С одной стороны, он действительно пытается освобо-
дить человека от внешних зависимостей, по сучи, онтологизи-
руя его в качестве "самобытной субстанции", свободного
творца. С другой стороны, он считает необходимым онтологи-
зировать и ту сущностную силу, от которой человек зависит в
своей самобытности. Самобытность, свобода, творчество, субъ-
ектность оказываются просто "дарованными" человеку, нис-
посланными ему свыше, но не выстраданными, не отвоеван-
ными, не самоположенными. Потому теория человека
Н.А.Бердяева есть действи1ел..ьно лишь теория его "оправда-
ния", но еще не теория подлинного его субъектного бытия.
Л.Шестов также выступал против предопределенно-
сти индивидуальной жизни человека некоторым всеобщим
началом. "Человек, - критически замечал он, - должен преж-
де всего повиноваться, и повиноваться началу, столь же дале-
кому от него, как и воспетые Спииозой перпендикуляры и
треугольники - они же являются в своей смиренной покор-
ности высшему началу вечными и недосягаемыми образцами
для беспокойных и неразумно мятущихся смертных. Гегель
шел в том же направлении... - он еще более укрепил в людях
веру в "автономию" разума. Для него философия была само-
развитием духа - т.е. автоматическим развертыванием Абсо-
люта, который идеальностью своей природы и свежей неоду-
шевленностью превосходит даже математические понятия"
1313; 19-20].
Пытаясь противопоставить "умозрительной филосо-
фии - экзистенциальную", он приходит к мысли, что все бе-
ды человека проистекают из веры в разумное и .личсское. И
именно они якобы подводят к исспоглищающему Ничто, и
Ничто превращается в господина мироздания. "Пока человек,
- заключает он, - рассчитывает на поддержку "общего", пока
он боится потерять почву под ногами, отделиться от почвы,
пока он полагается на истины разума и свои добродетели, он
весь во власти своего злейшего и неумолимейшего врага"
(Там же; 206). Мораль, логика, наука - "полицейские агенты",
которые несут в себе, по мнению Л.Шестова, один и тот же
отрицательный корень - нормативность, ограничивающий
свободу человека. "Настоящий исследователь жизни, - писал
он, - не в праве быть оседлым человеком и верить в опреде-
ленные приемы искания. Он должен быть готов ко всему:
уметь вовремя заподозрить логику и вместе с тем не боятся
прибегнуть, когда нужно, хотя бы и к заклинаниям, как дела-
ли Достоевский и Ницше" {311; 45].
Лейтмотивом рассуждений Л.Шестова выступает стре-
мление освободить человека от власти Ничто, от власти "об-
щего" (разума и добродетели). И в этом можно увидеть опре-
деленный позитивный момент, поскольку Ничто ограничивает
субъектную свободу человека, внушая ему страх и беспомощ-
ность перед неизъяснимым (Н.А.Бердяев), а "общее" - раст-
воряет его индивидуальную самобытность.
Трудно не согласиться с тем, что человек не должен
догматически цепляться за единожды избранную им позицию,
но вправе произвольно менять ее, что он не должен "зависать"
в абстракции, но должен приближаться в познании к миру
"живому" и быть в постоянном движении самоизменения.
Вместе с тем следует обратить внимание и на то, что не по-
зволяет принять философскую позицию Л.Шестова в целом.
Суть противоречия состоит в способе решения про-
блемы, который сродни феноменологическому epoche, воздер-
жанию от "неугодного", а, по сути, обнаруживается в уходе от
проблемы путем элиминирования того, что не вписывается в
теоретическую схему. Однако, лекарь, отрицающий существо-
вание болезни, которую он фиксирует, но не может излечить,
фактически утрачивает возможность претендовать на диагноз.
Л.Шестов ищет пути освобождения в предельной ин-
дивидуализации человека как субъекта жизнедеятельности,
творчества, познания и самопознания. В его духе утверждать,
например, что у каждого человека исключительно свое пред-
ставление об ответственности и это, мол, его право. Человек
вправе даже высказывать два контрадикторных утверждения
или отрекаться от своих идеалов, убеждений и т.п. Однако
утверждение права "быть самим собой" не означает отрицания
права на существование общей морали, логики, науки. Само
бытность сама по себе, вне связи с всеобщим теряет смысл.
Человек действительно изначально самобытен, но са-
мобытность - это не только и не столько данность, сколько
процесс воспроизводства самим человеком как субъектом
своей неповторимости, индивидуальности в мире универса-
лий. Простое отрицание "всеобщих шаблонов бытия" означа-
ет, по сути, низведение субъекта до уровня носителя "не-
подвижной сущности". Потому, предельная индивидуализа-
ция, автономизация существования так или иначе утверждает
идею великого кругового движения от Ничто к Ничто, вы-
рваться за пределы которого философии Л.Шестова все же
не удается.
Менее известный, но не менее глубокий в исследова-
нии философских проблем человека, Н.М.Бахтии (старший
брат М.М.Бахтина), отстаивал (в отличие от Л.Шестова)
идею изначальной онтологической открытости бытия позна-
нию, идею сущностной сензитивности конкретного человече-
ского существа к миру. "Всякий раз, как мне открывалось что-
нибудь новое и значительное - все равно пейзаж или истина
или улыбка женщины, обреченной моей любви, - писал он, -
ощущение волнующей новизны странно сочеталось во мне с
чувством чего-то извечно-знакомого...Словно всякое познание
приходит не извне, но вырастает и раскрывается изнутри, из
нашей собственной глубины... И все мои скитания по горо-
дам и странам, временам и культурам, религиям и философ-
ским системам - были для меня лишь путем к самому себе..."
[32; 63].
В диалоге с самим собой Н.М.Бахтин следующим об-
разом проблематизирует это рассуждение.
В чем же пафос такого "узнавания-овладения"? Не о
подобном ли воспоминании-узнавании говорил еще Платон?
Имеет ли смысл "переносить центр тяжести на себя" и при-
знавать вещи или идеи лишь постольку, поскольку человек
узнает в них свое и ощущает в себе право на овладение ими?
Можно ли мыслить себя центром и своевольно относить к
нему все окружающее, смотреть на все "мтуманвиньш взорам
вожделения", слепо и жадно подходить к вещам, чтобы ими
завладеть? Может, гораздо возвышеннее предаться созерца-
нию того, что больше, богаче тебя, что ты не исчерпываешь
собою; перерасти свою ограниченность, преодолеть свою кос-
ность и раздельность; раствориться в com.;piiitnn(1iuic.M?
И.М.Бахтин не приемлет подобного рода "растворение
в созерцании". "Я думаю о том, - пишет он, - как горск дол-
жен быть для вас, "вкусившего цельного покоя", возврат от
созерцания к бытию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141