Ведь в кок»
це концов шила в мешке не утаишь!» Правильно. Однако сколько они тогда крови попортили.Им не хотелось восстанавливать Центральный Орган партии — газету «Социал-демократ»; они, ликвидаторы, понимали, что наряду с «Пролетарием», газетой Петербургского и Московского комитетов, Владимир Ильич возглавит работу и в «Социал-демократе»! И все-таки вопреки их стремлению восстановили издание «Социал-демократа». И в его редакцию избрали Ленина.
Они с жаром поддерживали даже Богданова, когда речь зашла об отношении к думской фракции. Им было родственнее и милее поддерживать отзовистов, нежели Ленина, большевиков. Тоже не вышло.
Они не постеснялись, подобно агентам охранки, тайно выпытывать, собирать, а потом раздувать всяческие грязные сплетни о большевиках и со злорадством выплескивать эту клевету на пленуме. Мартов сочинил огромное препохабнейшее письмо, содержание которого стало известно едва ли не базарным торговкам...
Дубровинский вскочил. Ударил кулаком по столу.
— И хорошо сделал Владимир Ильич, что потребовал привлечь Мартова к партийному суду,— проговорил он вслух.— Только зря потом проявил некоторую мягкость относительно сроков.
«Впрочем, нет, конечно, не зря,— подумал он, снова усаживаясь и придвигая к себе незаконченное письмо,— иначе бы, пожалуй, и не прийти к согласованному решению о созыве Всероссийской конференции. А нужна конференция чрезвычайно. Ну что же, главное по ее подготовке сделано. Здесь, в Петербурге. А сверх того удалось объехать ряд городов на юге России. Будут посланы делегаты. Спрашивали на местах: «А куда и когда выезжать?» Знать бы самому! Скорее всего, конечно, в Женеву! А сроки? Надо сначала надежные щели на границе найти, чтобы делегаты вместо Женевы не попали прямо в Сибирь, на каторгу. Бесконечными арестами, полицейским террором люди запуганы до крайности. Удивительно, как еще до сих пор он сам не попался в хитрые сети охранки. Видимо, все-таки жизненный опыт...»
Он взял перо, повертел его, обмакнул в чернильницу.Оставаться в Питере нет крайней нужды, здесь уже довольно прочно дела утвердились. Черед за Москвой. И там должно ему самому побывать. Правда, там опаснее всего, но и нужнее всего.
И наконец, повидаться с Анной, с детьми. Что — редкая переписка? Да еще с оглядкой на каждое слово, чтобы при перлюстрации писем в «черном кабинете» жандармы не выудили бы каких-нибудь нужных им сведений. Девочки, милые девочки, наверно, задергали Анну вопросами: «А когда папа снова приедет?»
Да, да, надо в Москву, и не откладывая. Хотя вся душа здесь, в России, и делается именно здесь живое дело, но приходит пора возвращаться в Женеву, заканчивать подготовку конференции там. Он, Иннокентий, сейчас отвечает за работу русской цекистской «пятерки», а из «пятерки» на свободе ныне только он один. Кто может рассказать о действительном положении в России лучше него? Всяческая и из разных рук течет сейчас к Ленину информация.
За плотной переборкой, отделяющей его комнату от комнаты хозяина квартиры, настенные часы глухо пробили восемь раз. Вот-вот должна прийти Катя, сообщить последние новости. Она после разгрома питерской «военки» уцелела, по сути дела, одна, заменяет там Веру Менжинскую. Молодец, ей за сорок лет, полнотела, но энергична, быстра, очень во всем помогает...
В прихожей прозвонил звонок. Дубровинский торопливо сунул письмо в карман пиджака и пошел открывать дверь. Звонок был условный: Дубровинский снял засов и тихо ахнул. Рядом с Катей стояла Людмила Менжинская.
— Бог мой! Какими судьбами?—Дубровинский повел их обеих в комнату, поближе к свету, а сам говорил только с Людмилой.— А поворотись-ка, сын! Экой ты смешной какой!— нарочитым басом загудел он.— Стойте, стойте! Дайте мне разглядеть вас хорошенько...
— Не смейся, не смейся, батьку!— Простодушно поворачиваясь то направо, то налево, Менжинская пальцем прикоснулась к усам Дубровинского.— А вы и впрямь Тарас Бульба — эка усищи какие отрастили.
— Да только усами и могу погордиться — сам на сушеную воблу похож. А вы нисколько не изменились, Людмила Рудольч фовна. Письмо мое вы получили? Из Женевы. Январское...
— Письмо — нет. Ответ ваш получила.
— Не умею письма писать,— сознался Дубровинский.— Та есть такие письма... Как вам сказать...
— ...Человеческие!
— Да, пожалуй, так. И домой тоже больше все о деле пишу. Неловко на бумаге разводить разные антимонии. Потом, и времени на это как-то все не хватает. Так и вошло в привычку,
— Это верно. Жить — времени всегда не хватает. Тогда разч решите сразу о деле?
