Его взгляд был словно прикован к старику. Бухер
почувствовал вдруг, как собака у его ног зашевелилась. Она вытянула
передние лапы, почти касаясь края помоста и тоже, как в трансе, не
сводила своих желтых немигающих глаз со старика.
Оратор опустил руки, и шум, словно по команде, моментально стих.
Старик откашлялся, а Лабрадор внимательно посмотрел на него, будто
раздумывая, нужна ли хозяину помощь.
- Друзья, - негромко начал Грэхем. Голос его был глубоким и сильным.
- Насколько я могу судить, это самая крупная демонстрация за все годы
существования нашего огромного города.
Толпа одобрительно загудела, но старик жестом призвал к тишине.
- Однажды великий человек по фамилии Джеймс Камерон, стоявший у
истоков нашего движения, так отозвался о нем: "Я бы желал, чтобы Господь
Бог упразднил все кампании за ядерное разоружение. Чтобы ядерного оружия
просто не существовало на этом свете".
Поднялась буря аплодисментов, а оратор, вперив невидящий взгляд в
толпу, смущенно покачивал головой. Потом снова поднял руку, призывая к
спокойствию.
- Сегодня днем менее чем в миле отсюда высокопоставленные особы
соберутся для того, чтобы попытаться предотвратить кризис, вот уже на
протяжении пятидесяти лет угрожающий мировому региону, известному нам
как Ближний Восток. Однако в конечном итоге он угрожает всему
человечеству. И потому мы желаем политикам проявить сегодня выдержку и
мудрость, хотя одного этого пожелания, конечно же, недостаточно. То,
чего я требую от них и от вас - проще простого. И этого я требовал
всегда.
Чтобы вы выбирали себе лидеров только из тех людей, что стоят под
нашими знаменами...
Слова оратора потонули в громе аплодисментов. - Вы все время
забываете, что дело не в политике определенных партий, а в каждом из
вас. Вы все и каждый из вас могут и должны действовать во имя спасения
человечества, во имя выживания людей.
Над толпой повисла тишина. Слева от себя Бухер заметил несколько
полицейских, не сводящих глаз с помоста. Они также время от времени
аплодировали.
А Грэхем продолжал:
- Какие политические дебаты смогут иметь маломальское значение в
выжженной пустыне?
- Никакие! - хором отвечала толпа.
- А какой смысл в дискуссиях о различных формах существования
человечества, если планета превращена в свалку?
- Никакого! - толпа согласилась снова. Старик приподнял руки, и
Лабрадор на поводке тоже вскочил на лапы.
- Возможно, многие из вас знают, что я - человек не религиозный, -
объявил Грэхем. - И тем не менее, я процитирую вам слова из Второго
послания апостола Павла к Тимофею. - Старик откашлялся, а его собака
принялась слегка царапать когтями деревянное покрытие.
Бухер увидел, как Дэмьен вдруг перевел свой немигающий взгляд на
Лабрадора и уже не сводил с того глаз.
А Грэхем начал цитировать апостола Павла:
"Знай же, что в последние дни наступят времена тяжкия. Ибо люди будут
самолюбивы, сребролюбивы, горды, надменны, злоречивы, родителям
непокорны, неблагодарны, нечестивы, недружелюбны, непримирительны,
клеветники, невоздержанны, жестоки, не любящие добра, предатели, наглы,
напыщенны, более сластолюбивы, нежели боголюбивы".
Пока он говорил, собака-поводырь вскочила вдруг на задние лапы, а
передними как-то странно замахала перед своей мордой. И тут же начала
принюхиваться. Бухер сидел, что взгляд Лабрадора прикован к глазам
Дэмьена.
Грэхем тем временем продолжал:
- Я призываю всех верующих молиться своим богам, а тех, кто не верит
- как следует подумать, напрячь свой пылкий ум.
Происходящее на помосте фиксировалось телевизионными камерами и
транслировалось на мониторах, так что все присутствующие могли
наблюдать, как Лабрадор все яростнее скребет когтями помост и шерсть на
нем поднимается дыбом. Из оскалившейся пасти собаки закапала слюна.
- То, о чем я здесь говорю, - заметил Грэхем, - старо, как мир. Но
сложившаяся ситуация требует от всех нас...
В этот момент мощная собака прыгнула на своего хозяина, и ее тяжелые
челюсти сомкнулись на его лице. Старик повалился на спину, запутавшись
ногой в микрофонном шнуре, и его сдавленный крик эхом разнесся над
площадью.
Никто не успел и пошевелиться, а рабочие по обеим сторонам помоста
словно остолбенели. Как пригвожденные к месту, стояли они, не в силах
что-либо сделать.
