- А служащие? Наверняка ведь КТО-ТО
выжил.
- Да. Немногие.
- Здесь был один высокий мужчина. Священник. Настоящий великан.
- Его звали Спиллетто?
- Да, - возбужденно ответил Торн. - Спиллетто.
- Он был здесь главным.
- Да, главным. Он...
- Он выжил.
В сердце Торна вспыхнула надежда.
- Он здесь?
- Нет.
- А где же?
- В монастыре в Субьяко. Многих пострадавших отправили туда. Многие
умерли там, но он выжил. Я помню, говорили, что это просто чудо, ведь во
время пожара он был на третьем этаже.
- Субьяко? - переспросил Дженнингс.
Монашка кивнула.
- Монастырь Сан-Бенедетто.
Кинувшись к машине, они сразу же начали рыться в картах. Городок
Субьяко находился на южной границе Италии, и чтобы попасть туда, пришлось
бы ехать на машине всю ночь. Таксисту нарисовали маршрут на карте красным
карандашом, чтобы он мог спокойно ехать, пока они будут спать.
Монастырь Сан-Бенедетто был наполовину разрушен, но огромная крепость
сохранила свою мощь и величие. Она веками стояла здесь, на юге Италии, и
выдержала не одну осаду. Во время второй мировой войны немцы, занявшие
монастырь под штаб, казнили в нем всех монахов. В 1946 году сами итальянцы
обстреляли его из минометов, как бы в отместку за зло, происходившее в его
стенах.
Несмотря на все испытания, Сан-Бенедетто оставался священным местом,
величественно возвышаясь на холме, и эхо молитв в течение веков пропитало
его стены.
Маленькое, забрызганное грязью такси подъехало к стенам монастыря.
Шоферу пришлось расталкивать уснувших пассажиров.
- Сеньоры?
Торн зашевелился. Дженнингс опустил стекло и вдохнул утренний воздух,
озираясь по сторонам.
- Сан-Бенедетто, - пробурчал усталый шофер.
Торн протер глаза и увидел величественный силуэт монастыря на фоне
красноватого утреннего неба.
- Посмотри-ка туда... - прошептал Дженнингс в благоговейном страхе.
- Нельзя ли подъехать поближе? - спросил Торн.
Шофер отрицательно мотнул головой.
Предложив ему выспаться, Торн и Дженнингс побрели дальше пешком и
скоро оказались по пояс в траве, вымочившей их до нитки. Идти стало
трудно, одежда не соответствовала такой прогулке: она постоянно липла к
телу, пока они пробивались вперед через поле. Тяжело дыша, Дженнингс на
секунду остановился, взял камеру и отснял полпленки кадров.
- Невероятно, - прошептал он. - Невероятно, черт возьми.
Торн нетерпеливо оглянулся, и Дженнингс поспешно догнал его. Они
пошли вместе, прислушиваясь к собственному дыханию и к далеким звукам
пения, как стон, доносящимся изнутри монастыря.
- Как много здесь грусти, - сказал Дженнингс, когда они подошли ко
входу.
Звук внушал трепет, монотонное пение исходило, казалось, от самих
стен, в каменных коридорах и арках. Они медленно продвигались вперед,
оглядывая окружающее пространство и пытаясь обнаружить источник звука.
- Я думаю, сюда, - сказал Дженнингс, указывая в сторону длинного
коридора. - Посмотри, какая грязь.
Впереди виднелась коричневая тропинка. Люди, ходившие здесь многие
столетия подряд, ногами протерли в камне ложбинку, и во время ливней сюда
стекала вода. Тропинка вела к огромной каменной ротонде с закрытой
деревянной дверью. Они подошли поближе, и пение стало громче. Приоткрыв
дверь, Торн и Дженнингс с благоговением уставились на происходящее внутри
ротонды. Казалось, они неожиданно перенеслись в средневековье, так сильно
ощущалось присутствие Бога и духовной святости. Они увидели просторный
древний зал. Каменные ступени вели к алтарю, на котором возвышался
деревянный крест с фигурой распятого Христа, высеченной из камня. Сама
ротонда была сложена из каменных блоков, украшенных виноградными лозами и
сходившихся в центре купола. Теперь с вершины купола пробивался солнечный
свет и освещал фигуру Христа.
- Священное место, - прошептал Дженнингс.
Торн кивнул и продолжал осматривать помещение. Взгляд его упал на
группу монахов в капюшонах, стоящих на коленях и произносящих молитву.
Пение их было очень эмоциональным, оно то затихало, то усиливалось.
Дженнингс достал экспонометр и в полутьме попытался разобрать его
показания.
- Убери, - прошептал Торн.
- Надо было захватить вспышку.
- Я сказал, убери это.
