Это случилось
восемнадцать лет тому назад, но до сих пор гнев клокотал в Бухере при
одном только воспоминании об этом роковом дне.
Бухер что-то пробормотал и открыл глаза. Он заметил, что шофер
бросает на него любопытные взгляды. Бухер достал пузырек с витаминами и
отправил горсточку в рот.
Все внутри у него сжалось, когда он вдруг вспомнил, что опять увидит
мальчика. Тому уже вот-вот исполнится семнадцать - возраст, когда юноше
суждено обрести черты настоящего мужчины. Любопытно, что же это будут за
черты, подумалось Бухеру. Ученики сообщали, что мальчик подрос и
раздался в плечах.
Бухер почувствовал знакомое жжение. Вот-вот, желудок-то его и
прикончит. Он вспомнил слова врача - что-то там насчет стрессов. У
каждого человека, - объяснял тот Бухеру, - есть определенный орган,
который целенаправленно разрушается. Из-за этого у одного - мучительные
головные боли; другой полагает, что у него не больше не меньше - стынет
кровь, и это доводит его до сердечного приступа. У Бухера слабым место
являлся желудок.
Только один человек во всем мире мог вызвать в Поле Бухере внутреннее
напряжение. Никто: ни политик, ни авторитетный ученый, ни даже президент
Соединенных Штатов Америки не имел на него серьезного влияния - только
этот мальчик.
Автомобиль свернул с трассы на узкую проселочную дорогу, ведущую к
Пирфорду. Водитель притормаживав на крутых поворотах. Вдоль дороги
кустарник переплетался и образовывал живую изгородь. Бухер выглянул в
окно. Кролики прыснули с дороги в кусты, о лобовое стекло то и дело
разбивались бесчисленные насекомые.
- Приехали, сэр, - донесся из селектора голос водителя, когда машина
остановилась у ворот.
С того момента, как погиб Дэмьен, здесь в Пирфорде установили новую
систему безопасности, и большие стальные ворота открывались теперь с
помощью электроники.
Водитель коснулся одного из тумблеров на металлической панели, и
створки ворот разошлись. Еще полмили вверх по дороге, и Бухер уже мог
различить западное крыло гигантского особняка. Там его ожидает лучший в
мире коньяк и пылающий камин. Скоро он сможет расслабиться.
Колеса зашуршали по гравию, и автомобиль затормозил. Джордж,
дворецкий, уже застыл в дверях; он принял кейс Бухера и тут же проводил
его в дом, пробормотав мимоходом, что ему приятно видеть гостя.
Бухер сходу направился в гостиную и, плеснув в бокал коньяку,
внимательно оглядел зал. Особняк являл собой чудесное сочетание
изысканности и экстравагантности. Бухер пробежал пальцами по дубовой
панели, погладил тяжелые бархатные портьеры и скользнул взглядом по
портретам. Роберт Торн; его брат Ричард; Дэмьен. Вздрогнув, Бухер
поспешил к камину. Несмотря на самый разгар лета, поленья вовсю
полыхали. Бухер, в ожидании потирая озябшие руки, повернулся спиной к
пламени.
В зал заглянул дворецкий:
- Обед будет готов через двадцать минут, сэр. Бухер кивнул:
- Как он?
- Порядок,сэр.
- Я могу его видеть?
- Если вы его отыщете, сэр.
Бухер опять кивнул и, прихватив бокал с коньяком, вышел из гостиной.
Он пересек холл, поднялся по крутой лестнице на первый этаж и вдоль
галереи направился к сумрачному коридору, ведущему в западное крыло
особняка. Бухер слышал, как колотится его собственное сердце, он
чувствовал, что все внутри у него сжимается. С каждым шагом Бухер
приближался к спальне юноши.
Он тихонько постучал в дверь и прислушался. Ни звука не доносилось
оттуда. Бухер снова постучал, затем толкнул дверь и вошел в комнату.
Внутри никого не было. В спальне стояла узкая кровать и больше
ничего; стены и потолок были выкрашены в какой-то невыносимо тоскливый
цвет. Бухер почувствовал резь в глазах и потянулся к выключателю. Но
свет не зажегся: лампочка была вывернута. Бухер подошел к кровати и
принялся разглядывать настенный коллаж из газетных вырезок. По обе
стороны коллажа висели два больших снимка. Правый являлся портретом
Дэмьена Торна: голова и плечи крупным планом. На другой фотографии
виднелась могила и надгробный камень. Бухер всмотрелся в надпись,
выбитую на граните и полускрытую кустарником:
КЭТЛИН РЕЙНОЛДС
Возлюбленная дочь
1949 - 1982
Бухер хмыкнул и еще ниже склонился над постелью, вглядываясь в коллаж
Вот снимок варшавских евреев, которых под прицелом гонят к грузовикам
для отправки в Освенцим. На следующей фотографии виднелись следы
каких-то массовых захоронений; здесь же висели портреты Гитлера и Иди
Амина; застывшего с открытым ртом Муссолини и ухмыляющегося Сталина. На
фоне ядерного гриба над разрушенной Хиросимой улыбался Гарри Трумен.
