Кому первому сказать застольное Слово? Александра Романовна — хозяйка дома. Но ведь собрались сейчас в честь возвращения сына Любови Леонтьевны...
— Люба, скажи для начала ты что-нибудь,— попросила тетя Саша. И часто заморгала: не расплакаться бы.
Любовь Леонтьевна поднялась, держа наполненную рюмку. Обвела неторопливым взглядом всех собравшихся, задерживаясь больше всего на своих сыновьях.
— Ося вернулся домой из тюрьмы. На меня целый год по* казывали пальцами: глядите, это ее сын арестован! Но мне ни капельки не было стыдно. Вот все, что я хочу сказать.— И протянула руку, чокаясь с Иосифом.
— А меня тоже здесь вызывали на допрос!— с гордостью выкрикнул Семен.— Целый день продержали в полиции.
Встала тетя Саша. Глядя на Семена, покачала головой: эка, мальчишество!
— Ося за то время, что не был с нами, очень возмужал и очень похудел,— сказала она весело.— Для юноши это естественно. Только я все же люблю румяные, полные щеки. Такие, как у меня. Тетя Саша ничего для тебя не пожалеет, но я прошу, и ты, Ося, насчет румянца сам тоже постарайся. За что вас сажают в тюрьмы, всего я не понимаю, но сколько понимаю — и я готова сесть в тюрьму. Ты это знай! А сегодня у нас праздник. И я хотела бы, чтобы все были сыты, поели вкусно. И вот эту бутылку вина, токайского, в погребке у Петра Ерофеевича вытащила я последнюю. Он берег ее для себя. Пусть же ему будет в жизни очень хорошо! А мы выпьем...
Заработали вилки с ножами. Слова тети Саши не были пустым бахвальством. Вино оказалось превосходным. Еда — тоже. Начался беспорядочный разговор. Любовь Леонтьевна расспрашивала Семенову, получает ли она письма от Алексея Яковлевича, и негодовала, что съездить в Курск к нему она, оказывается, не имеет права.
У Бориса Переса с Семеном и Яковом завязался свой спор, то и дело проскакивали слова «полиция», «протокол», «дознание», и Яков чувствовал себя в этом споре глубоко несчастным. Ему исполнилось уже пятнадцать лет, а к «дознанию» его еще не привлекали.
Клавдия, шляпная мастерица, сидела рядом с Иосифом. Она шепнула ему, что Василий Сбитнев жив и здоров, он где-то на юге. И грустно прибавила, что фельдшер Иван Фомич арестован в Кроснянском за распространение прокламаций среди крестьян. Таскали по допросам и Гурария Семеновича.
Вдруг тетя Саша спохватилась, что, увлекшись едой, самого-то Осю и не попросили речь произнести.
— Что ж, придется,— Иосиф не стал сопротивляться.— Мама, самое сердечное спасибо тебе за то, что ты меня не стыдилась! Тебе, тетя Саша, конечно, и за токайское и за зайца спасибо, но больше всего — за желание понять, почему сажают нас в тюрьмы. Сеня, ты, кажется, уже начинаешь это хорошо понимать. А, Яков, случится, ты ведь тоже не подведешь? Клавдию хочу я поблагодарить как надежного друга. Борис,— в вашей семье с тобой познакомился я позже, чем с другими,— ты в своей семье самый младший, но в годах ли дело? Мне приятно, что ты с нами за столом именно в этот день. Лидия Платоновна... Что же тут сказать? Судьба наша общая...
— Но я виновата! Очень виновата!— возбужденно вскрикнула Семенова. И лицо у нее покрылось красными пятнами.
— Кто и в чем виноват перед самодержавием, нам объявят в приговоре,— сказал Иосиф.— А между собой мы все товарищи. И в этом наша сила. Когда товарищ споткнулся, надо его поддержать, а не осыпать злыми упреками. Даже если он нечаянно сшиб с ног другого.
— Ну, Ося, я не знаю, о чем этот у вас разговор,— запротестовала тетя Саша.— Он какой-то таинственный. Но на мой характер, если один товарищ сшибает с ног другого, хотя бы я по нечаянности, я не стала бы комплиментов ему говорить. Идешь рядом — под ноги поглядывай! Очень ты добрый, Ося!
— Может быть, может быть,— засмеялся Иосиф.— И ваши советы на будущее, тетя Саша, я запомню. А сейчас что я сказал, то сказал. Пусть это будет понятно только Лидии Платоновне.
Семенова закрыла лицо руками, опустила голову.
— Жаль, что нет с нами Максима...
— Брат под гласным надзором в Калуге,— вмешался Борис Перес,— ему выезд из города запрещен.
— Очень сожалею, что нет здесь Минятовых,— продолжал Иосиф.— Мама, тетя Саша, вам ведь он очень нравился? Теперь я могу сказать, что Константин—это как раз такой товарищ, с которым я готов пойти куда угодно, ничего не боясь. Тетя Саша все хотела женить меня. Не собираюсь. Но Константину я всегда завидовал — завидовал тому, какая хорошая у него жена, какие верные они между собою друзья. И хотя мне жаль, что их нет сейчас с нами, я радуюсь этому: Константин избежал тюрьмы, допросов, будущей ссылки.
