— Не знал! Не знает! Я ему не сказал.— И стал оглядывать улицу, повертываясь кругом.— Вот видишь, ничего подозрительного.— Два «студента», болтая, прошли мимо, скрылись в переулке.— А у тебя на даче нет посторонних?
— Никого. На замке. Вот ключи, в кармане.— Рутенберг, показал ключи.— Ладно, пошли!
Дача стояла в глубине длинного двора, заполненного молодыми сосенками. Здесь особенно приятен был смолистый запах наступающей весны. Рутенберг с трудом повернул ключ в дверном замке.
— Приржавел. Редко пользуюсь. Летом будем почаще сюда приезжать. Милости прошу! По лестнице наверх.— И замкнул дверь изнутри.
Их сразу охватила та особая, ласковая теплынь, которая свойственна лишь хорошо протопленному деревенскому дому. Гапон в своей тяжелой шубе медленно поднимался по ступеням, нахваливал:
— Губа у тебя не дура, Мартын! Дачка хорошая. Кто хозяин? Чего же сам здесь не живет?
— Да вот так, понастроили, а сами от питерской вони и суеты оторваться не могут. «И шум, и блеск, и говор балов...» Статской советницы Звержицкой дача. У местной полиции вне подозрений: кому попало мадам не станет сдавать внаем.
Комната наверху и совсем очаровала Гапона. Прекрасный вид: в широком окне стеной стоящие молодые сосенки и под ними полыхающее зарево предзакатного солнца. А на полу — ковер. Хотя и потертый. Мягкая мебель. Удобный, широкий диван. И возле него на низеньком столике целая батарея бутылок с пивом.
— Не худо, не худо, Мартын! — повторил Гапон, швыряя шубу, шапку на диван и облегченно вздыхая. Отыскал на столе штопор, откупорил одну из бутылок и стакан за стаканом, жадно глотая, опорожнил ее до дна.— Пиво отличное, но похолоднее бы.
— Не сообразил,— сказал Рутенберг, прохаживаясь по комнате,—надо бы оставить внизу, в кладовке. Да бегать потом за ним по лестнице... Деньги принес? Когда приедет Рачковский?
— А по-моему, ты просто юлишь, Мартын, духу на дело у тебя не хватает, кишка, что ли, тонка? — благодушно сказал Гапон, откидываясь на спинку дивана. Ему стало удивительно хорошо от выпитрго пива. И шуба не давила на плечи. И Рутенберг сегодня словно вареная курица, хватит с ним торговаться, надо кончать.— Ну, приедет Рачковский. Хочешь — даже сюда приедет! В пятницу. И деньги привезет. Говорю тебе: он порядочный человек. Не доверяешь ему — тогда и мне не доверяй! — Заметил
дверь в соседнюю комнату, запертую большим висячим замком.— А это что у тебя? Что там, за дверью?
— Вот видишь, Георгий,— засмеялся Рутенберг,— не я тебе, а ты мне не доверяешь! А за дверью разное хозяйское барахло, которое в этой комнате мне ни к чему. Так мадам Звержицкая туда убрала и собственноручно крепостной замок повесила, ключ от коего, вероятно, как амулет, носит на шее.
Гапона все еще мучила жажда, а пиво оказалось на диво вкусное, крепкое, с покалывающей язык горчинкой. Он открыл вторую бутылку и тоже выпил досуха. Алкоголь бросился ему в голову, стало необыкновенно легко начистоту объясниться с Гутенбергом.
— Я тебе прямо скажу, Мартын, ты дурак и трус,— заговорил Гапон, возбужденно размахивая руками.— Дурак ты потому, что тебе большие деньги сами в руки плывут, а ты канитель разводишь. Трус потому, что Рачковскому не веришь, а они сейчас, после убийства Слепцова, дрожат ведь, и приди ты к ним, тебя как пригрели бы! Хочешь, я пугну их еще и Дубасовым, скажу, что на Дубасова за московские расстрелы тоже готов приговор? А? В дополнение к Витте и Дурново. Будет хорошо! Только ты не тяни сам, ради господа!