Рядом с обуглившимся указателем на Дрезден пускал клубы табачного дыма
Черчилль. Генри Киссинджер расплылся от счастья, принимая Нобелевскую
премию, и тут же стоял Пол Пот, прислонясь к целой горе черепов и
поломанных костей.
Весь коллаж слева направо пересекали начертанные детской рукой
красные буквы: РЕПЕТИЦИЯ.
Бухер тяжело и разом выдохнул воздух из легких, отхлебнул изрядный
глоток коньяка и с облегчением покинул спальню.
Он прошел в глубь особняка, свернул в другой коридор и почуял собаку
раньше, чем заметил ее. Осторожно приблизился к ней, уставившись в
желтые горящие глаза, неотступно следившие за ним из глубины коридора.
Пес поднял свою массивную, черную голову, медленно встал на лапищи и,
тяжело ступая, устремился навстречу Бухеру - чудовищный зверь с тяжелыми
клыками, мощной шеей и огромным туловищем. От его дыхания за версту
несло зловонием.
Собака остановилась, вперив взгляд в Бухера, ее морда оказалась на
уровне его живота. Какое-то время застывшие на месте зверь и человек
словно гипнотизировали друг друга. Собака принюхивалась, и морда ее
слегка покачивалась при этом. Затем пес тихонько зарычал, но отошел в
сторону, будто часовой, милостиво разрешивший пройти.
Бухер проскользнул мимо собаки в коридор, подошел к последней двери и
поднял было руку, чтобы постучать, но передумал и просто толкнул дверь.
Комната представляла собой круглый, окрашенный в черный цвет зал,
потолок поддерживали шесть колонн.
Здесь не было ни единого окна, освещалось помещение единственной
черной свечой, прикрепленной к плинтусу.
Колеблющееся пламя выхватывало из мрака деревянное распятие в
человеческий рост: скорченная в муках фигура Христа с обращенным к
стойке ликом, в ноги и распростертые вдоль перекладины руки были вбиты
черные гвозди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203
восемнадцать лет тому назад, но до сих пор гнев клокотал в Бухере при
одном только воспоминании об этом роковом дне.
Бухер что-то пробормотал и открыл глаза. Он заметил, что шофер
бросает на него любопытные взгляды. Бухер достал пузырек с витаминами и
отправил горсточку в рот.
Все внутри у него сжалось, когда он вдруг вспомнил, что опять увидит
мальчика. Тому уже вот-вот исполнится семнадцать - возраст, когда юноше
суждено обрести черты настоящего мужчины. Любопытно, что же это будут за
черты, подумалось Бухеру. Ученики сообщали, что мальчик подрос и
раздался в плечах.
Бухер почувствовал знакомое жжение. Вот-вот, желудок-то его и
прикончит. Он вспомнил слова врача - что-то там насчет стрессов. У
каждого человека, - объяснял тот Бухеру, - есть определенный орган,
который целенаправленно разрушается. Из-за этого у одного - мучительные
головные боли; другой полагает, что у него не больше не меньше - стынет
кровь, и это доводит его до сердечного приступа. У Бухера слабым место
являлся желудок.
Только один человек во всем мире мог вызвать в Поле Бухере внутреннее
напряжение. Никто: ни политик, ни авторитетный ученый, ни даже президент
Соединенных Штатов Америки не имел на него серьезного влияния - только
этот мальчик.
Автомобиль свернул с трассы на узкую проселочную дорогу, ведущую к
Пирфорду. Водитель притормаживав на крутых поворотах. Вдоль дороги
кустарник переплетался и образовывал живую изгородь. Бухер выглянул в
окно. Кролики прыснули с дороги в кусты, о лобовое стекло то и дело
разбивались бесчисленные насекомые.
- Приехали, сэр, - донесся из селектора голос водителя, когда машина
остановилась у ворот.
С того момента, как погиб Дэмьен, здесь в Пирфорде установили новую
систему безопасности, и большие стальные ворота открывались теперь с
помощью электроники.
Водитель коснулся одного из тумблеров на металлической панели, и
створки ворот разошлись. Еще полмили вверх по дороге, и Бухер уже мог
различить западное крыло гигантского особняка. Там его ожидает лучший в
мире коньяк и пылающий камин. Скоро он сможет расслабиться.
