Ему показалось, что их здесь всего лишь двое или трое. Но тут же с разных сторон посыпались восклицания, приветствующие его появление, и, хорошенько осмотревшись, он успокоился. Блестяще! Из одиннадцати членов ЦК не хватает только Любимова, Квятковского и Красина. Но Любимов в Смоленске и не подтвердил возможность своего приезда. А Квятковский, только было названо его имя, и
сам как раз позвонил, а затем появился на пороге. Румяный, потирая полные, круглые щеки.
— Виноват, кажется, я последний.— И посмотрел на часы.— Против назначенного времени опоздал на девять минут. Но, знаете, никак не решался войти, все фланировал по улице. Что-то неладно...
— А что именно? — быстро спросил Дубровинский.
— В том-то и дело, что сам не знаю. Ничего определенного, а...
— Случай, когда пуганая ворона куста боится,— отозвался с дивана, стоявшего в сторонке, Крохмаль.— Вам, Александр Александрович, полицией запрещено появляться в столицах, вот и мерещатся на каждом углу филеры. Я, тертый калач, решительно заявляю, что сегодня здесь удивительно спокойно.
— Товарищи,— вдруг вмешалась в разговор Александрова. Она стояла у окна и, отогнув край шторы, смотрела вниз, на улицу.— Сейчас проехал на извозчике, не останавливаясь, Красин. Правда, я видела только спину, но убеждена, что это он, Его воротник, шапка. Почему он мимо проехал?
— Это серьезно, Екатерина Михайловна,— сказал Гальперин, вразвалочку подойдя к окну и вместе с Александровой через щелку в шторе оглядывая улицу так, словно на ней могли отпечататься следы проехавшего Красина.— Воротник и шапка у Леонида Борисовича весьма примечательны, и человек он в Еысшей степени осторожный.
— Так что же нам, разойтись быстрее? — с нервическим оттенком в голосе спросил Розанов и пересел от стенки к столу, забарабанил пальцами.— Иосиф Федорович, вы договаривались о квартире, решайте.
Дубровинский погладил усы, задумчиво сделал несколько шагов по комнате. Шаги были неслышны, их заглушал толстый ковер. Припомнился недавний разговор со Скитальцем, когда тот уверял, что нет в Москве более безопасной квартиры, чем квартира Андреева, и сам писатель потом, давая радушное согласие, сказал энергично: «Милости прошу, дорогие, милости прошу! Будете как у Христа за пазухой. Занимайтесь сколько вам угодно и чем угодно, только,— он засмеялся весело, заразительно,— не взорвите нечаянно дом. Где тогда жить я буду? Ну, да вы. народ разумный, не эсеры свирепые». Припомнилось и предостережение Сбитнева, что, мол, не надо бы на народе хлопать его по плечу: «Черт их, филеров этих, знает». И еще: почему так заметался Сбитнев, когда остался один у чугунной ограды Цветного бульвара? Не иначе, заметил к тот миг слежку и попытался шпика увлечь за собой. Стало быть, не очень-то в Москве безопасно. Красина нет до сих пор. Вероятно, в самом деле проехал мимо. Человек он многоопытный. Что ж, разойтись? Ну, а если тревога
необоснованна? И проехал мимо кто-то другой? Когда и как удастся опять всем вместе собраться? Явных признаков слежки в глаза никому не бросилось. Все правила конспирации соблюдены, появлялись поодиночке, собирались в течение часа, приходили с разных сторон...
— Товарищи, я думаю, начинать нам свое заседание в паническом настроении негоже,— сказал Дубровинский, твердо оста-новясь посреди комнаты.— Розанов спрашивает: не разойтись ли быстрее? Кто еще присоединяется к нему?
Ответом была тишина. Только Носков в дальнем углу комнаты слегка кашлянул.
— В таком случае, товарищи, прошу всех к столу,— пригласил Дубровинский. И сам, подавая пример, взял стул и уселся. Вытащил из бокового кармана согнутую пополам тетрадь, бросил перед собой.— Поговорить нам нужно о многом, но коль мы не свободны от некоторой тревоги, я призываю всех говорить сжато. Лично я вношу в повестку дня два вопроса...
— Может быть, нам следовало сперва определить, кто будет председательствовать сегодня?—перебила его Александрова и посмотрела на Носкова.— Против вас, Иосиф Федорович, я ничего не имею.
— И я не имею,— сказал Гальперин.— Но я предлагаю в председатели Владимира Александровича, поскольку...
— Позвольте, Лев Ефимович,— заслонился ладонью Носков,— к чему это?
— ...поскольку вы единственный член ЦК, избранный еще на съезде,— поторопился вставить Розанов.
