Насчет «Чхи! чхи!.. Чичикова». И все проверить было недосуг. А тут недавно Георгий Валентинович мне напомнил. Уже не с обидой, поскольку лед тронулся и Плеханов сам протягивает нам руку. Но ведь, право же, ловко высмеивает этаких жонглеров Чернышевский. Хотите, прочитаю?
— Это, наверно, насчет манеры Сенковского, барона Брам-беуса?—полувопросительно сказала Мария Ильинична.— Ох, прочитай, Володя!
— «Искусство критики его,— начал Ленин, раскрывая том Чернышевского,— состоит обыкновенно в том, чтобы ловить неправильные фразы в разбираемой книге и потом повторять их несколько раз; если заглавие книги не совсем удачно, то посмеяться и над заглавием; если же можно, то подобрать какие-нибудь подобнозвучные, или подобнозначащие, слова заглавию или фамилии автора и повторяя их несколько раз, перемешивать, например, «Московского Наблюдателя» называть то «Московским Надзирателем», то «Московским Соглядатаем», то «Московским Подзирателем».— Ленин поднял голову: — Совершенно по-плехановски! «...По этому очень незамысловатому рецепту остроумный разбор «Мертвых душ» мог бы быть написан следующим образом. Выписав заглавие «Похождения Чичикова, или Мертвые души», начинать прямо так: «Прохлаждения чхи! чхи! кова» — не подумайте, читатель, что я чихнул, я только произношу вам заглавие новой поэмы господина Гоголя, который пишет так, что его может понять только один Гоголь... Я отдохнул и продолжаю: Чхи... Это грузинец: у грузинцев ни одна фамилия не обходится без чхи! чхи!.. Итак, «Преграждения Чичикова, или
Мертвые туши»,.. Не знаем, о тушинцах ли, соседях грузин, говорит автор, или о тушинском воре, или о бурой корове, или о своих любимых животных, которых так часто описывает с достойным их искусством...»
Ленин расхохотался. И все тоже не смогли удержаться. Бывало действительно у Плеханова в его филиппиках иногда нечто весьма похожее. А Владимир Ильич к тому же очень удачно подражал его интонациям.
— Чернышевский заканчивает так: «Лет двадцать тому назад находились читатели, которым это казалось остроумием»,— Ленин захлопнул книгу.— Превосходно сказано! Да вот штука, Николай Гаврилович не оказался точным: не только двадцать лет тому назад, но и по сие время многие читатели такую критику находят верхом остроумия. Почему мне и вспомнилась та давняя перепалка с Георгием Валентиновичем. О ней с сочувствием тогдашнему Плеханову в Бомбон прислал мне письмо один из слушателей каприйской школы.
— Все становится на свои места,— сказал Дубровинский.— Из этой «школы» мы будем получать еще и не такие письма.
— Такие такие и такие не такие,— Ленин вновь расхохотался.— Вот и я заговорил на плехановский лад, каламбурами. А действительно, с Капри многие от Богданова, Алексинского и компании собираются удирать. Раскусили. И поэтому нам надо где-нибудь под Парижем, например, в Лонжюмо, создать свою, большевистскую школу. Только так!—Он искоса взглянул на Марию Ильиничну.— Маняша, а ты что вдруг нос повесила?
— Кольнуло в бок,— призналась она. И испугалась: — Да нет, не там, где резали. Просто, бывает, в бок кольнет. Прошло уже!
Наступила короткая пауза. Крупская обняла Марию Ильиничну за плечи, притянула к себе.
— Маняша, Маняша!— проговорила она.
— В Россию, Мария Ильинична, не собираетесь?— спросил Дубровинский, помогая ей преодолеть смущение от неожиданного поворота разговора.
— Ну как же! Собираюсь! Недели через две, через три я непременно уеду. Экзамены сданы. Операция позади,— подчеркнула она.— Полная счастья жизнь впереди...
— И строгий брат Владимир сбоку,— наставительно сказал Ленин.— Неизвестно еще, как посмотрит он на твой отъезд. Очень возможно, что отправит снова в Бомбон. На деревенскую простоквашу.
— Если позволит кататься там на велосипеде — подумаю,— с шутливым притворством сказала Мария Ильинична.- Единч ственный предмет, по которому я не сдала экзамен.
— В твоем состоянии, Маняша, с велосипеда падать нельзя, что у тебя получается всегда превосходно,— заметила Крупская.— А ты, между прочим, уже в Бомбоне к нему прилажи-валась.
— Обыкновенная черная зависть,— сказал Ленин.— Когда двое по целым дням носятся на велосипедах, а третий может в конце дня только пыль с них стирать, вот и зарождается это скверное чувство. Борись с ним, Маняша, борись и катайся пока на трамвае. Экзамен по велосипеду придется сдавать в будущем году.
