Выехали Шлихтер, Лядов, Землячка. От них ни слуху ни духу. Может быть, делегация еще в пути? Или, добравшись до места, оказалась бессильной что-либо сделать?
— Сегодня в Гельсингфорс уехала сестра,— прерывая молчание, сказала Менжинская.— Вера была в Куоккала. Владимир Ильич попросил ее немедленно поехать в Финляндию и разыскать Шлихтера. В крепости есть надежные люди, подпоручики Емельянов и Коханский. Они, конечно, встали во главе. Но им надо помочь. Нельзя теперь восстание оставлять на произвол судьбы. Нельзя, чтобы его посчитали обыкновенным бунтом против начальства. Восстание — это революция! Владимир Ильич сказал, пусть вся наша делегация им помогает. А мне страшно, Иосиф Федорович!
Она прямо посмотрела Дубровинскому в глаза. Но в ее взгляде растерянности не было — только глубокая боль.
— Не тревожьтесь, Людмила Рудольфовна,— сказал Дубровинский и взял ее за руку,— ваша сестра — человек смелый и опытный.
— Боже мой! Да я не об этом! — воскликнула Менжинская, стискивая пальцы Дубровинскому.— Хотя, конечно, за Веру тоже боюсь. Лучше бы я поехала вместо нее! Но если восстание не подготовлено, чем все это кончится? Опять военно-полевыми судами и расстрелами.
— Вы правы, Людмила Рудольфовна,— мягко сказал Дубро-винский, проникаясь ее душевным состоянием.— Но что случилось, то случилось. И надо думать теперь о том, чтобы знамя восстания увидела вся Россия, весь мир. Тогда и неизбежные жертвы не будут бессмысленными.
— Если бы человеком управлял только рассудок! Может быть, это и глупо, но мне иногда сердце приказывает такое, что я забываю о здравом смысле,— она отняла свою руку.— Вот взяла бы сегодня и поехала вместе с вами в Кронштадт! Мне спокойнее, когда я вижу обстановку своими глазами.
Дубровинский улыбнулся. С сестрами Менжинскими он познакомился недавно, через Ольгу Афанасьевну Варенцову, с которой вместе когда-то отбывал астраханскую ссылку, а теперь
вместе входил в петербургскую «военку». Обе Менжинские учительницы по образованию и по призванию — преподавали в воскресно-вечерних школах для рабочих, обе, может быть, как
раз в силу своей профессии были общительны и речисты., Но старшая сестра, Вера, казалась Дубровинскому несколько суше, строже, а Людмила, почти его ровесница, покоряла своей удивительной непосредственностью и простотой. С нею ему всегда было легко разговаривать. Всякий раз Дубровинский расставался с Людмилой, унося ощущение, будто он вел диалог сам с собой, подчас и очень сложный, трудный, но такой, в котором после долгого спора непременно находилось радующее его решение.
— Почему и вы стремитесь поехать в Кронштадт?
Он знал уже, что в «военке» получено сообщение от Мануиль-ского, требующее срочных указаний, как быть,— обстановка накалена эсерами до крайности; знал, что Петербургский комитет принял решение немедленно послать туда его, Гусарова и Мало-земова. Им вместе с Мануильским на месте определить план действий и точный час начала восстания. Оно готовилось исподволь, планомерно, с весны, и предполагалось стать одним из главных звеньев в цепи всеохватного выступления революционных сил. Но Свеаборг сломал все замыслы. Чувство братской солидарности теперь обязывало кронштадтцев его поддержать, а питерский пролетариат должен был поддерживать и Кронштадт и Свеаборг.
— Зачем вам ехать, Людмила Рудольфовна? — повторил Дубровинский.— Вы здесь для связи нужнее. А в Кронштадте я однажды бывал уже в переделке и знаю, что это такое.
— Вот потому-то я и стремлюсь поехать туда! Вы знаете —> я тоже хочу знать, видеть. Иначе мое воображение склонно все преувеличивать. Четыре дня тому назад Егор Канопул перед отъездом в Кронштадт заходил к нам с Шорниковой — она тоже из нашей «военки»,— и мне почему-то Шорникова тогда ужасно не понравилась. Мне хочется посмотреть на нее в Кронштадте теперь.
— Доверьте это моим глазам, Людмила Рудольфовна,— сказал Дубровинский.— Вы ведь не раз убеждались, что видим мы одинаково. Канопул — человек строгой морали, а если вас в Шорниковой тревожит нечто другое, не поддавайтесь подозрениям. Провокаторы, конечно, существуют, но я, например, не верю, чтобы они когда-нибудь могли оказаться рядом со мной. В этом, кстати, недавно меня убедил один парикмахер.
