Он может, вытягиваясь через головы впереди сидящих, лишь наблюдать за императорской ложей. Сидят и стоят в ней другие. И очень короткий путь до нее в театре — в жизни предстает неимоверно длинным.
Ему, Зубатову, известно, что государь благосклонно расценивает деятельность охранного отделения. Но какую сторону этой деятельности? Артистически-ловкую систему поиска и вылавливания неблагонадежных элементов. Можно в огородах под заборами каждый год выкашивать крапиву, но на следующую весну она опять дает свои побеги. Радикальное средство изба-
виться навсегда от крапивы — глубоко перепахать землю. А косить и пахать — это работы различные, требующие каждая совсем иной оснащенности. Не доходят до государя его, зубатовские, проекты превращения государственного полицейского аппарата из сыскного и устрашающего народные низы в попечительный орган власти, регулирующий взаимоотношения между предпринимателями и рабочей массой. Эта сторона желанной деятельности охранного отделения остается в тени. Хуже того, встречает враждебное отношение могущественнейших лиц. Обладать бы магической силой передачи мыслей на расстоянии и сквозь дворцовые стены неустанно внушать и внушать государю свои идеи...
Ах, все эти розовые мечтания! Любые флюиды на пути к сознанию государеву прежде столкнутся с ватной тупостью директора департамента полиции Зволянского, министра внутренних дел Сипягина. Свинцовым заслоном станут и государственный секретарь совета министров фон Плеве и московский генерал-губернатор. А генерал-губернатор великий князь Сергей Александрович из царской фамилии. Предположить, что все эти высокие сановники наконец согласятся с его проектами? Согласившись, они их присвоят себе. Они все равно не дадут ему места в императорской ложе, хотя бы в самом уголке, стоять, спиной прижавшись к стенке.
Так что же, если столь иллюзорны его надежды, опустить руки, отдаться течению? Нет! Он должен быть близ государя. Неважно, в каком чине. Сейчас он надворный советник. Пусть он будет «советником» без всяких прилагательных, но подлинным и всеохватным советником. Ибо он любит своего государя, только в самодержавной монаршей власти видит он благо России, и жизнь его не может продлиться даже на миг один — странно и подумать об этом! — если самодержавной власти наступит конец. История знает много примеров, когда наиболее доверенными лицами могущественных государей становились совсем не титулованные особы. Почему бы не прибавиться во всемирной истории и еще одному примеру? Надо только оставаться упрямо последовательным, терпеливым, изобретательным. И не терять хорошего настроения...
Был поздний час ночи. Евстратий Павлович Медников, уже воздав филерам кому полтину, кому тяжелую оплеуху, отпустил их с богом на метельные московские улицы. Особо сложных задач он им не ставил. Подпольные организации революционеров как будто пока ничем не проявляли себя. То ли действительно оказались срезанными под самый корень, то ли затаились, совсем не дыша. Поэтому есть резон чуточку ослабить петельку у них на шее, глядишь, кто-нибудь и хрипнет вслух. А тогда присмотреться, что за голосок это. Так и доложил он Зубатову. — Правильно, Евстратий Павлович,— выслушав его доклад,
похвалил Зубатов.— Касательно московской ночи. А как прошел день? И что твои «летучие» сообщают из других мест?
Он позволил себе отлучиться с работы на несколько дней, побывать во Владимирской губернии, в своем небольшом, но хорошо, на европейский лад поставленном именьице, приносящем постоянный и вполне достаточный доход, чтобы в крайности безбедно прожить на него даже без государственного жалованья. Поездка Зубатова утомила, дорогу совсем занесло, едва пробились через высоченные сугробы, а в самом имении каждый час оказался на счету — надо было успеть разобраться во множестве дел. Спасибо, управляющий — человек способный, честный и расторопный. Впрочем, управляющий имением начальника охранного отделения иным быть и не может. Обратно пришлось спешить так, что и на городскую квартиру не заглянул. Уже отсюда с Сашенькой поговорил по телефону. Дома все, слава богу, в порядке. Зубатов легонько, сладко зевнул.
— Давай, Евстратий Павлович, рассказывай,— и прищелкнул пальцами.— Да распорядись, пожалуйста, чтобы принесли горячего крепкого чайку.
— Это я сейчас, Сергей Васильевич.— Поглаживая толстые ляжки, Медников прошел к двери и отдал команду дежурному, а возвращаясь, лукаво заулыбался: — А чего бы Сазонова Якова Григорьевича, помощника твоего, прежде о прочих делах не спросить?
