристотель сообщил мысли в Греции, научная литература возрастала столь
значительно, что частные лица были уже не в состоянии окружать себя
надлежащими пособиями, и это было еще более ощутительно в отношении средств
прямого наблюдения природы. Поэтому ученые как в области
литературно-исторической критики, так и в области естествознания весьма
нуждались в центре, где библиотеки и учебные пособия были бы сгруппированы
при содействии средств государства и где различные отрасли знания и
литературы имели бы своих представителей, которые могли бы друг другу
сообщать свои разыскания...".
Таким образом, методологические принципы научного исследования, как они
были разработаны Аристотелем, привели в конечном счете к необходимости
перестройки прежнего способа деятельности ученого, к появлению нового типа
ученого и новой организации науки. В свою очередь новая организация научной
работы определенным образом сказывалась и на результатах последней, во
всяком случае на их форме.
Научная программа Аристотеля оказалась созвучной духу своего времени и
выразила этот дух не в меньшей степени, чем это сделали художники и поэты -
его современники. Мы уже говорили, что характерной особенностью
аристотелевского понимания науки было убеждение в том, что все сферы бытия
в известном смысле равноправны и достойны быть объектами изучения.
Астрономия изучает движение небесных тел, биология - жизнь животных, в том
числе и червей, лягушек и насекомых; и светила, и насекомые являются в
равной мере "первичными сущностями", так как природа открывается ученому
через тех и других. Этот своеобразный плюрализм Аристотеля, вытекающий из
его понимания "сущности", влечет за собой и плюрализм его методов:
относительно каждого рода сущностей должен быть свой метод их рассмотрения,
ибо метод должен сообразоваться со спецификой объекта. Вот почему у
Аристотеля мы находим целый ряд принципов, которые невозможно ни свести к
единому началу, ни вывести из него: четыре причины, материя и форма,
возможность и действительность (которые невозможно целиком отождествить с
материей и формой) и т.д. В этом отношении Аристотель отличается от
философов-систематиков, таких, как неоплатоник Прокл, а в новое время Фихте
или Гегель. Не случайно Гегель, непревзойденный мастер систематизации,
упрекал Аристотеля в отсутствии у него единого принципа, который объединял
бы в себе все остальные: "Недостаток аристотелевской философии состоит в
том, что - после того, как она возвела многообразие явлений в понятие,
последнее же, однако, распадалось на ряд определенных понятий - она не
выдвигала единства абсолютно объединяющего их понятия..." В целом
гегелевское замечание вполне справедливо. Тем не менее вряд ли здесь можно
говорить о недостатке аристотелевского мышления: дать место всему
многообразию природной, общественной и духовной жизни - это продуманный и
сознательно проводимый Аристотелем принцип его философии.
И в этом состоит своеобразный "демократизм" концепции Аристотеля - если
можно употребить это выражение применительно к науке - по сравнению с
"аристократизмом" научной программы Платона. Платон видит назначение науки
в том, чтобы подготовить сознание индивида к созерцанию идей. Наука, т.е.
главным образом математика, должна, по Платону, быть как бы лестницей к
философии (или диалектике); последняя представляет собой высшее знание,
т.е. созерцание идеи блага - этой вершины царства идей, которая является
условием возможности всего сущего вообще. Именно поэтому наука и философия
представляют собой, с точки зрения Платона, тот духовный фундамент, на
котором отныне только и может строиться здание общественно-государственной
жизни. Ту роль, которую прежде выполняла религия, теперь должна взять на
себя философия. Отсюда неразрывная связь между научно-теоретической сферой,
с одной стороны, и нравственной и социально-политической - с другой. Все
отрасли знания у Платона служат единой цели - созерцанию идеи блага,
аналогично тому как в "Государстве" Платона ни одна из сфер жизни не
является сколько-нибудь самостоятельной, а все предельно централизовано,
подчинено целому и лишено всякого значения само по себе.
Иную ситуацию мы находим у Аристотеля. У него требование централизации
оказывается существенно ослабленным, хотя и не исчезает полностью:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107