— Не кажется ли вам, товарищи, что мы пока занимаемся суесловием?—проговорил Сильвин.— А время идет.
— Мы уже начали было, и можно бы продолжать,— немного стеснительно сказал Карпов, самый молодой из всех собравшихся.— Но если правильнее вести собрание Владимиру Александровичу, пусть ведет он.
— Давайте проголосуем,— предложил Квятковский.— Выдвигалось две кандидатуры...
— Если говорить точно, выдвигалась только одна кандидатура, Носкова,— вскипела Александрова.— Ее назвал Гальперин, а что касается Дубровииского, сна никем не выдвигалась. Мои слова еще не означали...
Вошел лакей Андреева, теперь уже и причесанный и застегнутый на все пуговицы, в белых перчатках. Остановился у двери, картинно склонив голову к плечу.
— Леонид Николаевичч просил передать вам, господа,— проговорил он торжественно и как бы удваивая букву «с» и «ч»,—-что он чувствует себя не вполне здоровым, лежит в постели и не может вас лично приветствовать. Он также просил передать вам, господа, что вся его квартира находится в полном вашем распо-
ряжении. Что прикажете подать, господа: чай, кофе, коньяк, ликер? С чем бутерброды?
Это прозвучало так неожиданно и так контрастно по отношению к бурно завязавшемуся спору о председателе, что все неудержимо захохотали. А лакей стоял, пытаясь изобразить у себя на лице виноватую улыбку, и искренне терялся в догадках: что жз он такое сморозил, отчего все так дружно смеются? Он ведь очень точно выполнил приказ хозяина.
— Спасибо, спасибо, дорогой! — через силу, борясь со смехом, наконец выговорил Гальперин.— Передай нашу благодарность Леониду Николаевичу. А нам ничего не нужно. Впрочем, если можно, через часок подай по стакану чая и бутерброды с икрой и сыром.
Лакей поклонился и вышел.
— Ну что же, вернемся к нашим баранам? — спросил Крохмаль. А сам, прикрыв ладонью губы, все еще посмеивался.
— Мы на баранов и похожи сегодня,— сердясь, заметил Сильвин.
— Дабы не терять впустую время, председателем объявляю себя,— изображая это как шутку, сказал Дубровинский, Ему хотелось как-то предотвратить новую вспышку нелепого спора. И главное, приступить к работе.— Сегодня для дела так будет лучше. Есть ли возражения? Прошу извинить меня, Владимир
Александрович!
Александрова подняла руку:
— Я претив. Но не потому...
— Кто еще против?—спросил Дубровинский. И оглядел собравшихся.— Против больше нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258
сам как раз позвонил, а затем появился на пороге. Румяный, потирая полные, круглые щеки.
— Виноват, кажется, я последний.— И посмотрел на часы.— Против назначенного времени опоздал на девять минут. Но, знаете, никак не решался войти, все фланировал по улице. Что-то неладно...
— А что именно? — быстро спросил Дубровинский.
— В том-то и дело, что сам не знаю. Ничего определенного, а...
— Случай, когда пуганая ворона куста боится,— отозвался с дивана, стоявшего в сторонке, Крохмаль.— Вам, Александр Александрович, полицией запрещено появляться в столицах, вот и мерещатся на каждом углу филеры. Я, тертый калач, решительно заявляю, что сегодня здесь удивительно спокойно.
— Товарищи,— вдруг вмешалась в разговор Александрова. Она стояла у окна и, отогнув край шторы, смотрела вниз, на улицу.— Сейчас проехал на извозчике, не останавливаясь, Красин. Правда, я видела только спину, но убеждена, что это он, Его воротник, шапка. Почему он мимо проехал?
— Это серьезно, Екатерина Михайловна,— сказал Гальперин, вразвалочку подойдя к окну и вместе с Александровой через щелку в шторе оглядывая улицу так, словно на ней могли отпечататься следы проехавшего Красина.— Воротник и шапка у Леонида Борисовича весьма примечательны, и человек он в Еысшей степени осторожный.
— Так что же нам, разойтись быстрее? — с нервическим оттенком в голосе спросил Розанов и пересел от стенки к столу, забарабанил пальцами.— Иосиф Федорович, вы договаривались о квартире, решайте.