— Спрошу и его. Но ты, Евстратий Павлович, разве тоже не помощник мой? Насквозь тебя вижу. Как кот: любишь, чтобы по шерстке погладить, под шейкой пощекотать.
— Да уж когда по пузу мокрым полотенцем дерут, не люблю. Это истинно. А сказал я про Сазонова — он чином старше моего.
— Добьюсь я и тебе хорошего чина, Евстратий Павлович, пенсию приличную выхлопочу. Ты вот все на похвалы напрашиваешься, а это разве не лучшая похвала, что с тебя разговор начинаю?
Вошел жандарм с чайным набором на подносе. Запахло теплой сдобой, корицей. Зубатов удивленно поднял брови. Медников радостно потер руки. Разлил чай по стаканам.
— Суприз, Сергей Васильевич! — сказал он.— Носом ты потянул, о доме вспомнилось. А я догадывался, что прямо сюда приедешь. Такие крендельки с корицей, знаю, по праздникам Александра Николаевна печет. Так я сегодня заказал их в Фи-липповской булочной. Доставь, пекарю говорю, свеженькими, но по сигналу моему. Видишь, все точно сработал. Ну, а дела, какие же тут были дела? Сперва для веселья расскажу. Не по моей это части происходило, а знать знаю все.
— Без предисловий, Евстратий Павлович,— попросил Зубатов.— Не сомневаюсь, что ты знаешь все. Так оно и должно быть. Не тяни, рассказывай.
— Вятские жандармы оскандалились. Ну, как полагается, яранский исправник письма ссыльных «марксят» того... Вскрывал, просматривал. Все ли подряд или не все, а натолкнулся на такое, где написано: один из политиков, опять же в Яранске этом самом, познакомился с Марксом и Энгельсом, а с... погоди-ка, с Беренштейном...
— Бернштейном,— поправил Зубатов.
— Я и говорю,— невозмутимо продолжал Медников,— а с Беренштейном начисто разошелся во взглядах, то есть супротив Беренштейна присоединился к Марксу и Энгельсу. Вот так!
— Что же, это вполне естественно,— заметил Зубатов.— На Бернштейна мода проходит, «марксята» мои убедительно лупят его в хвост и в гриву. Только особенно веселого я в этом что-то не вижу.
Медников привскочил, смачно хлопнул себя по жирным ляжкам и захохотал, тоже каким-то жирным, мягко переливающимся смешком.
— Да ведь штука-то в чем, Сергей Васильевич?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258
Ему, Зубатову, известно, что государь благосклонно расценивает деятельность охранного отделения. Но какую сторону этой деятельности? Артистически-ловкую систему поиска и вылавливания неблагонадежных элементов. Можно в огородах под заборами каждый год выкашивать крапиву, но на следующую весну она опять дает свои побеги. Радикальное средство изба-
виться навсегда от крапивы — глубоко перепахать землю. А косить и пахать — это работы различные, требующие каждая совсем иной оснащенности. Не доходят до государя его, зубатовские, проекты превращения государственного полицейского аппарата из сыскного и устрашающего народные низы в попечительный орган власти, регулирующий взаимоотношения между предпринимателями и рабочей массой. Эта сторона желанной деятельности охранного отделения остается в тени. Хуже того, встречает враждебное отношение могущественнейших лиц. Обладать бы магической силой передачи мыслей на расстоянии и сквозь дворцовые стены неустанно внушать и внушать государю свои идеи...
Ах, все эти розовые мечтания! Любые флюиды на пути к сознанию государеву прежде столкнутся с ватной тупостью директора департамента полиции Зволянского, министра внутренних дел Сипягина. Свинцовым заслоном станут и государственный секретарь совета министров фон Плеве и московский генерал-губернатор. А генерал-губернатор великий князь Сергей Александрович из царской фамилии. Предположить, что все эти высокие сановники наконец согласятся с его проектами? Согласившись, они их присвоят себе. Они все равно не дадут ему места в императорской ложе, хотя бы в самом уголке, стоять, спиной прижавшись к стенке.
Так что же, если столь иллюзорны его надежды, опустить руки, отдаться течению? Нет! Он должен быть близ государя. Неважно, в каком чине. Сейчас он надворный советник. Пусть он будет «советником» без всяких прилагательных, но подлинным и всеохватным советником. Ибо он любит своего государя, только в самодержавной монаршей власти видит он благо России, и жизнь его не может продлиться даже на миг один — странно и подумать об этом! — если самодержавной власти наступит конец. История знает много примеров, когда наиболее доверенными лицами могущественных государей становились совсем не титулованные особы. Почему бы не прибавиться во всемирной истории и еще одному примеру? Надо только оставаться упрямо последовательным, терпеливым, изобретательным. И не терять хорошего настроения...
