Они медленно убивают опасного для них человека. Убивают духовным одиночеством, отрешенностью от товарищей по борьбе, убивают отдаленными ссылками, холодом, голодом, отсутствием врачебной помощи, убивают любыми другими способами, когда нет хотя бы формального основания затянуть веревочную петлю на шее бунтаря.
Товарищ министра внутренних дел Макаров имел обыкновение перед тем, как соберутся члены Особого Совещания, лично просматривать некоторые материалы, предназначенные к обсуждению на заседании. В частности, касающиеся лиц, персонально
известных ему хотя бы по фамилии.Он это делал отнюдь не в целях соблюдения большей объективности и не для того, чтобы инспекторски проверить точность и доказательность работы своих подчиненных, его одолевало обыкновенное любопытство: узнать в подробностях, по каким дорожкам проходила известная ему личность за то время, пока «дело» о ней вновь не легло к нему на стол. Чтение таких материалов редко настраивало его на благодушный тон. Как правило, он вскипал внутренней яростью: «А, голубчик, все неймется тебе! Повадился кувшин по воду ходить, там тебе и голову сломить!» И затем, уже на самом заседании, ревниво прослеживал, чтобы мера наказания арестованному была определена более жестокая, чем испрашивалась в проектах, подготовленных департаментом полиции.
На этот раз перед Макаровым лежало четыре «дела». Верхнее из них — Дубровинского. Оно было, пожалуй, наиболее пухлым.За небольшим столиком, приставленным к большому столу Макарова, едва вмещаясь в мягком кресле, сидел тучный, с обрюзгшими щеками директор департамента полиции Нил Петрович Зуев. Он недавно переместился с должности вице-директора на этот пост взамен ушедшего в отставку Трусевича и лез из кожи вон перед начальством, чтобы оправдать его доверие, тем более что Трусевич, несмотря на свою долголетнюю службу, под конец не оказался в чести у Столыпина. В задачу Зуева до открытия заседания входило сидеть, молчать и давать Макарову необходимые справки, если таковые понадобятся.
В окна сочился тусклый, бессолнечный свет. Октябрьское небо было затянуто тяжелыми тучами. Зуев сдерживал зевоту. Он плохо выспался, как всегда, при резкой перемене погоды, а утром поел жирных блинов и теперь чувствовал, как все тело его дрябнет и расплывается.
Макаров, поблескивая стеклами очков, читал вполголоса:
— «...По имеющимся в департаменте полиции и по преподанным в циркуляре от двадцать восьмого апреля сего года нумер такой-то строго проверенным данным, для восстановления дезорганизованной работы РСДРП во второй половине мая месяца заграничным партийным центром предположено было командировать в пределы Империи весьма серьезного и активного, обычно пребывающего за границей, партийного работника, носящего псевдоним «Иннокентий»...» Почему «обычно»? Нил Петрович! Сколько я знаю, Дубровинский после побега из Сольвычегодска находился за границей всего немногим более года.
— Неточность выражения полковника Заварзина,— пробормотал Зуев, стряхивая сонное оцепенение.— А возможно, он имел в виду и те еще полтора года, что Дубровинский провел в Женеве до ссылки в Вологодскую губернию.
— Дубровинский обычно действовал в России,— строго сказал Макаров.— Вот в чем суть. За границей отсиживаются теоретики. И еще болтуны. А Дубровинский — человек прямого, практического дела. И Заварзину незачем было подменять его естество.— Он снял очки и еще строже посмотрел на Зуева.— Право же, вспомнишь Зубатова. После него нет достойного начальника в московском охранном отделении!
— К сожалению, Александр Александрович, и в Санкт- Петербургском — тоже,— стараясь попасть в тон Макарову, проговорил Зуев.
