Да, бесчисленные забастовки, стачки, демонстрации, студенческие волнения — все это главным образом стихийное, неуправляемое. Тысячу раз прав Ленин, ставя во главу угла организованность рабочего движения, и прежде всего — организованность, дисциплину в самой партии. Но «пока солнце взойдет, роса очи выест». И правы, наверное, с такой точки зрения Кржижановский, Носков и Мошинский, призывающие пренебречь чем угодно, но сохранить мир в партии. Даже путем уступок. Даже путем односторонних уступок.
Эта мысль теперь не давала Дубровинскому покоя. Третий съезд... Нужен — не нужен? Книпович из Киева пишет, что в комитетах по этому поводу началась страшная разноголосица и что Ленин настаивает на беспощадной войне с меньшевиками. Но хорошо ли видно оттуда, из-за границы, что происходит здесь? Худой мир все же лучше доброй ссоры!
Беспорядочно защелкали колеса на входных стрелках. Поезд сбавил ход и остановился. Сквозь заледенелые стекла светились желтые пятна станционных фонарей. Скрипнула дверь, и в потоке морозного воздуха вошел новый пассажир. Раздергивая одной рукой вязаный шарф, которым у него было закутано горло, другой он пытался приткнуть куда-нибудь свой дорожный мешок. Вздохнул шумливо:
— Эх-ма, только войны с япошками нам и не хватало!
В сонной тиши вагона эти слова прозвучали пугающе. Они как бы продолжили тягостные мысли Дубровинского, хотя и не имели с ними прямой связи. Войны ожидали, но как-то не всерьез и во всяком случае не через три же дня вслед за сообщениями о разрыве дипломатических отношений Японии с Россией. А в Ростове так и разговора об этом не возникало.
— Откуда вы знаете, что война началась? —спросил Дубровинский.
— Брат у меня здесь телеграфистом. Пока поезда ждали, сидел я у него, была проходящая телеграмма атаману казачьего Войска Донского. Мобилизация объявляется. Весь флот наш в Порт-Артуре потоплен. Этой вот ночью подло напали. Ночь там раньше нашей на семь часов начинается. Так-то,— ответил вошедший и потащился дальше по вагону.
Теперь мысли Дубровинского приняли иное направление. Да, хотя Япония и поступила вероломно, напав на наш флот втихомолку, сама эта война выгодна царскому правительству. Она всколыхнет волну где искреннего, а где и показного патриотизма, отвлечет на время значительные народные силы от революционной борьбы. Стало быть, необходимо немедленно писать, печатать листовки, разоблачать истинный смысл этой навязанной России войны. Надо требовать мира, мира! Долой войну! Долой самодержавие!
Придя твердо к этой мысли, он тут же отбросил все до того томившие его сомнения. Именно с учетом этой новой обстановки мир в партии должен быть обеспечен как можно скорее и любой ценой.
Теперь, одержимый этой целиком захватившей его идеей, Дубровинский мотался из одного города в другой. Душевно радовался, когда в партийных комитетах встречал поддержку, а там, где сталкивался с противодействием, вступал в горячие споры. Он делал это, глубоко убежденный в том, что своими усилиями способствует сохранению единства в партии, что сама жизнь неизбежно подтвердит правильность избранного им пути и Ленин, верным соратником которого считал он себя, первый же впоследствии поблагодарит его.
Дубровинский не предполагал даже, что в то самое время, когда он произносит свои страстные речи в защиту любого мира в партии, Крупская по поручению Ленина доверительно обращалась к нему: «Дорогой товарищ! Вы ничего не пишете нам, и мы знаем лишь из писем товарищей, что вы настроены мирно и думаете, что путем уступок можно добиться еще мира в партии...» И далее продолжала: «Меньшинство не успокоится, пока не возьмет в руки все и не задушит большинства». А в конце письма от имени Ленина убедительно просила поехать в Екатеринослав с тем, чтобы восстановить там после тяжелого провала социал-демократическую организацию, дотоле надежную сторонницу большинства.
Если бы он знал все это, он сразу умерил бы свой примиренческий пыл и тотчас направился в Екатеринослав. Но письмо Крупской, перлюстрированное охранкой на границе, до него не дошло, как не дошло по той же причине и второе письмо, где Крупская, подчеркивая, что его очень ценят как хорошего организатора, еще настоятельнее передавала просьбу Ленина направиться в Екатеринослав.