А Лабрадор отпрыгнул назад, увлекая за собой старика. Тот с трудом
поднялся на ноги, так как ремешок, накинутый на запястье, тянул его.
- О Боже, - простонал еле слышно Грэхем, но даже его шепот был слышен
над застывшей в ужасе толпой. Старик провел рукой по лицу, и те, кто
стоял поближе к помосту, увидели, как по пальцам Грэхема заструилась
кровь.
Телеоператор, действуя автоматически, дал крупный план, и толпа
ахнула, увидев окровавленное с обвисающими клочьями кожи, лицо Грэхема.
Одна дужка очков зацепилась за ухо, и общему взору предстали пустые
глазницы, которые старик пытался прикрыть непослушными пальцами.
Рабочие уже бежали к нему, но тут Лабрадор снова отыскал глазами
кого-то в толпе и мгновенно прыгнул к краю платформы, увлекая за собой и
старика.
В толпе раздался истерический женский крик. Но животное уже взлетело
над помостом, и вслед за ним - Грэхем. Судорожно хватаясь за воздух, он
рухнул на площадь возле помоста. Телекамеры продолжали работать, а
включенный микрофон разносил над толпой его мучительные крики до тех
пор, пока старик не затих. На экране монитора возникла разбитая голова
старого ученого.
Толпа в ужасе всколыхнулась, затем снова воцарилась мертвая тишина, и
только микрофонный провод, словно пуповина, связывал помост с телом
Грэхема.
Первым шевельнулся Дэмьен. Резко обернувшись, он вперил свой взгляд в
гнедую лошадь под полисменом, застывшую футах в тридцати от них. Это
была самая крупная лошадь из десяти животных, что разделили толпу на две
половины, образуя широкий проход прямо к Уайт-холлу.
Лошадь дернулась. Полицейский нахмурился и сильнее сдавил ногами бока
лошади. Но это не помогло, тогда он натянул поводья.
Безумными глазами уставилось животное на Дэмьена. Ноздри лошади
раздувались, ее крупные зубы обнажились, и она тихонько заржала, словно
призывая к себе поодаль стоящих животных. Те, как по команде,
развернулись по направлению головной колонны, возле которой стоял
Дэмьен.
Какое-то мгновение первая лошадь оставалась в неподвижности, и только
глаза ее расширялись и расширялись от ужаса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203
почувствовал вдруг, как собака у его ног зашевелилась. Она вытянула
передние лапы, почти касаясь края помоста и тоже, как в трансе, не
сводила своих желтых немигающих глаз со старика.
Оратор опустил руки, и шум, словно по команде, моментально стих.
Старик откашлялся, а Лабрадор внимательно посмотрел на него, будто
раздумывая, нужна ли хозяину помощь.
- Друзья, - негромко начал Грэхем. Голос его был глубоким и сильным.
- Насколько я могу судить, это самая крупная демонстрация за все годы
существования нашего огромного города.
Толпа одобрительно загудела, но старик жестом призвал к тишине.
- Однажды великий человек по фамилии Джеймс Камерон, стоявший у
истоков нашего движения, так отозвался о нем: "Я бы желал, чтобы Господь
Бог упразднил все кампании за ядерное разоружение. Чтобы ядерного оружия
просто не существовало на этом свете".
Поднялась буря аплодисментов, а оратор, вперив невидящий взгляд в
толпу, смущенно покачивал головой. Потом снова поднял руку, призывая к
спокойствию.
- Сегодня днем менее чем в миле отсюда высокопоставленные особы
соберутся для того, чтобы попытаться предотвратить кризис, вот уже на
протяжении пятидесяти лет угрожающий мировому региону, известному нам
как Ближний Восток. Однако в конечном итоге он угрожает всему
человечеству. И потому мы желаем политикам проявить сегодня выдержку и
мудрость, хотя одного этого пожелания, конечно же, недостаточно. То,
чего я требую от них и от вас - проще простого. И этого я требовал
всегда.
Чтобы вы выбирали себе лидеров только из тех людей, что стоят под
нашими знаменами...
Слова оратора потонули в громе аплодисментов. - Вы все время
забываете, что дело не в политике определенных партий, а в каждом из
вас. Вы все и каждый из вас могут и должны действовать во имя спасения
человечества, во имя выживания людей.
Над толпой повисла тишина. Слева от себя Бухер заметил несколько
полицейских, не сводящих глаз с помоста. Они также время от времени
аплодировали.
А Грэхем продолжал:
- Какие политические дебаты смогут иметь маломальское значение в
выжженной пустыне?
- Никакие! - хором отвечала толпа.