Дженнингс взглянул на Торна с удивлением, но повиновался. Торн
выглядел чрезвычайно расстроенным, - у него дрожали колени, будто тело
приказывало опуститься на них и принять участие в молитве.
- С тобой все в порядке? - шепнул Дженнингс.
- ...Я католик, - тихо ответил Торн.
Вдруг взгляд его застыл, уставившись куда-то в темноту. Дженнингс
увидел инвалидное кресло-коляску и сидящего в нем неуклюжего человека. В
отличие от остальных, стоящих на коленях с опущенными головами, этот в
коляске сидел прямо, голова его словно окаменела, руки были выгнуты, как у
парализованного.
- Это он? - шепнул Дженнингс.
Торн кивнул, глаза его широко раскрылись, как от дурного
предчувствия. Они подошли ближе, и Дженнингс поморщился, когда увидел лицо
инвалида. Половина его была как будто расплавлена, мутные глаза слепо
смотрели вверх. Вместо правой руки из широкого рукава торчала
изуродованная культя.
- Мы не знаем, может ли он видеть и слышать, - сказал монах, стоящий
рядом со Спиллетто во внутреннем дворике монастыря. - После пожара он не
произнес ни слова.
Они находились в заросшем саду, который был завален осколками статуй.
После окончания службы монах вывез коляску Спиллетто из ротонды, и оба
путешественника последовали за ними.
- Братья за ним ухаживают, - продолжал монах, - и мы будем молиться
за его выздоровление, когда кончится епитимья.
- Епитимья? - спросил Торн.
Монах кивнул.
- "Горе пастуху, который покидает своих овец. Пускай же правая рука
его иссохнет, а правый глаз его ослепнет".
- Он согрешил? - спросил Торн.
- Да.
- Можно спросить, как именно?
- Он покинул Христа.
Торн и Дженнингс удивленно переглянулись.
- Откуда вам известно, что он покинул Христа? - спросил Торн у
монаха.
- Исповедь.
- Но он не разговаривает.
- Это была письменная исповедь. Он может шевелить левой рукой.
- И что это было за признание? - не отступал Торн.
- Можно мне узнать причину ваших расспросов?
- Это жизненно важно, - искренне признался Торн. - Я умоляю вас о
помощи. На карту поставлена жизнь.
Монах внимательно посмотрел на Торна и кивнул.
- Пойдемте со мной.
Келья Спиллетто была совсем пуста: только соломенный матрас и
каменный стол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203
выжил.
- Да. Немногие.
- Здесь был один высокий мужчина. Священник. Настоящий великан.
- Его звали Спиллетто?
- Да, - возбужденно ответил Торн. - Спиллетто.
- Он был здесь главным.
- Да, главным. Он...
- Он выжил.
В сердце Торна вспыхнула надежда.
- Он здесь?
- Нет.
- А где же?
- В монастыре в Субьяко. Многих пострадавших отправили туда. Многие
умерли там, но он выжил. Я помню, говорили, что это просто чудо, ведь во
время пожара он был на третьем этаже.
- Субьяко? - переспросил Дженнингс.
Монашка кивнула.
- Монастырь Сан-Бенедетто.
Кинувшись к машине, они сразу же начали рыться в картах. Городок
Субьяко находился на южной границе Италии, и чтобы попасть туда, пришлось
бы ехать на машине всю ночь. Таксисту нарисовали маршрут на карте красным
карандашом, чтобы он мог спокойно ехать, пока они будут спать.
Монастырь Сан-Бенедетто был наполовину разрушен, но огромная крепость
сохранила свою мощь и величие. Она веками стояла здесь, на юге Италии, и
выдержала не одну осаду. Во время второй мировой войны немцы, занявшие
монастырь под штаб, казнили в нем всех монахов. В 1946 году сами итальянцы
обстреляли его из минометов, как бы в отместку за зло, происходившее в его
стенах.
Несмотря на все испытания, Сан-Бенедетто оставался священным местом,
величественно возвышаясь на холме, и эхо молитв в течение веков пропитало
его стены.
Маленькое, забрызганное грязью такси подъехало к стенам монастыря.
Шоферу пришлось расталкивать уснувших пассажиров.
- Сеньоры?
Торн зашевелился. Дженнингс опустил стекло и вдохнул утренний воздух,
озираясь по сторонам.
- Сан-Бенедетто, - пробурчал усталый шофер.
Торн протер глаза и увидел величественный силуэт монастыря на фоне
красноватого утреннего неба.
- Посмотри-ка туда... - прошептал Дженнингс в благоговейном страхе.
- Нельзя ли подъехать поближе? - спросил Торн.
Шофер отрицательно мотнул головой.