Не получив этих писем, не узнал Дубровинский и того, что безудержный восторг, с каким рассказывал Кржижановский о своей поездке в Женеву и примирении Мартова с Лениным, совсем несоразмерен с истинными результатами его миссии. Это о нем, о Кржижановском, Крупская писала, как о члене ЦК, который задавшись целью примирить большевиков с меньшевиками, «шел на всяческие уступки, превышая даже свои полномочия».
Обмен записками между Мартовым и Лениным, чему придавал такое решающее значение Кржижановский, лишь переводил конфликт, возникший между партийным большинством и меньшинством, из категории личной ссоры в принципиальные разногласия. Для Мартова этот обмен записками настолько не стоил ничего, что даже открытое письмо Ленина «Почему я вышел из
редакции «Искры»?» он отказался напечатать, полагая себя теперь полным хозяином положения в новой «Искре»..
И хотя к этому времени сам Кржижановский, находясь в регулярной переписке с Владимиром Ильичей, стал достаточно хорошо понимать, что меньшевики вовсе не собираются идти на подлинное сближение, что к ним переметнулся и Плеханов, что Заграничная лига и Совет партии принимают по важнейшим вопросам только угодные им решения, повлиять существенно на примиренческие настроения в ряде местных партийных организаций он уже не мог. А Дубровинский, не проникшийся глубоко сознанием всей сложности резко изменившейся обстановки, но облеченный полномочиями агента ЦК, продолжал увлеченно агитировать против созыва Третьего съезда.
Он только что вернулся из Курска, где в полицейском управлении обменял свой паспорт на новый, положенный лицу, имеющему после ссылки определенные ограничения. И там совершенно нелепо судьба свела его с Григорием, тоже получавшим паспорт — офицером запаса! — на пятилетний срок.
Невозможно было уклониться от разговора с братом, да Иосиф и не стремился к этому. Он первым поздоровался, но Григорий, щегольски одетый, чуть уловимо кивнул головой, завел руки за спину. Словно бы так удобнее было разговаривать.
«Семью-то вовсе бросил? Один пробиваешься или на стороне другую завел?»
«Григорий, я мог бы тебе ответить грубо. Но я скажу спокойно, так как есть. Пока нам просто удобнее жить врозь».
«Сам, мол, снова сяду, а жену поберегу?»
«Девочек тоже. Когда жандармы приходят обыскивать, арестовывать, они очень пугают маленьких».
«Ну, а что все твое племя сидит на шее матери да тетки, совесть не мучает?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258
Эта мысль теперь не давала Дубровинскому покоя. Третий съезд... Нужен — не нужен? Книпович из Киева пишет, что в комитетах по этому поводу началась страшная разноголосица и что Ленин настаивает на беспощадной войне с меньшевиками. Но хорошо ли видно оттуда, из-за границы, что происходит здесь? Худой мир все же лучше доброй ссоры!
Беспорядочно защелкали колеса на входных стрелках. Поезд сбавил ход и остановился. Сквозь заледенелые стекла светились желтые пятна станционных фонарей. Скрипнула дверь, и в потоке морозного воздуха вошел новый пассажир. Раздергивая одной рукой вязаный шарф, которым у него было закутано горло, другой он пытался приткнуть куда-нибудь свой дорожный мешок. Вздохнул шумливо:
— Эх-ма, только войны с япошками нам и не хватало!
В сонной тиши вагона эти слова прозвучали пугающе. Они как бы продолжили тягостные мысли Дубровинского, хотя и не имели с ними прямой связи. Войны ожидали, но как-то не всерьез и во всяком случае не через три же дня вслед за сообщениями о разрыве дипломатических отношений Японии с Россией. А в Ростове так и разговора об этом не возникало.
— Откуда вы знаете, что война началась? —спросил Дубровинский.
— Брат у меня здесь телеграфистом. Пока поезда ждали, сидел я у него, была проходящая телеграмма атаману казачьего Войска Донского. Мобилизация объявляется. Весь флот наш в Порт-Артуре потоплен. Этой вот ночью подло напали. Ночь там раньше нашей на семь часов начинается. Так-то,— ответил вошедший и потащился дальше по вагону.
Теперь мысли Дубровинского приняли иное направление. Да, хотя Япония и поступила вероломно, напав на наш флот втихомолку, сама эта война выгодна царскому правительству. Она всколыхнет волну где искреннего, а где и показного патриотизма, отвлечет на время значительные народные силы от революционной борьбы. Стало быть, необходимо немедленно писать, печатать листовки, разоблачать истинный смысл этой навязанной России войны. Надо требовать мира, мира! Долой войну! Долой самодержавие!