Колеса зашуршали по гравию, и автомобиль затормозил. Джордж,
дворецкий, уже застыл в дверях; он принял кейс Бухера и тут же проводил
его в дом, пробормотав мимоходом, что ему приятно видеть гостя.
Бухер сходу направился в гостиную и, плеснув в бокал коньяку,
внимательно оглядел зал. Особняк являл собой чудесное сочетание
изысканности и экстравагантности. Бухер пробежал пальцами по дубовой
панели, погладил тяжелые бархатные портьеры и скользнул взглядом по
портретам. Роберт Торн; его брат Ричард; Дэмьен. Вздрогнув, Бухер
поспешил к камину. Несмотря на самый разгар лета, поленья вовсю
полыхали. Бухер, в ожидании потирая озябшие руки, повернулся спиной к
пламени.
В зал заглянул дворецкий:
- Обед будет готов через двадцать минут, сэр. Бухер кивнул:
- Как он?
- Порядок,сэр.
- Я могу его видеть?
- Если вы его отыщете, сэр.
Бухер опять кивнул и, прихватив бокал с коньяком, вышел из гостиной.
Он пересек холл, поднялся по крутой лестнице на первый этаж и вдоль
галереи направился к сумрачному коридору, ведущему в западное крыло
особняка. Бухер слышал, как колотится его собственное сердце, он
чувствовал, что все внутри у него сжимается. С каждым шагом Бухер
приближался к спальне юноши.
Он тихонько постучал в дверь и прислушался. Ни звука не доносилось
оттуда. Бухер снова постучал, затем толкнул дверь и вошел в комнату.
Внутри никого не было. В спальне стояла узкая кровать и больше
ничего; стены и потолок были выкрашены в какой-то невыносимо тоскливый
цвет. Бухер почувствовал резь в глазах и потянулся к выключателю. Но
свет не зажегся: лампочка была вывернута. Бухер подошел к кровати и
принялся разглядывать настенный коллаж из газетных вырезок. По обе
стороны коллажа висели два больших снимка. Правый являлся портретом
Дэмьена Торна: голова и плечи крупным планом. На другой фотографии
виднелась могила и надгробный камень. Бухер всмотрелся в надпись,
выбитую на граните и полускрытую кустарником:
КЭТЛИН РЕЙНОЛДС
Возлюбленная дочь
1949 - 1982
Бухер хмыкнул и еще ниже склонился над постелью, вглядываясь в коллаж
Вот снимок варшавских евреев, которых под прицелом гонят к грузовикам
для отправки в Освенцим. На следующей фотографии виднелись следы
каких-то массовых захоронений; здесь же висели портреты Гитлера и Иди
Амина; застывшего с открытым ртом Муссолини и ухмыляющегося Сталина. На
фоне ядерного гриба над разрушенной Хиросимой улыбался Гарри Трумен.
Рядом с обуглившимся указателем на Дрезден пускал клубы табачного дыма
Черчилль. Генри Киссинджер расплылся от счастья, принимая Нобелевскую
премию, и тут же стоял Пол Пот, прислонясь к целой горе черепов и
поломанных костей.
Весь коллаж слева направо пересекали начертанные детской рукой
красные буквы: РЕПЕТИЦИЯ.
Бухер тяжело и разом выдохнул воздух из легких, отхлебнул изрядный
глоток коньяка и с облегчением покинул спальню.
Он прошел в глубь особняка, свернул в другой коридор и почуял собаку
раньше, чем заметил ее. Осторожно приблизился к ней, уставившись в
желтые горящие глаза, неотступно следившие за ним из глубины коридора.
Пес поднял свою массивную, черную голову, медленно встал на лапищи и,
тяжело ступая, устремился навстречу Бухеру - чудовищный зверь с тяжелыми
клыками, мощной шеей и огромным туловищем. От его дыхания за версту
несло зловонием.
Собака остановилась, вперив взгляд в Бухера, ее морда оказалась на
уровне его живота. Какое-то время застывшие на месте зверь и человек
словно гипнотизировали друг друга. Собака принюхивалась, и морда ее
слегка покачивалась при этом. Затем пес тихонько зарычал, но отошел в
сторону, будто часовой, милостиво разрешивший пройти.
Бухер проскользнул мимо собаки в коридор, подошел к последней двери и
поднял было руку, чтобы постучать, но передумал и просто толкнул дверь.
Комната представляла собой круглый, окрашенный в черный цвет зал,
потолок поддерживали шесть колонн.
Здесь не было ни единого окна, освещалось помещение единственной
черной свечой, прикрепленной к плинтусу.
Колеблющееся пламя выхватывало из мрака деревянное распятие в
человеческий рост: скорченная в муках фигура Христа с обращенным к
стойке ликом, в ноги и распростертые вдоль перекладины руки были вбиты
черные гвозди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203