— А дело наше будет продолжать и за границей,— с убежденностью прибавила Семенова.— Вы помните, Иосиф, как мы гостили у них на рождестве?
— Помню. Константин играл на гитаре, а вы и Надежда плясали возле елки. Упала хлопушка, и кто-то наступил на нее..,
— Мне показалось, что выстрел в окно...
— А я не раз к Минятовым ездил в имение,— заявил Борис.— Для Лидии книги брал у них. На этом и попался.
— Дайте Осе закончить!— возмущенно крикнул Семен.— Он уже целый час стоит на ногах.
— Константин любил повторять хорошую поговорку: «Все за одного и один за всех!» Лучших слов не сыскать. Ими я и закончу свою речь, если вы все с этими словами согласны.
Он сел. А все шумно закричали: «Согласны! Согласны! Правильно! Браво, Ося!» Выпили еще. И потом принялись за сливочное желе с мелко рубленным ананасом — коронное сладкое блюдо тети Саши. Иосиф поглядывал на Любовь Леонтьевну.
— Я вот замечаю, что у мамы появилось много седых волос,— сказал он.— Некоторые считают: седина — это старость. Но какая же старость у мамы? Седина ей просто к лицу.
— Все-таки седина — это уже старость,— откликнулась Любовь Леонтьевна.— И горе, тревоги, заботы материнские. Мужчинам, да еще молодым, такое трудно понять.
— Мама, прости, я тебя обидел!
— Нет, Ося, ты нисколько не обидел меня. Ты по-своему тоже прав. Но мне, поверь, приятнее сознавать, что я поседела не от старости и что я жила так, как и полагается матери: все горе, тревоги, заботы своих детей носить в своем сердце.
Александра Романовна, шутя, возмутилась:
— Но как же теперь выглядит бедная тетя, которая ничуть не поседела? Выходит, она совсем бессердечная? Да?
И выскочила из-за стола, завела граммофон, поставила какую-то бравурную пластинку. Пошла по кругу, приплясывая, приговаривая: «Вот так! Вот так!» К ней присоединилась Клавдия. Переглянувшись с Семеновой, Иосиф тоже поднялся.
— Лидия Платоновна, а мы что же? Поддержим тетю Сашу?— Вытащил Лидию на круг.— Мама, не всегда сыновья доставляют своим матерям только горе да заботы. Мне хочется, чтобы тебе сейчас, как и всем нам, было очень весело.
Выбежали на средину комнаты и Семен с Яковом, Борис. Принялись дурачиться совсем по-мальчишески.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258
— Люба, скажи для начала ты что-нибудь,— попросила тетя Саша. И часто заморгала: не расплакаться бы.
Любовь Леонтьевна поднялась, держа наполненную рюмку. Обвела неторопливым взглядом всех собравшихся, задерживаясь больше всего на своих сыновьях.
— Ося вернулся домой из тюрьмы. На меня целый год по* казывали пальцами: глядите, это ее сын арестован! Но мне ни капельки не было стыдно. Вот все, что я хочу сказать.— И протянула руку, чокаясь с Иосифом.
— А меня тоже здесь вызывали на допрос!— с гордостью выкрикнул Семен.— Целый день продержали в полиции.
Встала тетя Саша. Глядя на Семена, покачала головой: эка, мальчишество!
— Ося за то время, что не был с нами, очень возмужал и очень похудел,— сказала она весело.— Для юноши это естественно. Только я все же люблю румяные, полные щеки. Такие, как у меня. Тетя Саша ничего для тебя не пожалеет, но я прошу, и ты, Ося, насчет румянца сам тоже постарайся. За что вас сажают в тюрьмы, всего я не понимаю, но сколько понимаю — и я готова сесть в тюрьму. Ты это знай! А сегодня у нас праздник. И я хотела бы, чтобы все были сыты, поели вкусно. И вот эту бутылку вина, токайского, в погребке у Петра Ерофеевича вытащила я последнюю. Он берег ее для себя. Пусть же ему будет в жизни очень хорошо! А мы выпьем...
Заработали вилки с ножами. Слова тети Саши не были пустым бахвальством. Вино оказалось превосходным. Еда — тоже. Начался беспорядочный разговор. Любовь Леонтьевна расспрашивала Семенову, получает ли она письма от Алексея Яковлевича, и негодовала, что съездить в Курск к нему она, оказывается, не имеет права.
У Бориса Переса с Семеном и Яковом завязался свой спор, то и дело проскакивали слова «полиция», «протокол», «дознание», и Яков чувствовал себя в этом споре глубоко несчастным. Ему исполнилось уже пятнадцать лет, а к «дознанию» его еще не привлекали.
Клавдия, шляпная мастерица, сидела рядом с Иосифом. Она шепнула ему, что Василий Сбитнев жив и здоров, он где-то на юге. И грустно прибавила, что фельдшер Иван Фомич арестован в Кроснянском за распространение прокламаций среди крестьян. Таскали по допросам и Гурария Семеновича.