Макаров читал:
— «...На основании вышеизложенного, по моему распоряжению было организовано тщательное наблюдение, каковым появление Дубровинского в Москве было отмечено четвертого июня сего года. Неотступным наблюдением выяснилось, что он по при-
бытии в Москву поселился в гостинице Карпенко и Николаева, прописавшись по паспорту потомственного дворянина Познан-ского...» Хм, дворянина! Небось не дворника, а дворянина! «Дальнейшим наблюдением было установлено, что наблюдаемый конспирирует себя и, опасаясь слежки, ограничил свои сношения по городу встречами с женой, братом своим Семеном и посещениями старого своего знакомого, служащего Московской городской управы Алексея Яковлевича Никитина, и проживающей совместно с последним некоей Анны Ильиничны Вейсман...» Боже, какие тонкости!.. «...Десятого июня, собираясь выехать из Москвы и, видимо, намереваясь законспирировать свой отъезд от предполагаемого им наблюдения со стороны агентов вверенного мне отделения...» — Макаров грохнул кулаком по столу:— Ч-черт, лопухов, а не агентов! Полезли ему сразу в глаза! «...Дубровинский отправил через посыльного гостиницы свой плед и чемодан-мешок из цветной парусины на Курский вокзал «на хранение», а сам оставил гостиницу и прожил до дня ареста, двенадцатого числа того же месяца, без прописки у вышеупомянутого Никитина».
— Не очень вразумительно,— заметил Зуев. Ему показалось, что Макаров сделал паузу, про себя перечитывая написанное.
— «...На другой день после оставления гостиницы находившиеся на Курском вокзале его вещи были взяты из камеры хранения ручного багажа братом его Семеном, каковой, заметив наблюдение...» Опять: «заметив»! Нил Петрович, не делаю выводов, делайте сами!
— Слушаюсь!
— «...заметив наблюдение, бросился бежать и был задержан вместе с вещами. В чемодане-мешке оказались несколько пар белья и остальные предметы домашнего обихода, сверху лежал совершенно новый план города Петербурга...» Вот так улов! «...Семен Дубровинский при опросе заявил, что задержанный вместе с ним чемодан принадлежит лично ему, но указать содержание не мог. Принимая во внимание то обстоятельство, что факт задержания вещей...» Подштанников и плана Петербурга! «...должен был сделаться известным наблюдаемому и привел бы его к еще большей осторожности в отношении деловых связей и встреч с местными партийными деятелями, дальнейшее наблюдение за Дубровинский не представляло интереса, и по моему распоряжению он был задержан двенадцатого июня агентами охранного отделения на улице». Послушайте, Зубатов это допустил бы? Зарезать курицу, которая искала гнездо, где бы снести золотое яичко!
— Возмутительно! — сказал Зуев.
— Сделайте серьезное внушение Заварзину, а этих его лопухов лишите наградных к рождественским праздникам! «Явилось бы весьма желательным, если не представится возможным привлечь Дубровинского к формальному в порядке 1035-й статьи Устава уголовного судопроизводства дознанию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258
Товарищ министра внутренних дел Макаров имел обыкновение перед тем, как соберутся члены Особого Совещания, лично просматривать некоторые материалы, предназначенные к обсуждению на заседании. В частности, касающиеся лиц, персонально
известных ему хотя бы по фамилии.Он это делал отнюдь не в целях соблюдения большей объективности и не для того, чтобы инспекторски проверить точность и доказательность работы своих подчиненных, его одолевало обыкновенное любопытство: узнать в подробностях, по каким дорожкам проходила известная ему личность за то время, пока «дело» о ней вновь не легло к нему на стол. Чтение таких материалов редко настраивало его на благодушный тон. Как правило, он вскипал внутренней яростью: «А, голубчик, все неймется тебе! Повадился кувшин по воду ходить, там тебе и голову сломить!» И затем, уже на самом заседании, ревниво прослеживал, чтобы мера наказания арестованному была определена более жестокая, чем испрашивалась в проектах, подготовленных департаментом полиции.
На этот раз перед Макаровым лежало четыре «дела». Верхнее из них — Дубровинского. Оно было, пожалуй, наиболее пухлым.За небольшим столиком, приставленным к большому столу Макарова, едва вмещаясь в мягком кресле, сидел тучный, с обрюзгшими щеками директор департамента полиции Нил Петрович Зуев. Он недавно переместился с должности вице-директора на этот пост взамен ушедшего в отставку Трусевича и лез из кожи вон перед начальством, чтобы оправдать его доверие, тем более что Трусевич, несмотря на свою долголетнюю службу, под конец не оказался в чести у Столыпина. В задачу Зуева до открытия заседания входило сидеть, молчать и давать Макарову необходимые справки, если таковые понадобятся.
В окна сочился тусклый, бессолнечный свет. Октябрьское небо было затянуто тяжелыми тучами. Зуев сдерживал зевоту. Он плохо выспался, как всегда, при резкой перемене погоды, а утром поел жирных блинов и теперь чувствовал, как все тело его дрябнет и расплывается.