Предложив ему выспаться, Торн и Дженнингс побрели дальше пешком и
скоро оказались по пояс в траве, вымочившей их до нитки. Идти стало
трудно, одежда не соответствовала такой прогулке: она постоянно липла к
телу, пока они пробивались вперед через поле. Тяжело дыша, Дженнингс на
секунду остановился, взял камеру и отснял полпленки кадров.
- Невероятно, - прошептал он. - Невероятно, черт возьми.
Торн нетерпеливо оглянулся, и Дженнингс поспешно догнал его. Они
пошли вместе, прислушиваясь к собственному дыханию и к далеким звукам
пения, как стон, доносящимся изнутри монастыря.
- Как много здесь грусти, - сказал Дженнингс, когда они подошли ко
входу.
Звук внушал трепет, монотонное пение исходило, казалось, от самих
стен, в каменных коридорах и арках. Они медленно продвигались вперед,
оглядывая окружающее пространство и пытаясь обнаружить источник звука.
- Я думаю, сюда, - сказал Дженнингс, указывая в сторону длинного
коридора. - Посмотри, какая грязь.
Впереди виднелась коричневая тропинка. Люди, ходившие здесь многие
столетия подряд, ногами протерли в камне ложбинку, и во время ливней сюда
стекала вода. Тропинка вела к огромной каменной ротонде с закрытой
деревянной дверью. Они подошли поближе, и пение стало громче. Приоткрыв
дверь, Торн и Дженнингс с благоговением уставились на происходящее внутри
ротонды. Казалось, они неожиданно перенеслись в средневековье, так сильно
ощущалось присутствие Бога и духовной святости. Они увидели просторный
древний зал. Каменные ступени вели к алтарю, на котором возвышался
деревянный крест с фигурой распятого Христа, высеченной из камня. Сама
ротонда была сложена из каменных блоков, украшенных виноградными лозами и
сходившихся в центре купола. Теперь с вершины купола пробивался солнечный
свет и освещал фигуру Христа.
- Священное место, - прошептал Дженнингс.
Торн кивнул и продолжал осматривать помещение. Взгляд его упал на
группу монахов в капюшонах, стоящих на коленях и произносящих молитву.
Пение их было очень эмоциональным, оно то затихало, то усиливалось.
Дженнингс достал экспонометр и в полутьме попытался разобрать его
показания.
- Убери, - прошептал Торн.
- Надо было захватить вспышку.
- Я сказал, убери это.
Дженнингс взглянул на Торна с удивлением, но повиновался. Торн
выглядел чрезвычайно расстроенным, - у него дрожали колени, будто тело
приказывало опуститься на них и принять участие в молитве.
- С тобой все в порядке? - шепнул Дженнингс.
- ...Я католик, - тихо ответил Торн.
Вдруг взгляд его застыл, уставившись куда-то в темноту. Дженнингс
увидел инвалидное кресло-коляску и сидящего в нем неуклюжего человека. В
отличие от остальных, стоящих на коленях с опущенными головами, этот в
коляске сидел прямо, голова его словно окаменела, руки были выгнуты, как у
парализованного.
- Это он? - шепнул Дженнингс.
Торн кивнул, глаза его широко раскрылись, как от дурного
предчувствия. Они подошли ближе, и Дженнингс поморщился, когда увидел лицо
инвалида. Половина его была как будто расплавлена, мутные глаза слепо
смотрели вверх. Вместо правой руки из широкого рукава торчала
изуродованная культя.
- Мы не знаем, может ли он видеть и слышать, - сказал монах, стоящий
рядом со Спиллетто во внутреннем дворике монастыря. - После пожара он не
произнес ни слова.
Они находились в заросшем саду, который был завален осколками статуй.
После окончания службы монах вывез коляску Спиллетто из ротонды, и оба
путешественника последовали за ними.
- Братья за ним ухаживают, - продолжал монах, - и мы будем молиться
за его выздоровление, когда кончится епитимья.
- Епитимья? - спросил Торн.
Монах кивнул.
- "Горе пастуху, который покидает своих овец. Пускай же правая рука
его иссохнет, а правый глаз его ослепнет".
- Он согрешил? - спросил Торн.
- Да.
- Можно спросить, как именно?
- Он покинул Христа.
Торн и Дженнингс удивленно переглянулись.
- Откуда вам известно, что он покинул Христа? - спросил Торн у
монаха.
- Исповедь.
- Но он не разговаривает.
- Это была письменная исповедь. Он может шевелить левой рукой.
- И что это было за признание? - не отступал Торн.
- Можно мне узнать причину ваших расспросов?
- Это жизненно важно, - искренне признался Торн. - Я умоляю вас о
помощи. На карту поставлена жизнь.
Монах внимательно посмотрел на Торна и кивнул.
- Пойдемте со мной.
Келья Спиллетто была совсем пуста: только соломенный матрас и
каменный стол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203