Вдруг тетя Саша спохватилась, что, увлекшись едой, самого-то Осю и не попросили речь произнести.
— Что ж, придется,— Иосиф не стал сопротивляться.— Мама, самое сердечное спасибо тебе за то, что ты меня не стыдилась! Тебе, тетя Саша, конечно, и за токайское и за зайца спасибо, но больше всего — за желание понять, почему сажают нас в тюрьмы. Сеня, ты, кажется, уже начинаешь это хорошо понимать. А, Яков, случится, ты ведь тоже не подведешь? Клавдию хочу я поблагодарить как надежного друга. Борис,— в вашей семье с тобой познакомился я позже, чем с другими,— ты в своей семье самый младший, но в годах ли дело? Мне приятно, что ты с нами за столом именно в этот день. Лидия Платоновна... Что же тут сказать? Судьба наша общая...
— Но я виновата! Очень виновата!— возбужденно вскрикнула Семенова. И лицо у нее покрылось красными пятнами.
— Кто и в чем виноват перед самодержавием, нам объявят в приговоре,— сказал Иосиф.— А между собой мы все товарищи. И в этом наша сила. Когда товарищ споткнулся, надо его поддержать, а не осыпать злыми упреками. Даже если он нечаянно сшиб с ног другого.
— Ну, Ося, я не знаю, о чем этот у вас разговор,— запротестовала тетя Саша.— Он какой-то таинственный. Но на мой характер, если один товарищ сшибает с ног другого, хотя бы я по нечаянности, я не стала бы комплиментов ему говорить. Идешь рядом — под ноги поглядывай! Очень ты добрый, Ося!
— Может быть, может быть,— засмеялся Иосиф.— И ваши советы на будущее, тетя Саша, я запомню. А сейчас что я сказал, то сказал. Пусть это будет понятно только Лидии Платоновне.
Семенова закрыла лицо руками, опустила голову.
— Жаль, что нет с нами Максима...
— Брат под гласным надзором в Калуге,— вмешался Борис Перес,— ему выезд из города запрещен.
— Очень сожалею, что нет здесь Минятовых,— продолжал Иосиф.— Мама, тетя Саша, вам ведь он очень нравился? Теперь я могу сказать, что Константин—это как раз такой товарищ, с которым я готов пойти куда угодно, ничего не боясь. Тетя Саша все хотела женить меня. Не собираюсь. Но Константину я всегда завидовал — завидовал тому, какая хорошая у него жена, какие верные они между собою друзья. И хотя мне жаль, что их нет сейчас с нами, я радуюсь этому: Константин избежал тюрьмы, допросов, будущей ссылки.
— А дело наше будет продолжать и за границей,— с убежденностью прибавила Семенова.— Вы помните, Иосиф, как мы гостили у них на рождестве?
— Помню. Константин играл на гитаре, а вы и Надежда плясали возле елки. Упала хлопушка, и кто-то наступил на нее..,
— Мне показалось, что выстрел в окно...
— А я не раз к Минятовым ездил в имение,— заявил Борис.— Для Лидии книги брал у них. На этом и попался.
— Дайте Осе закончить!— возмущенно крикнул Семен.— Он уже целый час стоит на ногах.
— Константин любил повторять хорошую поговорку: «Все за одного и один за всех!» Лучших слов не сыскать. Ими я и закончу свою речь, если вы все с этими словами согласны.
Он сел. А все шумно закричали: «Согласны! Согласны! Правильно! Браво, Ося!» Выпили еще. И потом принялись за сливочное желе с мелко рубленным ананасом — коронное сладкое блюдо тети Саши. Иосиф поглядывал на Любовь Леонтьевну.
— Я вот замечаю, что у мамы появилось много седых волос,— сказал он.— Некоторые считают: седина — это старость. Но какая же старость у мамы? Седина ей просто к лицу.
— Все-таки седина — это уже старость,— откликнулась Любовь Леонтьевна.— И горе, тревоги, заботы материнские. Мужчинам, да еще молодым, такое трудно понять.
— Мама, прости, я тебя обидел!
— Нет, Ося, ты нисколько не обидел меня. Ты по-своему тоже прав. Но мне, поверь, приятнее сознавать, что я поседела не от старости и что я жила так, как и полагается матери: все горе, тревоги, заботы своих детей носить в своем сердце.
Александра Романовна, шутя, возмутилась:
— Но как же теперь выглядит бедная тетя, которая ничуть не поседела? Выходит, она совсем бессердечная? Да?
И выскочила из-за стола, завела граммофон, поставила какую-то бравурную пластинку. Пошла по кругу, приплясывая, приговаривая: «Вот так! Вот так!» К ней присоединилась Клавдия. Переглянувшись с Семеновой, Иосиф тоже поднялся.
— Лидия Платоновна, а мы что же? Поддержим тетю Сашу?— Вытащил Лидию на круг.— Мама, не всегда сыновья доставляют своим матерям только горе да заботы. Мне хочется, чтобы тебе сейчас, как и всем нам, было очень весело.
Выбежали на средину комнаты и Семен с Яковом, Борис. Принялись дурачиться совсем по-мальчишески.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258