Макаров, поблескивая стеклами очков, читал вполголоса:
— «...По имеющимся в департаменте полиции и по преподанным в циркуляре от двадцать восьмого апреля сего года нумер такой-то строго проверенным данным, для восстановления дезорганизованной работы РСДРП во второй половине мая месяца заграничным партийным центром предположено было командировать в пределы Империи весьма серьезного и активного, обычно пребывающего за границей, партийного работника, носящего псевдоним «Иннокентий»...» Почему «обычно»? Нил Петрович! Сколько я знаю, Дубровинский после побега из Сольвычегодска находился за границей всего немногим более года.
— Неточность выражения полковника Заварзина,— пробормотал Зуев, стряхивая сонное оцепенение.— А возможно, он имел в виду и те еще полтора года, что Дубровинский провел в Женеве до ссылки в Вологодскую губернию.
— Дубровинский обычно действовал в России,— строго сказал Макаров.— Вот в чем суть. За границей отсиживаются теоретики. И еще болтуны. А Дубровинский — человек прямого, практического дела. И Заварзину незачем было подменять его естество.— Он снял очки и еще строже посмотрел на Зуева.— Право же, вспомнишь Зубатова. После него нет достойного начальника в московском охранном отделении!
— К сожалению, Александр Александрович, и в Санкт- Петербургском — тоже,— стараясь попасть в тон Макарову, проговорил Зуев.
Макаров читал:
— «...На основании вышеизложенного, по моему распоряжению было организовано тщательное наблюдение, каковым появление Дубровинского в Москве было отмечено четвертого июня сего года. Неотступным наблюдением выяснилось, что он по при-
бытии в Москву поселился в гостинице Карпенко и Николаева, прописавшись по паспорту потомственного дворянина Познан-ского...» Хм, дворянина! Небось не дворника, а дворянина! «Дальнейшим наблюдением было установлено, что наблюдаемый конспирирует себя и, опасаясь слежки, ограничил свои сношения по городу встречами с женой, братом своим Семеном и посещениями старого своего знакомого, служащего Московской городской управы Алексея Яковлевича Никитина, и проживающей совместно с последним некоей Анны Ильиничны Вейсман...» Боже, какие тонкости!.. «...Десятого июня, собираясь выехать из Москвы и, видимо, намереваясь законспирировать свой отъезд от предполагаемого им наблюдения со стороны агентов вверенного мне отделения...» — Макаров грохнул кулаком по столу:— Ч-черт, лопухов, а не агентов! Полезли ему сразу в глаза! «...Дубровинский отправил через посыльного гостиницы свой плед и чемодан-мешок из цветной парусины на Курский вокзал «на хранение», а сам оставил гостиницу и прожил до дня ареста, двенадцатого числа того же месяца, без прописки у вышеупомянутого Никитина».
— Не очень вразумительно,— заметил Зуев. Ему показалось, что Макаров сделал паузу, про себя перечитывая написанное.
— «...На другой день после оставления гостиницы находившиеся на Курском вокзале его вещи были взяты из камеры хранения ручного багажа братом его Семеном, каковой, заметив наблюдение...» Опять: «заметив»! Нил Петрович, не делаю выводов, делайте сами!
— Слушаюсь!
— «...заметив наблюдение, бросился бежать и был задержан вместе с вещами. В чемодане-мешке оказались несколько пар белья и остальные предметы домашнего обихода, сверху лежал совершенно новый план города Петербурга...» Вот так улов! «...Семен Дубровинский при опросе заявил, что задержанный вместе с ним чемодан принадлежит лично ему, но указать содержание не мог. Принимая во внимание то обстоятельство, что факт задержания вещей...» Подштанников и плана Петербурга! «...должен был сделаться известным наблюдаемому и привел бы его к еще большей осторожности в отношении деловых связей и встреч с местными партийными деятелями, дальнейшее наблюдение за Дубровинский не представляло интереса, и по моему распоряжению он был задержан двенадцатого июня агентами охранного отделения на улице». Послушайте, Зубатов это допустил бы? Зарезать курицу, которая искала гнездо, где бы снести золотое яичко!
— Возмутительно! — сказал Зуев.
— Сделайте серьезное внушение Заварзину, а этих его лопухов лишите наградных к рождественским праздникам! «Явилось бы весьма желательным, если не представится возможным привлечь Дубровинского к формальному в порядке 1035-й статьи Устава уголовного судопроизводства дознанию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258