— Нет. Сперва разденьтесь, дайте я вам помогу, согрейтесь, на дворе холодно. Посидим. Да вы еще мне и не ответили: какими судьбами вы здесь оказались? Я ведь... — Он осекся, едва не сказал «много раз о вас вспоминал и расспрашивал даже»: — ...я ведь ничего о вас не знаю.
— А я о вас, Иосиф Федорович, знаю все. Потому и пришла. Поговорить только о деле. А найти вас здесь, в Питере, помогла мне наша новая «военщица».— Она тронула Катю за рукав.— Вот, Люся.
— Э-э!—Дубровинский весело хлопнул в ладоши.— Этак вам недолго и меня превратить в Ивана Петровича!
— То есть?—не поняла Людмила.
— А я и. на Люсю отзываюсь,— объяснила Дубровинскому Катя.— Это моя прежняя кличка.— И Людмиле: — А ты разве забыла, как теперь меня называть?
Она со смехом стала трясти Менжинскую за плечи. Дубровинский укоризненно покачал головой: хороша конспирация! Ладно, получилось это в своем кругу, А при посторонних бы?
— Ну, чего же мы стоим, как часовые? Посидим, раздевайтесь,— повторил он, предлагая свою помощь.
Но Катя решительно отказалась. Она лишь распахнула пальто и поправила несколько выбившиеся из-под шляпки белокур рые волосы.
— Мы совсем ненадолго,— проговорила она.— Во всяком случае, я, а Людмила как хочет.
— Мы уйдем вместе,— сказала Людмила.— Мне хотелось только взглянуть на вас, Иннокентий,— со значением нажала она на это слово,— и передать привет от Вячеслава. Князя Старосельского,— опять с нажимом и лучась своей немного озорной улыбкой, добавила она.
— Вот как, Вячеслав Рудольфович стал уже князем?— продолжая игру Людмилы, воскликнул Дубровинский.— И ясновельможный пан посылает привет низкому холопу? Откуда? Из каких родовых земель?
— О, ясновельможный пан, князь Старосельский захватил ныне покинутые вами земли древней Гельвеции, Да-с, и поселился на берегу озера Женевского.
— Да что вы! Шла речь о его приезде, но я никак не думал, что это свершится так быстро, пока я здесь.
— Надо знать моего братца,— шутливо вздохнула Людмила.— В Брюсселе ему не посиделось, и он махнул через Париж в Цюрих. И уж если Брюссель ему показался теплой печкой для сытых котов, так Цюрих — печкой, на которой для них еще и перинка подостлана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258
це концов шила в мешке не утаишь!» Правильно. Однако сколько они тогда крови попортили.Им не хотелось восстанавливать Центральный Орган партии — газету «Социал-демократ»; они, ликвидаторы, понимали, что наряду с «Пролетарием», газетой Петербургского и Московского комитетов, Владимир Ильич возглавит работу и в «Социал-демократе»! И все-таки вопреки их стремлению восстановили издание «Социал-демократа». И в его редакцию избрали Ленина.
Они с жаром поддерживали даже Богданова, когда речь зашла об отношении к думской фракции. Им было родственнее и милее поддерживать отзовистов, нежели Ленина, большевиков. Тоже не вышло.
Они не постеснялись, подобно агентам охранки, тайно выпытывать, собирать, а потом раздувать всяческие грязные сплетни о большевиках и со злорадством выплескивать эту клевету на пленуме. Мартов сочинил огромное препохабнейшее письмо, содержание которого стало известно едва ли не базарным торговкам...
Дубровинский вскочил. Ударил кулаком по столу.
— И хорошо сделал Владимир Ильич, что потребовал привлечь Мартова к партийному суду,— проговорил он вслух.— Только зря потом проявил некоторую мягкость относительно сроков.
«Впрочем, нет, конечно, не зря,— подумал он, снова усаживаясь и придвигая к себе незаконченное письмо,— иначе бы, пожалуй, и не прийти к согласованному решению о созыве Всероссийской конференции. А нужна конференция чрезвычайно. Ну что же, главное по ее подготовке сделано. Здесь, в Петербурге. А сверх того удалось объехать ряд городов на юге России. Будут посланы делегаты. Спрашивали на местах: «А куда и когда выезжать?» Знать бы самому! Скорее всего, конечно, в Женеву! А сроки? Надо сначала надежные щели на границе найти, чтобы делегаты вместо Женевы не попали прямо в Сибирь, на каторгу. Бесконечными арестами, полицейским террором люди запуганы до крайности. Удивительно, как еще до сих пор он сам не попался в хитрые сети охранки. Видимо, все-таки жизненный опыт...»
Он взял перо, повертел его, обмакнул в чернильницу.Оставаться в Питере нет крайней нужды, здесь уже довольно прочно дела утвердились. Черед за Москвой. И там должно ему самому побывать. Правда, там опаснее всего, но и нужнее всего.