— Подозрительность и осторожность — вещи разные,— покачивая головой, заметила Менжинская.— Но я сейчас не стану спорить с вами...
В прихожей раздался короткий звонок. Менжинская побежала открывать дверь. Явились Гусаров и Малоземов, оба прямо из Куоккала от Ленина. С ходу принялись рассказывать, что Владимир Ильич обеспокоен, достаточно ли хорошо выполняются его указания насчет того, чтобы все районные партийные организации установили беспрерывные дежурства на конспиративных квартирах и были готовы по призыву Петербургского комитета
поднять рабочих на всеобщую забастовку в любой назначенный час. Ленин полагает, говорили они, что такая забастовка поможет расширить и углубить восстание после того, как к нему присоединится и Кронштадт. А посему действовать надо без промедления.
— На обратном пути мы узнали, что на помощь свеаборжцам выступила финляндская Красная гвардия и остановила движение поездов между Або, Выборгом и Гельсингфорсом,— рассказывал Гусаров.— Стало быть, подвоз правительственных войск будет туда затруднен. А в «военке» получено сообщение от Мануиль-ского, что кронштадтцы поднимутся сегодня в одиннадцать вечера. Эсеры стараются устранить большевиков от руководства, что называется, локтями оттолкнуть и этим могут внести разлад и в войска. Тогда получится простой военный бунт, а не начало общего восстания. Надо нам ехать сейчас же.
— А на чем перебраться через залив? Что-нибудь подготовлено? — спросил Дубровинский.— Прошлый раз, когда приходилось иметь дело с Кронштадтом, было хорошо — морозы. По льду прошел. А на пароходах сейчас филеров — пруд пруди.
— Сообщение привезла Шорникова,— ответил Малоземов.— Она же взялась нас проводить и в Кронштадт.
— Вот видите.— Дубровинский взглянул на Менжинскую и ободряюще ей улыбнулся.— Ну, что же, товарищи, ехать так ехать.
Маленький буксирный пароход, на который через склад, заваленный ящиками и бочками, тайно провела и посадила всех Шорникова, от Ораниенбаумской пристани отвалил только в половине одиннадцатого. Дубровинский с тревогой вглядывался в смутные очертания медленно приближавшегося острова. Вот они трое, в легоньких штатских пальто и даже без какого-либо оружия при себе, едут руководить восстанием солдат и моряков, которое в эти минуты, может быть, уже началось, и на их совести будет потом лежать исход сражения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258
— Сегодня в Гельсингфорс уехала сестра,— прерывая молчание, сказала Менжинская.— Вера была в Куоккала. Владимир Ильич попросил ее немедленно поехать в Финляндию и разыскать Шлихтера. В крепости есть надежные люди, подпоручики Емельянов и Коханский. Они, конечно, встали во главе. Но им надо помочь. Нельзя теперь восстание оставлять на произвол судьбы. Нельзя, чтобы его посчитали обыкновенным бунтом против начальства. Восстание — это революция! Владимир Ильич сказал, пусть вся наша делегация им помогает. А мне страшно, Иосиф Федорович!
Она прямо посмотрела Дубровинскому в глаза. Но в ее взгляде растерянности не было — только глубокая боль.
— Не тревожьтесь, Людмила Рудольфовна,— сказал Дубровинский и взял ее за руку,— ваша сестра — человек смелый и опытный.
— Боже мой! Да я не об этом! — воскликнула Менжинская, стискивая пальцы Дубровинскому.— Хотя, конечно, за Веру тоже боюсь. Лучше бы я поехала вместо нее! Но если восстание не подготовлено, чем все это кончится? Опять военно-полевыми судами и расстрелами.
— Вы правы, Людмила Рудольфовна,— мягко сказал Дубро-винский, проникаясь ее душевным состоянием.— Но что случилось, то случилось. И надо думать теперь о том, чтобы знамя восстания увидела вся Россия, весь мир. Тогда и неизбежные жертвы не будут бессмысленными.
— Если бы человеком управлял только рассудок! Может быть, это и глупо, но мне иногда сердце приказывает такое, что я забываю о здравом смысле,— она отняла свою руку.— Вот взяла бы сегодня и поехала вместе с вами в Кронштадт! Мне спокойнее, когда я вижу обстановку своими глазами.
Дубровинский улыбнулся. С сестрами Менжинскими он познакомился недавно, через Ольгу Афанасьевну Варенцову, с которой вместе когда-то отбывал астраханскую ссылку, а теперь
вместе входил в петербургскую «военку». Обе Менжинские учительницы по образованию и по призванию — преподавали в воскресно-вечерних школах для рабочих, обе, может быть, как
раз в силу своей профессии были общительны и речисты., Но старшая сестра, Вера, казалась Дубровинскому несколько суше, строже, а Людмила, почти его ровесница, покоряла своей удивительной непосредственностью и простотой. С нею ему всегда было легко разговаривать. Всякий раз Дубровинский расставался с Людмилой, унося ощущение, будто он вел диалог сам с собой, подчас и очень сложный, трудный, но такой, в котором после долгого спора непременно находилось радующее его решение.