Придя твердо к этой мысли, он тут же отбросил все до того томившие его сомнения. Именно с учетом этой новой обстановки мир в партии должен быть обеспечен как можно скорее и любой ценой.
Теперь, одержимый этой целиком захватившей его идеей, Дубровинский мотался из одного города в другой. Душевно радовался, когда в партийных комитетах встречал поддержку, а там, где сталкивался с противодействием, вступал в горячие споры. Он делал это, глубоко убежденный в том, что своими усилиями способствует сохранению единства в партии, что сама жизнь неизбежно подтвердит правильность избранного им пути и Ленин, верным соратником которого считал он себя, первый же впоследствии поблагодарит его.
Дубровинский не предполагал даже, что в то самое время, когда он произносит свои страстные речи в защиту любого мира в партии, Крупская по поручению Ленина доверительно обращалась к нему: «Дорогой товарищ! Вы ничего не пишете нам, и мы знаем лишь из писем товарищей, что вы настроены мирно и думаете, что путем уступок можно добиться еще мира в партии...» И далее продолжала: «Меньшинство не успокоится, пока не возьмет в руки все и не задушит большинства». А в конце письма от имени Ленина убедительно просила поехать в Екатеринослав с тем, чтобы восстановить там после тяжелого провала социал-демократическую организацию, дотоле надежную сторонницу большинства.
Если бы он знал все это, он сразу умерил бы свой примиренческий пыл и тотчас направился в Екатеринослав. Но письмо Крупской, перлюстрированное охранкой на границе, до него не дошло, как не дошло по той же причине и второе письмо, где Крупская, подчеркивая, что его очень ценят как хорошего организатора, еще настоятельнее передавала просьбу Ленина направиться в Екатеринослав.
Не получив этих писем, не узнал Дубровинский и того, что безудержный восторг, с каким рассказывал Кржижановский о своей поездке в Женеву и примирении Мартова с Лениным, совсем несоразмерен с истинными результатами его миссии. Это о нем, о Кржижановском, Крупская писала, как о члене ЦК, который задавшись целью примирить большевиков с меньшевиками, «шел на всяческие уступки, превышая даже свои полномочия».
Обмен записками между Мартовым и Лениным, чему придавал такое решающее значение Кржижановский, лишь переводил конфликт, возникший между партийным большинством и меньшинством, из категории личной ссоры в принципиальные разногласия. Для Мартова этот обмен записками настолько не стоил ничего, что даже открытое письмо Ленина «Почему я вышел из
редакции «Искры»?» он отказался напечатать, полагая себя теперь полным хозяином положения в новой «Искре»..
И хотя к этому времени сам Кржижановский, находясь в регулярной переписке с Владимиром Ильичей, стал достаточно хорошо понимать, что меньшевики вовсе не собираются идти на подлинное сближение, что к ним переметнулся и Плеханов, что Заграничная лига и Совет партии принимают по важнейшим вопросам только угодные им решения, повлиять существенно на примиренческие настроения в ряде местных партийных организаций он уже не мог. А Дубровинский, не проникшийся глубоко сознанием всей сложности резко изменившейся обстановки, но облеченный полномочиями агента ЦК, продолжал увлеченно агитировать против созыва Третьего съезда.
Он только что вернулся из Курска, где в полицейском управлении обменял свой паспорт на новый, положенный лицу, имеющему после ссылки определенные ограничения. И там совершенно нелепо судьба свела его с Григорием, тоже получавшим паспорт — офицером запаса! — на пятилетний срок.
Невозможно было уклониться от разговора с братом, да Иосиф и не стремился к этому. Он первым поздоровался, но Григорий, щегольски одетый, чуть уловимо кивнул головой, завел руки за спину. Словно бы так удобнее было разговаривать.
«Семью-то вовсе бросил? Один пробиваешься или на стороне другую завел?»
«Григорий, я мог бы тебе ответить грубо. Но я скажу спокойно, так как есть. Пока нам просто удобнее жить врозь».
«Сам, мол, снова сяду, а жену поберегу?»
«Девочек тоже. Когда жандармы приходят обыскивать, арестовывать, они очень пугают маленьких».
«Ну, а что все твое племя сидит на шее матери да тетки, совесть не мучает?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258