— Тебе хорошо говорить, ты давно с ними снюхался,— сказал Рутенберг, расхаживая по комнате,— тебя они защитят, И у рабочих ты в полном доверии. Ты выдавать товарищей привычный. А я все думаю: если назвать Рачковскому заговор, указать людей — их повесят, мне же, как провокатору, свои пулю в лоб пустят.
— Сто раз тебе повторял: все будет шито-крыто. Своих боишься, ну давай сделаем так, что и тебя вместе с другими арестуют.
— А потом вместе с другими станут судить и повесят? Спасибо. Тебе все равно и такое!
— Повесят?..— забормотал Гапон.— Такого не может быть! А черт его знает!.. Хорошо, не годится. Вот ты и пойди скорее к Рачковскому, вместе с ним и придумайте.
— Где деньги? Сколько он с тобой послал?—Рутенберг остановился.— Вижу: опять ничего! Тебе хорошо, ты богач. Ты и в Париже деньги лопатой греб, и от Сокова пятьдесят тысяч получил, и виттевские деньги — тридцать тысяч, те, что от «бакинского купца», прикарманил. Сколько тебе за меня Рачковский заплатит?
— Не знаю. Сколько даст. А может, и ничего не возьму, может, я туда сам на хорошую должность уйду, значит, брать мне сейчас нельзя,— проговорил Гапон, откупоривая третью бутылку пива.— Ты пойми, какие дела мы тогда с тобой делать станем! Мне бы только «отделы» снова открыть, тогда меня ни с какой стороны не возьмешь.
— Чуть что — Девятое января снова устроишь? —с насмеши кой спросил Рутенберг.
— И устрою!—подтвердил Гапон.—Не такое — побольше еще! Тогда я другие цели имел. И шиш заработал на этом.
— Положим, не шиш,— возразил Рутенберг.— Девятое января ты выгодно продал.
— Почему «продал» ? — возмутился Гапон.— Тогда я ничего с них не брал; говорят тебе: другие цели имел.
— Продал тем, что и раньше служил ты охранке и теперь снова ей служишь. Какая разница, за ту кровь рабочую ты тогда взял деньги или теперь?
— Ее, крови рабочей, на всех хватит. В Кронштадте, в Москве, на «Потемкине» не я восстания поднимал.
— Так там восстания были с оружием, только сил не хвати-ло, чтобы победу одержать, а ты людей, как баранов, на бойню привел.— Рутенберг повысил голос.— Тебе кровь рабочая — плюнуть раз! Черемухин застрелился — не на тебе эта кровь?
— И дурак! — Гапон тоже стал кричать.— Ему Петрова застрелить было надо, с тем и револьвер я ему давал, Черемухшз мне поклялся — убьет, а сам, дурак, себе влепил пулю.
— Понятно, ты боялся, что Петров не только то, что в «Биржевке» — насчет тридцати тысяч, а и про всю твою парижскую жизнь распишет.
— Ну и что! Ну и что! — кричал Гапон.— Таскался я по кабакам? Так и Петрову их показывал. В рулетку играл? Мои деньги, мое дело — и выигрывал и проигрывал. Что я, мало для рабочих сделал? Вон они все как 'любят меня! Я знаю, на кого и когда надо ставить!
— А если бы рабочие узнали, рабочие из «отделов», про связи с Рачков-ским?—Рутенберг ожесточился и словно бы нарочно подливал масла в огонь.
— Ничего они не узнают, а если бы и узнали, скажу, что все делаю только для их пользы!
— А если бы узнали, что ты все про меня рассказал Рачковскому, другими словами, выдал меня, что ты взялся соблазнить меня в провокаторы, чтобы выдать уже через меня всю Боевую организацию? Это как?
— Никто этого не знает и узнать не может.
— А если бы я опубликовал это?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258