— А если без шуток, Маняшу вообще-то я понимаю...
И Крупская вдохновенно стала расписывать, какая это прелесть — быстрая езда на велосипедах по узким дорожкам, пролегающим среди созревающих хлебных полей, от запаха которых слегка щекочет в горле. А еще лучше, пожалуй, когда разгоряченной ворвешься в тенистый лес и деревья, словно бы испугавшись, тебе открывают свободный проезд, даже там, где нет никаких тропинок. И с чем сравнить наслаждение, когда по отлогому берегу какой-нибудь маленькой речки подъедешь к самой воде, начнешь купаться! А велосипед послушно лежит на боку, поблескивая на солнце стальными спицами, и ждет тебя, чтобы вместе подняться и умчать еще дальше. Умное и доброе существо. Здесь, во Франции, как-то особенно он полюбился. В Швейцарии на прогулках велосипед только работал, молча, иногда даже сердито, будто требуя с тебя за каждый оборот своего колеса особую плату, а здесь велосипед — распахнутая душа, весельчак.
- Насколько я заметил, швейцарцы по сравнению с французами и сами скуповаты,— проговорил Дубровинский.— Мне в Давосе рассказывали прелестный анекдот. Когда господь бог. закончил сотворение мира, у него в запасе осталась еще одна горсть всевозможных благ земных. Он бросил их вниз и угадал в то место, где ныне расположена Швейцария. И вот в наши уже времена он решил посмотреть, как живут на земле люди после изгнания из рая, когда в гневе сказано им было Адаму: «В поте лица своего будешь есть хлеб свой!» Обошел многие страны, убедился — действительно, не легко людям насущный хлеб достается. Добрался до Швейцарии. Присмотрел сельский дом какой побогаче. Вошел, назвался, спрашивает, довольны ли хозяева судьбой своей. «Да, господи, как быть нам недовольными? Леса прекрасные, земля плодоносная, в озерах рыбы полно, пастбища, каких нигде больше не сыщешь, и климат чудесный. Чего еще желать? В молитвах каждый день хвалу тебе воздаем».— «Сильны ли кони, много ли коровы молока дают?» — «И кони сильны, и молока много коровы дают. Вот отведайте»,— наливают кружку густого, вкусного молока. «Не болеют ли дети, сами здоровы ли?» — «Все здоровы, воздух наш целебный, со всего света больч
ные лечиться едут к нам». Растрогался бог, видит люди счастливы, словно по-прежнему в раю живут. Может быть, снять с них свое проклятие? Попрощался, благословил хозяев, пошел к двери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258
— Это, наверно, насчет манеры Сенковского, барона Брам-беуса?—полувопросительно сказала Мария Ильинична.— Ох, прочитай, Володя!
— «Искусство критики его,— начал Ленин, раскрывая том Чернышевского,— состоит обыкновенно в том, чтобы ловить неправильные фразы в разбираемой книге и потом повторять их несколько раз; если заглавие книги не совсем удачно, то посмеяться и над заглавием; если же можно, то подобрать какие-нибудь подобнозвучные, или подобнозначащие, слова заглавию или фамилии автора и повторяя их несколько раз, перемешивать, например, «Московского Наблюдателя» называть то «Московским Надзирателем», то «Московским Соглядатаем», то «Московским Подзирателем».— Ленин поднял голову: — Совершенно по-плехановски! «...По этому очень незамысловатому рецепту остроумный разбор «Мертвых душ» мог бы быть написан следующим образом. Выписав заглавие «Похождения Чичикова, или Мертвые души», начинать прямо так: «Прохлаждения чхи! чхи! кова» — не подумайте, читатель, что я чихнул, я только произношу вам заглавие новой поэмы господина Гоголя, который пишет так, что его может понять только один Гоголь... Я отдохнул и продолжаю: Чхи... Это грузинец: у грузинцев ни одна фамилия не обходится без чхи! чхи!.. Итак, «Преграждения Чичикова, или
Мертвые туши»,.. Не знаем, о тушинцах ли, соседях грузин, говорит автор, или о тушинском воре, или о бурой корове, или о своих любимых животных, которых так часто описывает с достойным их искусством...»
Ленин расхохотался. И все тоже не смогли удержаться. Бывало действительно у Плеханова в его филиппиках иногда нечто весьма похожее. А Владимир Ильич к тому же очень удачно подражал его интонациям.
— Чернышевский заканчивает так: «Лет двадцать тому назад находились читатели, которым это казалось остроумием»,— Ленин захлопнул книгу.— Превосходно сказано! Да вот штука, Николай Гаврилович не оказался точным: не только двадцать лет тому назад, но и по сие время многие читатели такую критику находят верхом остроумия. Почему мне и вспомнилась та давняя перепалка с Георгием Валентиновичем. О ней с сочувствием тогдашнему Плеханову в Бомбон прислал мне письмо один из слушателей каприйской школы.