Был поздний час ночи. Евстратий Павлович Медников, уже воздав филерам кому полтину, кому тяжелую оплеуху, отпустил их с богом на метельные московские улицы. Особо сложных задач он им не ставил. Подпольные организации революционеров как будто пока ничем не проявляли себя. То ли действительно оказались срезанными под самый корень, то ли затаились, совсем не дыша. Поэтому есть резон чуточку ослабить петельку у них на шее, глядишь, кто-нибудь и хрипнет вслух. А тогда присмотреться, что за голосок это. Так и доложил он Зубатову. — Правильно, Евстратий Павлович,— выслушав его доклад,
похвалил Зубатов.— Касательно московской ночи. А как прошел день? И что твои «летучие» сообщают из других мест?
Он позволил себе отлучиться с работы на несколько дней, побывать во Владимирской губернии, в своем небольшом, но хорошо, на европейский лад поставленном именьице, приносящем постоянный и вполне достаточный доход, чтобы в крайности безбедно прожить на него даже без государственного жалованья. Поездка Зубатова утомила, дорогу совсем занесло, едва пробились через высоченные сугробы, а в самом имении каждый час оказался на счету — надо было успеть разобраться во множестве дел. Спасибо, управляющий — человек способный, честный и расторопный. Впрочем, управляющий имением начальника охранного отделения иным быть и не может. Обратно пришлось спешить так, что и на городскую квартиру не заглянул. Уже отсюда с Сашенькой поговорил по телефону. Дома все, слава богу, в порядке. Зубатов легонько, сладко зевнул.
— Давай, Евстратий Павлович, рассказывай,— и прищелкнул пальцами.— Да распорядись, пожалуйста, чтобы принесли горячего крепкого чайку.
— Это я сейчас, Сергей Васильевич.— Поглаживая толстые ляжки, Медников прошел к двери и отдал команду дежурному, а возвращаясь, лукаво заулыбался: — А чего бы Сазонова Якова Григорьевича, помощника твоего, прежде о прочих делах не спросить?
— Спрошу и его. Но ты, Евстратий Павлович, разве тоже не помощник мой? Насквозь тебя вижу. Как кот: любишь, чтобы по шерстке погладить, под шейкой пощекотать.
— Да уж когда по пузу мокрым полотенцем дерут, не люблю. Это истинно. А сказал я про Сазонова — он чином старше моего.
— Добьюсь я и тебе хорошего чина, Евстратий Павлович, пенсию приличную выхлопочу. Ты вот все на похвалы напрашиваешься, а это разве не лучшая похвала, что с тебя разговор начинаю?
Вошел жандарм с чайным набором на подносе. Запахло теплой сдобой, корицей. Зубатов удивленно поднял брови. Медников радостно потер руки. Разлил чай по стаканам.
— Суприз, Сергей Васильевич! — сказал он.— Носом ты потянул, о доме вспомнилось. А я догадывался, что прямо сюда приедешь. Такие крендельки с корицей, знаю, по праздникам Александра Николаевна печет. Так я сегодня заказал их в Фи-липповской булочной. Доставь, пекарю говорю, свеженькими, но по сигналу моему. Видишь, все точно сработал. Ну, а дела, какие же тут были дела? Сперва для веселья расскажу. Не по моей это части происходило, а знать знаю все.
— Без предисловий, Евстратий Павлович,— попросил Зубатов.— Не сомневаюсь, что ты знаешь все. Так оно и должно быть. Не тяни, рассказывай.
— Вятские жандармы оскандалились. Ну, как полагается, яранский исправник письма ссыльных «марксят» того... Вскрывал, просматривал. Все ли подряд или не все, а натолкнулся на такое, где написано: один из политиков, опять же в Яранске этом самом, познакомился с Марксом и Энгельсом, а с... погоди-ка, с Беренштейном...
— Бернштейном,— поправил Зубатов.
— Я и говорю,— невозмутимо продолжал Медников,— а с Беренштейном начисто разошелся во взглядах, то есть супротив Беренштейна присоединился к Марксу и Энгельсу. Вот так!
— Что же, это вполне естественно,— заметил Зубатов.— На Бернштейна мода проходит, «марксята» мои убедительно лупят его в хвост и в гриву. Только особенно веселого я в этом что-то не вижу.
Медников привскочил, смачно хлопнул себя по жирным ляжкам и захохотал, тоже каким-то жирным, мягко переливающимся смешком.
— Да ведь штука-то в чем, Сергей Васильевич?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258