— Почему и вы стремитесь поехать в Кронштадт?
Он знал уже, что в «военке» получено сообщение от Мануиль-ского, требующее срочных указаний, как быть,— обстановка накалена эсерами до крайности; знал, что Петербургский комитет принял решение немедленно послать туда его, Гусарова и Мало-земова. Им вместе с Мануильским на месте определить план действий и точный час начала восстания. Оно готовилось исподволь, планомерно, с весны, и предполагалось стать одним из главных звеньев в цепи всеохватного выступления революционных сил. Но Свеаборг сломал все замыслы. Чувство братской солидарности теперь обязывало кронштадтцев его поддержать, а питерский пролетариат должен был поддерживать и Кронштадт и Свеаборг.
— Зачем вам ехать, Людмила Рудольфовна? — повторил Дубровинский.— Вы здесь для связи нужнее. А в Кронштадте я однажды бывал уже в переделке и знаю, что это такое.
— Вот потому-то я и стремлюсь поехать туда! Вы знаете —> я тоже хочу знать, видеть. Иначе мое воображение склонно все преувеличивать. Четыре дня тому назад Егор Канопул перед отъездом в Кронштадт заходил к нам с Шорниковой — она тоже из нашей «военки»,— и мне почему-то Шорникова тогда ужасно не понравилась. Мне хочется посмотреть на нее в Кронштадте теперь.
— Доверьте это моим глазам, Людмила Рудольфовна,— сказал Дубровинский.— Вы ведь не раз убеждались, что видим мы одинаково. Канопул — человек строгой морали, а если вас в Шорниковой тревожит нечто другое, не поддавайтесь подозрениям. Провокаторы, конечно, существуют, но я, например, не верю, чтобы они когда-нибудь могли оказаться рядом со мной. В этом, кстати, недавно меня убедил один парикмахер.
— Подозрительность и осторожность — вещи разные,— покачивая головой, заметила Менжинская.— Но я сейчас не стану спорить с вами...
В прихожей раздался короткий звонок. Менжинская побежала открывать дверь. Явились Гусаров и Малоземов, оба прямо из Куоккала от Ленина. С ходу принялись рассказывать, что Владимир Ильич обеспокоен, достаточно ли хорошо выполняются его указания насчет того, чтобы все районные партийные организации установили беспрерывные дежурства на конспиративных квартирах и были готовы по призыву Петербургского комитета
поднять рабочих на всеобщую забастовку в любой назначенный час. Ленин полагает, говорили они, что такая забастовка поможет расширить и углубить восстание после того, как к нему присоединится и Кронштадт. А посему действовать надо без промедления.
— На обратном пути мы узнали, что на помощь свеаборжцам выступила финляндская Красная гвардия и остановила движение поездов между Або, Выборгом и Гельсингфорсом,— рассказывал Гусаров.— Стало быть, подвоз правительственных войск будет туда затруднен. А в «военке» получено сообщение от Мануиль-ского, что кронштадтцы поднимутся сегодня в одиннадцать вечера. Эсеры стараются устранить большевиков от руководства, что называется, локтями оттолкнуть и этим могут внести разлад и в войска. Тогда получится простой военный бунт, а не начало общего восстания. Надо нам ехать сейчас же.
— А на чем перебраться через залив? Что-нибудь подготовлено? — спросил Дубровинский.— Прошлый раз, когда приходилось иметь дело с Кронштадтом, было хорошо — морозы. По льду прошел. А на пароходах сейчас филеров — пруд пруди.
— Сообщение привезла Шорникова,— ответил Малоземов.— Она же взялась нас проводить и в Кронштадт.
— Вот видите.— Дубровинский взглянул на Менжинскую и ободряюще ей улыбнулся.— Ну, что же, товарищи, ехать так ехать.
Маленький буксирный пароход, на который через склад, заваленный ящиками и бочками, тайно провела и посадила всех Шорникова, от Ораниенбаумской пристани отвалил только в половине одиннадцатого. Дубровинский с тревогой вглядывался в смутные очертания медленно приближавшегося острова. Вот они трое, в легоньких штатских пальто и даже без какого-либо оружия при себе, едут руководить восстанием солдат и моряков, которое в эти минуты, может быть, уже началось, и на их совести будет потом лежать исход сражения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258