— Все становится на свои места,— сказал Дубровинский.— Из этой «школы» мы будем получать еще и не такие письма.
— Такие такие и такие не такие,— Ленин вновь расхохотался.— Вот и я заговорил на плехановский лад, каламбурами. А действительно, с Капри многие от Богданова, Алексинского и компании собираются удирать. Раскусили. И поэтому нам надо где-нибудь под Парижем, например, в Лонжюмо, создать свою, большевистскую школу. Только так!—Он искоса взглянул на Марию Ильиничну.— Маняша, а ты что вдруг нос повесила?
— Кольнуло в бок,— призналась она. И испугалась: — Да нет, не там, где резали. Просто, бывает, в бок кольнет. Прошло уже!
Наступила короткая пауза. Крупская обняла Марию Ильиничну за плечи, притянула к себе.
— Маняша, Маняша!— проговорила она.
— В Россию, Мария Ильинична, не собираетесь?— спросил Дубровинский, помогая ей преодолеть смущение от неожиданного поворота разговора.
— Ну как же! Собираюсь! Недели через две, через три я непременно уеду. Экзамены сданы. Операция позади,— подчеркнула она.— Полная счастья жизнь впереди...
— И строгий брат Владимир сбоку,— наставительно сказал Ленин.— Неизвестно еще, как посмотрит он на твой отъезд. Очень возможно, что отправит снова в Бомбон. На деревенскую простоквашу.
— Если позволит кататься там на велосипеде — подумаю,— с шутливым притворством сказала Мария Ильинична.- Единч ственный предмет, по которому я не сдала экзамен.
— В твоем состоянии, Маняша, с велосипеда падать нельзя, что у тебя получается всегда превосходно,— заметила Крупская.— А ты, между прочим, уже в Бомбоне к нему прилажи-валась.
— Обыкновенная черная зависть,— сказал Ленин.— Когда двое по целым дням носятся на велосипедах, а третий может в конце дня только пыль с них стирать, вот и зарождается это скверное чувство. Борись с ним, Маняша, борись и катайся пока на трамвае. Экзамен по велосипеду придется сдавать в будущем году.
— А если без шуток, Маняшу вообще-то я понимаю...
И Крупская вдохновенно стала расписывать, какая это прелесть — быстрая езда на велосипедах по узким дорожкам, пролегающим среди созревающих хлебных полей, от запаха которых слегка щекочет в горле. А еще лучше, пожалуй, когда разгоряченной ворвешься в тенистый лес и деревья, словно бы испугавшись, тебе открывают свободный проезд, даже там, где нет никаких тропинок. И с чем сравнить наслаждение, когда по отлогому берегу какой-нибудь маленькой речки подъедешь к самой воде, начнешь купаться! А велосипед послушно лежит на боку, поблескивая на солнце стальными спицами, и ждет тебя, чтобы вместе подняться и умчать еще дальше. Умное и доброе существо. Здесь, во Франции, как-то особенно он полюбился. В Швейцарии на прогулках велосипед только работал, молча, иногда даже сердито, будто требуя с тебя за каждый оборот своего колеса особую плату, а здесь велосипед — распахнутая душа, весельчак.
- Насколько я заметил, швейцарцы по сравнению с французами и сами скуповаты,— проговорил Дубровинский.— Мне в Давосе рассказывали прелестный анекдот. Когда господь бог. закончил сотворение мира, у него в запасе осталась еще одна горсть всевозможных благ земных. Он бросил их вниз и угадал в то место, где ныне расположена Швейцария. И вот в наши уже времена он решил посмотреть, как живут на земле люди после изгнания из рая, когда в гневе сказано им было Адаму: «В поте лица своего будешь есть хлеб свой!» Обошел многие страны, убедился — действительно, не легко людям насущный хлеб достается. Добрался до Швейцарии. Присмотрел сельский дом какой побогаче. Вошел, назвался, спрашивает, довольны ли хозяева судьбой своей. «Да, господи, как быть нам недовольными? Леса прекрасные, земля плодоносная, в озерах рыбы полно, пастбища, каких нигде больше не сыщешь, и климат чудесный. Чего еще желать? В молитвах каждый день хвалу тебе воздаем».— «Сильны ли кони, много ли коровы молока дают?» — «И кони сильны, и молока много коровы дают. Вот отведайте»,— наливают кружку густого, вкусного молока. «Не болеют ли дети, сами здоровы ли?» — «Все здоровы, воздух наш целебный, со всего света больч
ные лечиться едут к нам». Растрогался бог, видит люди счастливы, словно по-прежнему в раю живут. Может быть, снять с них свое проклятие? Попрощался, благословил хозяев, пошел к двери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258