Надежда Константиновна видела, понимала: это родная стихия Владимира Ильича. Без встреч с товарищами, без живой связи с партией, загнанный снова в жесточайшее подполье, он не может. Ему надо знать все, что происходит на огромных пространствах России — от Петербурга до Владивостока, от Архангельска до Астрахани и до Закавказья. Ему надо знать, что пишут о русских событиях за границей и как там идет подготовка к созыву VII Международного социалистического конгресса, в котором он хочет непременно принять участие. Ему надо бросаться в бой с самодержавием, столыпинщиной, с кадетами, октябристами, с эсерами, анархистами и, может быть, злее всего с меньшевиками, потому что именно в их среде без конца формируются все новые и новые разновидности беспринципного отступничества.
Ему надо бороться со всеми этими идейными и организационными вывихами. Ему надо спорить с упрямыми, убеждать колеблющихся, ободрять уставших. Ему надо писать рефераты, статьи, редактировать газеты. Ему нужно забираться в философские глубины основоположников диалектического материализма, чтобы разбить неких доморощенных махистов, компрометирующих своими лженаучными трудами большевистскую фракцию, к которой он принадлежит. Ему нужно дышать воздухом революции, ее теории и ее действия. Но ведь надо же человеку иногда хоть немного и отдохнуть!
И Крупская, войдя всей душой в эти большие, бесчисленные заботы, живя ими, стремилась, как только могла, наладить и отдых Ленину.Дача «Ваза» была не уютна, но очень просторна. Двухэтажная, срубленная из сосновых бревен, снаружи обшитых тесом, а изнутри гладко выструганных, она сохраняла в комнатах приятный смолистый запах. На веранде, выходившей прямо на юг, в полдень стояла неимоверная жарища, не спасали никакие занавески, зато перед закатом солнца и в сумерках здесь можно было поблаженствовать — все створки окон распахивались настежь, и тонкая лесная прохлада заполняла помещение. Веранда была излюбленным местом для общих сборов, и за чайным столом, и для игры в шахматы, прекрасно отвлекавшими на время от тяжелых сложностей политической обстановки.
«Постоянное население» дачи состояло из Владимира Ильича, Надежды Константиновны и Елизаветы Васильевны — матери Крупской. Они располагались на всем нижнем этаже. Наверху жили супруги Малиновские — «Богдановы», Александр Александрович с Натальей Богдановной, да еще Дубровинский. Приезжим отводился в столовой диван, а на случай большого наплыва гостей отдавалась под ночлег и веранда.
Минувшей зимой здесь проживало также семейство «Линдовых» — Лейтейзенов. Детишки постоянно вертелись у двери комнаты загадочного для них «дяди Ивана», который, не разгибая спины, целыми днями что-то строчил за письменным столом и входить к которому без стука не было разрешено никому, кроме тети Нади. Теперь, когда Линдовы съехали, стало значительно тише, спокойнее, однако Ленин частенько с удовольствием вспоминал осаждавшую его детвору. Она временами хотя и мешала до чертиков, но больше все-таки настраивала на веселый лад.
А в общем-то во всех отношениях Куоккала была райским местечком.
— Спасибо товарищу-господину Энгестрему за прелестнейшую вазу, предоставленную им под цветы революции! — шутил Владимир Ильич, адресуя это владельцу дачи, назвавшего свое куоккальское владение «Вазой» в честь города, где он родился.
Энгестрем искренне и глубоко сочувствовал прогрессивным
деятелям и как умел поддерживал революционеров, сдавая, в частности, им в аренду и эту дачу, по существу, за бесценок.
Одно время здесь обитала даже группа эсеров-террористов, готовившая свои страшные снаряды. Сохранились кой-какие признаки этого. Обнаружив их, Ленин посмеивался:
— Гм, гм, в этой вазе, оказывается, не только цветочки — бывали и ягодки. Волчьи ягодки!
Стояло прекрасное лето. Прекрасное для всех, кому оно представлялось лишь как самое благодатное время года, и не иначе. Для жителей же «Вазы» на этот раз лето имело еще и некоторые совсем другие особенности.
Ленин с Богдановым закончили партию в шахматы. Александр Александрович просмотрел двойной шах, потерял ферзя, затем проходную пешку, получил эффектный «висячий» мат и теперь злился на всех, кто находился поблизости от их стола, На Дубровинского: почему он стоял за спиной у Ленина и кашлянул в тот момент, когда Владимир Ильич занес было руку над белопольным слоном, тронув которого ослабил бы свои позиции, а кашель его остановил и заставил подумать. На Крупскую: почему та несколько раз настойчиво повторила приглашение пойти погулять, зная, что игра обострена до крайности. На свою жену, которая занялась прической и не подошла к столику, не помурлыкала на ухо веселую песенку, что всегда при тяжелом положении на шахматной доске очень ему помогало. И даже на Елизавету Васильевну, которой вообще не было на веранде, злился за то, что она могла бы приготовить чай пораньше, тогда пришлось бы в игре сделать перерыв и затем, на свежую голову, не допустить столь ужасного хода ладьей, приведшего к потере ферзя.
Теперь Богданов сидел прямо, строго, как на деловом, официальном совещании, одетый хотя и в заношенный тонкий летний костюм, но по всей форме, при галстуке, а в наглаженных манжетах поблескивали стеклянные запонки. Он сидел и не мог оторвать взгляда от доски, все еще сомневаясь: а правильно ли ему объявлен мат?
— Красиво получилось,— заметил Дубровинский. И кашлянул.
— А вам, Иосиф Федорович, известно неписаное правило шахматной игры: не подсказывать? — с раздражением отозвался Богданов, так и не меняя позы.— Владимир Ильич и сам достаточно сильный шахматист.
— Я подсказывал? — изумился Дубровинский.— Да я не отличаю пешку от короля!
— Помилуйте, Александр Александрович.— Ленин рассмеялся,— Ни голоса Иосифа Федоровича я не слышал, ни жестов его никаких не видел. Он ведь стоял у меня за спиной. Но если вам угодно, мы можем партию переиграть. С какого хода, вам показалось, я начал действовать по подсказке?
— Есть способы...— дрожащим от досады голосом начал было Богданов и вдруг нервно повалил на доске все оставшиеся фигуры.— Беру свои слова назад, просто я играть не умею. А перед вашим мастерством, Владимир Ильич, я преклоняюсь, однако оно еще не дает вам оснований великодушно предлагать побежденному заново переигрывать партию с половины.
— Это была шутка,— сказал Ленин.— Простите, Александр Александрович, если она вас обидела!
— Нет, нет, тупоголовые люди не имеют права обижаться! — Богданов встал, отыскал взглядом жену: — Наташа, ты долго еще намерена прихорашиваться? Ты слышала: Надежда Константиновна приглашает пойти погулять.
И быстро выбежал во двор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258