И наконец, повидаться с Анной, с детьми. Что — редкая переписка? Да еще с оглядкой на каждое слово, чтобы при перлюстрации писем в «черном кабинете» жандармы не выудили бы каких-нибудь нужных им сведений. Девочки, милые девочки, наверно, задергали Анну вопросами: «А когда папа снова приедет?»
Да, да, надо в Москву, и не откладывая. Хотя вся душа здесь, в России, и делается именно здесь живое дело, но приходит пора возвращаться в Женеву, заканчивать подготовку конференции там. Он, Иннокентий, сейчас отвечает за работу русской цекистской «пятерки», а из «пятерки» на свободе ныне только он один. Кто может рассказать о действительном положении в России лучше него? Всяческая и из разных рук течет сейчас к Ленину информация.
За плотной переборкой, отделяющей его комнату от комнаты хозяина квартиры, настенные часы глухо пробили восемь раз. Вот-вот должна прийти Катя, сообщить последние новости. Она после разгрома питерской «военки» уцелела, по сути дела, одна, заменяет там Веру Менжинскую. Молодец, ей за сорок лет, полнотела, но энергична, быстра, очень во всем помогает...
В прихожей прозвонил звонок. Дубровинский торопливо сунул письмо в карман пиджака и пошел открывать дверь. Звонок был условный: Дубровинский снял засов и тихо ахнул. Рядом с Катей стояла Людмила Менжинская.
— Бог мой! Какими судьбами?—Дубровинский повел их обеих в комнату, поближе к свету, а сам говорил только с Людмилой.— А поворотись-ка, сын! Экой ты смешной какой!— нарочитым басом загудел он.— Стойте, стойте! Дайте мне разглядеть вас хорошенько...
— Не смейся, не смейся, батьку!— Простодушно поворачиваясь то направо, то налево, Менжинская пальцем прикоснулась к усам Дубровинского.— А вы и впрямь Тарас Бульба — эка усищи какие отрастили.
— Да только усами и могу погордиться — сам на сушеную воблу похож. А вы нисколько не изменились, Людмила Рудольч фовна. Письмо мое вы получили? Из Женевы. Январское...
— Письмо — нет. Ответ ваш получила.
— Не умею письма писать,— сознался Дубровинский.— Та есть такие письма... Как вам сказать...
— ...Человеческие!
— Да, пожалуй, так. И домой тоже больше все о деле пишу. Неловко на бумаге разводить разные антимонии. Потом, и времени на это как-то все не хватает. Так и вошло в привычку,
— Это верно. Жить — времени всегда не хватает. Тогда разч решите сразу о деле?
— Нет. Сперва разденьтесь, дайте я вам помогу, согрейтесь, на дворе холодно. Посидим. Да вы еще мне и не ответили: какими судьбами вы здесь оказались? Я ведь... — Он осекся, едва не сказал «много раз о вас вспоминал и расспрашивал даже»: — ...я ведь ничего о вас не знаю.
— А я о вас, Иосиф Федорович, знаю все. Потому и пришла. Поговорить только о деле. А найти вас здесь, в Питере, помогла мне наша новая «военщица».— Она тронула Катю за рукав.— Вот, Люся.
— Э-э!—Дубровинский весело хлопнул в ладоши.— Этак вам недолго и меня превратить в Ивана Петровича!
— То есть?—не поняла Людмила.
— А я и. на Люсю отзываюсь,— объяснила Дубровинскому Катя.— Это моя прежняя кличка.— И Людмиле: — А ты разве забыла, как теперь меня называть?
Она со смехом стала трясти Менжинскую за плечи. Дубровинский укоризненно покачал головой: хороша конспирация! Ладно, получилось это в своем кругу, А при посторонних бы?
— Ну, чего же мы стоим, как часовые? Посидим, раздевайтесь,— повторил он, предлагая свою помощь.
Но Катя решительно отказалась. Она лишь распахнула пальто и поправила несколько выбившиеся из-под шляпки белокур рые волосы.
— Мы совсем ненадолго,— проговорила она.— Во всяком случае, я, а Людмила как хочет.
— Мы уйдем вместе,— сказала Людмила.— Мне хотелось только взглянуть на вас, Иннокентий,— со значением нажала она на это слово,— и передать привет от Вячеслава. Князя Старосельского,— опять с нажимом и лучась своей немного озорной улыбкой, добавила она.
— Вот как, Вячеслав Рудольфович стал уже князем?— продолжая игру Людмилы, воскликнул Дубровинский.— И ясновельможный пан посылает привет низкому холопу? Откуда? Из каких родовых земель?
— О, ясновельможный пан, князь Старосельский захватил ныне покинутые вами земли древней Гельвеции, Да-с, и поселился на берегу озера Женевского.
— Да что вы! Шла речь о его приезде, но я никак не думал, что это свершится так быстро, пока я здесь.
— Надо знать моего братца,— шутливо вздохнула Людмила.— В Брюсселе ему не посиделось, и он махнул через Париж в Цюрих. И уж если Брюссель ему показался теплой печкой для сытых котов, так Цюрих — печкой, на которой для них еще и перинка подостлана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258