- А какой смысл в дискуссиях о различных формах существования
человечества, если планета превращена в свалку?
- Никакого! - толпа согласилась снова. Старик приподнял руки, и
Лабрадор на поводке тоже вскочил на лапы.
- Возможно, многие из вас знают, что я - человек не религиозный, -
объявил Грэхем. - И тем не менее, я процитирую вам слова из Второго
послания апостола Павла к Тимофею. - Старик откашлялся, а его собака
принялась слегка царапать когтями деревянное покрытие.
Бухер увидел, как Дэмьен вдруг перевел свой немигающий взгляд на
Лабрадора и уже не сводил с того глаз.
А Грэхем начал цитировать апостола Павла:
"Знай же, что в последние дни наступят времена тяжкия. Ибо люди будут
самолюбивы, сребролюбивы, горды, надменны, злоречивы, родителям
непокорны, неблагодарны, нечестивы, недружелюбны, непримирительны,
клеветники, невоздержанны, жестоки, не любящие добра, предатели, наглы,
напыщенны, более сластолюбивы, нежели боголюбивы".
Пока он говорил, собака-поводырь вскочила вдруг на задние лапы, а
передними как-то странно замахала перед своей мордой. И тут же начала
принюхиваться. Бухер сидел, что взгляд Лабрадора прикован к глазам
Дэмьена.
Грэхем тем временем продолжал:
- Я призываю всех верующих молиться своим богам, а тех, кто не верит
- как следует подумать, напрячь свой пылкий ум.
Происходящее на помосте фиксировалось телевизионными камерами и
транслировалось на мониторах, так что все присутствующие могли
наблюдать, как Лабрадор все яростнее скребет когтями помост и шерсть на
нем поднимается дыбом. Из оскалившейся пасти собаки закапала слюна.
- То, о чем я здесь говорю, - заметил Грэхем, - старо, как мир. Но
сложившаяся ситуация требует от всех нас...
В этот момент мощная собака прыгнула на своего хозяина, и ее тяжелые
челюсти сомкнулись на его лице. Старик повалился на спину, запутавшись
ногой в микрофонном шнуре, и его сдавленный крик эхом разнесся над
площадью.
Никто не успел и пошевелиться, а рабочие по обеим сторонам помоста
словно остолбенели. Как пригвожденные к месту, стояли они, не в силах
что-либо сделать.
А Лабрадор отпрыгнул назад, увлекая за собой старика. Тот с трудом
поднялся на ноги, так как ремешок, накинутый на запястье, тянул его.
- О Боже, - простонал еле слышно Грэхем, но даже его шепот был слышен
над застывшей в ужасе толпой. Старик провел рукой по лицу, и те, кто
стоял поближе к помосту, увидели, как по пальцам Грэхема заструилась
кровь.
Телеоператор, действуя автоматически, дал крупный план, и толпа
ахнула, увидев окровавленное с обвисающими клочьями кожи, лицо Грэхема.
Одна дужка очков зацепилась за ухо, и общему взору предстали пустые
глазницы, которые старик пытался прикрыть непослушными пальцами.
Рабочие уже бежали к нему, но тут Лабрадор снова отыскал глазами
кого-то в толпе и мгновенно прыгнул к краю платформы, увлекая за собой и
старика.
В толпе раздался истерический женский крик. Но животное уже взлетело
над помостом, и вслед за ним - Грэхем. Судорожно хватаясь за воздух, он
рухнул на площадь возле помоста. Телекамеры продолжали работать, а
включенный микрофон разносил над толпой его мучительные крики до тех
пор, пока старик не затих. На экране монитора возникла разбитая голова
старого ученого.
Толпа в ужасе всколыхнулась, затем снова воцарилась мертвая тишина, и
только микрофонный провод, словно пуповина, связывал помост с телом
Грэхема.
Первым шевельнулся Дэмьен. Резко обернувшись, он вперил свой взгляд в
гнедую лошадь под полисменом, застывшую футах в тридцати от них. Это
была самая крупная лошадь из десяти животных, что разделили толпу на две
половины, образуя широкий проход прямо к Уайт-холлу.
Лошадь дернулась. Полицейский нахмурился и сильнее сдавил ногами бока
лошади. Но это не помогло, тогда он натянул поводья.
Безумными глазами уставилось животное на Дэмьена. Ноздри лошади
раздувались, ее крупные зубы обнажились, и она тихонько заржала, словно
призывая к себе поодаль стоящих животных. Те, как по команде,
развернулись по направлению головной колонны, возле которой стоял
Дэмьен.
Какое-то мгновение первая лошадь оставалась в неподвижности, и только
глаза ее расширялись и расширялись от ужаса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203