Дубровинский погладил усы, задумчиво сделал несколько шагов по комнате. Шаги были неслышны, их заглушал толстый ковер. Припомнился недавний разговор со Скитальцем, когда тот уверял, что нет в Москве более безопасной квартиры, чем квартира Андреева, и сам писатель потом, давая радушное согласие, сказал энергично: «Милости прошу, дорогие, милости прошу! Будете как у Христа за пазухой. Занимайтесь сколько вам угодно и чем угодно, только,— он засмеялся весело, заразительно,— не взорвите нечаянно дом. Где тогда жить я буду? Ну, да вы. народ разумный, не эсеры свирепые». Припомнилось и предостережение Сбитнева, что, мол, не надо бы на народе хлопать его по плечу: «Черт их, филеров этих, знает». И еще: почему так заметался Сбитнев, когда остался один у чугунной ограды Цветного бульвара? Не иначе, заметил к тот миг слежку и попытался шпика увлечь за собой. Стало быть, не очень-то в Москве безопасно. Красина нет до сих пор. Вероятно, в самом деле проехал мимо. Человек он многоопытный. Что ж, разойтись? Ну, а если тревога
необоснованна? И проехал мимо кто-то другой? Когда и как удастся опять всем вместе собраться? Явных признаков слежки в глаза никому не бросилось. Все правила конспирации соблюдены, появлялись поодиночке, собирались в течение часа, приходили с разных сторон...
— Товарищи, я думаю, начинать нам свое заседание в паническом настроении негоже,— сказал Дубровинский, твердо оста-новясь посреди комнаты.— Розанов спрашивает: не разойтись ли быстрее? Кто еще присоединяется к нему?
Ответом была тишина. Только Носков в дальнем углу комнаты слегка кашлянул.
— В таком случае, товарищи, прошу всех к столу,— пригласил Дубровинский. И сам, подавая пример, взял стул и уселся. Вытащил из бокового кармана согнутую пополам тетрадь, бросил перед собой.— Поговорить нам нужно о многом, но коль мы не свободны от некоторой тревоги, я призываю всех говорить сжато. Лично я вношу в повестку дня два вопроса...
— Может быть, нам следовало сперва определить, кто будет председательствовать сегодня?—перебила его Александрова и посмотрела на Носкова.— Против вас, Иосиф Федорович, я ничего не имею.
— И я не имею,— сказал Гальперин.— Но я предлагаю в председатели Владимира Александровича, поскольку...
— Позвольте, Лев Ефимович,— заслонился ладонью Носков,— к чему это?
— ...поскольку вы единственный член ЦК, избранный еще на съезде,— поторопился вставить Розанов.
— Не кажется ли вам, товарищи, что мы пока занимаемся суесловием?—проговорил Сильвин.— А время идет.
— Мы уже начали было, и можно бы продолжать,— немного стеснительно сказал Карпов, самый молодой из всех собравшихся.— Но если правильнее вести собрание Владимиру Александровичу, пусть ведет он.
— Давайте проголосуем,— предложил Квятковский.— Выдвигалось две кандидатуры...
— Если говорить точно, выдвигалась только одна кандидатура, Носкова,— вскипела Александрова.— Ее назвал Гальперин, а что касается Дубровииского, сна никем не выдвигалась. Мои слова еще не означали...
Вошел лакей Андреева, теперь уже и причесанный и застегнутый на все пуговицы, в белых перчатках. Остановился у двери, картинно склонив голову к плечу.
— Леонид Николаевичч просил передать вам, господа,— проговорил он торжественно и как бы удваивая букву «с» и «ч»,—-что он чувствует себя не вполне здоровым, лежит в постели и не может вас лично приветствовать. Он также просил передать вам, господа, что вся его квартира находится в полном вашем распо-
ряжении. Что прикажете подать, господа: чай, кофе, коньяк, ликер? С чем бутерброды?
Это прозвучало так неожиданно и так контрастно по отношению к бурно завязавшемуся спору о председателе, что все неудержимо захохотали. А лакей стоял, пытаясь изобразить у себя на лице виноватую улыбку, и искренне терялся в догадках: что жз он такое сморозил, отчего все так дружно смеются? Он ведь очень точно выполнил приказ хозяина.
— Спасибо, спасибо, дорогой! — через силу, борясь со смехом, наконец выговорил Гальперин.— Передай нашу благодарность Леониду Николаевичу. А нам ничего не нужно. Впрочем, если можно, через часок подай по стакану чая и бутерброды с икрой и сыром.
Лакей поклонился и вышел.
— Ну что же, вернемся к нашим баранам? — спросил Крохмаль. А сам, прикрыв ладонью губы, все еще посмеивался.
— Мы на баранов и похожи сегодня,— сердясь, заметил Сильвин.
— Дабы не терять впустую время, председателем объявляю себя,— изображая это как шутку, сказал Дубровинский, Ему хотелось как-то предотвратить новую вспышку нелепого спора. И главное, приступить к работе.— Сегодня для дела так будет лучше. Есть ли возражения? Прошу извинить меня, Владимир
Александрович!
Александрова подняла руку:
— Я претив. Но не потому...
— Кто еще против?—спросил Дубровинский. И оглядел собравшихся.— Против больше нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258