Непроизвольно он схватился за щеку.
«Ах, все-таки зубы? Ну, ничего, как говорится, до свадьбы заживет. При содействии нашей любезной хозяйки,— шутливо сказал Ленин, заметив движение Дубровинского. И потер руки: — Вы согласны. Я рад!»
«Я еще ничего не ответил, Владимир Ильич. Застигнут врасплох».
«Нет, вы ответили. Глаза ваши ответили. Итак, послушайте теперь мой вам совет: «Новая жизнь», сказал я, отлично. Подтверждаю. Но посудите сами — в роскошном доме, в кабинетах мягкие ковры... Да разве заводской рабочий со своей еще малограмотной корреспонденцией осмелится зайти в такое помещение? А это самые наижелательнейшие авторы! Хроника по примеру буржуазных газет заполнена великосветскими сплетнями. Очень это пролетариям интересно! Полно декадентов, надо всеми господствует поэт Минский. Дорогой Иосиф Федорович, начиная дело в Москве, постарайтесь всего этого сразу же избежать. Там Соколов, Голубков, Шанцер, Васильев-Южин, отличные товарищи! Пугает денежная сторона дела? Все издержки обещает взять на себя Максим Горький. Поможет и Савва Морозов, Шмит. Что еще? Завтра сюда приедет Шанцер, и мы тогда окончательно по всем деталям договоримся. А теперь — руку, Иосиф Федорович!»
И протянул свою, раскрытой ладонью вверх. Дубровинский крепко пожал ее. Ленин вынул часы, посмотрел с сожалением на стрелки. Потом защелкнул крышку, подержал часы, как бы взвешивая.
«Пора идти, дьявольски быстро бежит время,-— сказал, собирая со стола листки недописанной статьи и засовывая их во внутренний карман пиджака.— Пора идти».
Дубровинский поспешно встал.
«Прежде вас на улицу выйду я, Владимир Ильич. За углом пропущу вперед и пойду по другой стороне».
«Что?! — вдруг совершенно несвойственным ему басом воскликнул Ленин.— Провожать меня? Ни в коем случае! Да, батенька мой, я получше вас знаю все питерские подворотни! И все проходные дворы. Притом в России нынче «свобода», а у меня вполне пригодный паспорт, к которому не то что Петр Иванович Рачковский, а и сам новоиспеченный министр господин Дурново не придерется. И одет я, как видите... — Он пробежался пальцами по отворотам старенького пиджака, пристукнул каблуками грубых растоптанных штиблет.— Наконец, я вооружен!»
«Нет, нет, все равно! Никак невозможно допустить, чтобы в Петербурге в первый же свой день и вы оказались на улице без провожающего».
«Вот как?—иронически проговорил Ленин.— Так-таки и невозможно допустить? А ведь сюда-то я пришел один!»
И, распахнув дверь, громко позвал хозяйку дома. Лаврентьева откликнулась откуда-то издали, но очень быстро появилась на пороге.
«Юлия Ивановна, ухожу! Но преогромнейшая к вам просьба. Посмотрите сейчас же товарища Иннокентия. У него зверски болят зубы. А завтра предстоит весьма трудный и хлопотный день. Пожалуйста, помогите!»
«Конечно, конечно!—с готовностью заявила Лаврентьева.— Товарищ Иннокентий мне и сам об этом намекал, да я не поняла. Такого ведь никогда еще в моей практике не бывало, чтобы свои приходили ко мне лечиться».
«Стало быть, плохо лечите,— сказал Ленин.— Ну, ну, не сердитесь, Юлия Ивановна! И простите эту топорную шутку». «Когда признаются, прощаю». Ленин пожал руку Лаврентьевой.
«А признайтесь и вы тогда, что встретили меня с большим Подозрением. Пароль неверно я выговорил. Провокатор — подумали?»
«Да что вы?»
«Шучу, все шучу! Но Лядов, знайте, так-таки рассказал, как вы заставили сначала в щелку двери поглядеть, опознать меня, И только тогда позволили ему войти в комнату. Было?» «Было».
«И совершенно правильно сделали! А теперь тащите скорее товарища Иннокентия куда полагается! Мне тоже надо поторапливаться. Не привык опаздывать. Ну, Иосиф Федорович...» Подошел к нему, стиснул руки у плеч, постоял, улыбчиво вглядываясь в его немного обескураженное лицо. «Знаете, я очень, очень рад встрече с вами!» Дружески встряхнул. Отступил, проверил у себя пиджак — все ли застегнуты пуговицы. И скрылся за дверью.
Лаврентьева пригласила:
«Товарищ Иннокентий, прошу вас. Сюда. В кресло. Садитесь. У вас какого характера боль?»
Он объяснил. Но, прежде чем отдаться ее умелым рукам, спросил:
«Юлия Ивановна, простите, вам приходилось когда-нибудь выдергивать здоровый зуб вместо больного?»
«Бывало,— сказала Лаврентьева.— Не по злой воле. Но вы не тревожьтесь. Буду предельно внимательна».
«А как тогда с вами разговаривали пациенты?»
«О-о! Готовы были избить меня. Правда, такие ошибки я допускала в жизни своей всего два раза».
«Вас не удивит, если я признаюсь, что однажды «выдернул» Владимиру Ильичу здоровый зуб вместо больного, а он, видите, сколь дружески подал мне руку».
«Нет, не удивляет,— сказала Лаврентьева.— Как не удивит и то, что если я нечаянно ошибусь и сегодня, вы меня только стеснительно поблагодарите. Все дело в характере человека. Что вам простил Владимир Ильич?»
«Мои примиренческие ошибки. Это куда больнее выдернутого зуба».
И оба рассмеялись.
«Простите, Юлия Ивановна, а ненароком доктора Весницкого вы не знаете?»
«Аркадия Наумовича? И его милейшую Симу? Боже мой, очень даже хорошо знаю! Завтра как раз я буду у них».
«Тогда, если это вас надолго не обезоружит,— он потянулся к стоявшему рядом столику, где были расположены никелированные инструменты и громоздился стоматологический справочник,— тогда, допустим, я сделал бы на этой книге небольшую надпись, а вас попросил бы завтра передать книгу Аркадию Наумовичу. Боюсь, что у меня самого не найдется для этого времени, а оставаться после сегодняшнего вечера должником перед ним я больше не могу. Он все поймет».
«Я тоже все поняла. Но в таком случае вы останетесь моим должником. Когда и какой оставите вы мне автограф?— сказала Лаврентьева, поигрывая блестящим шпателем:—Откройте рот!.. О-о! Это за один раз не лечится...»
Дубровинский медленно вышагивал по узкой аллее санаторного парка, прислушиваясь, как приятно похрустывает снежок под ногами. И время от времени вскидывал голову, оглядывая черное небо с жгуче горящими звездами. Искал в нем что-то нуж-иое ему и не находил — мешали вершины высоких сосен. Внезапно величественную тишину прорезал далекий паровозный
свисток. Тонкий, визгливый, он очень долго ввинчивался в морозную ночь, потом вдруг рассыпался беспорядочной очередью коротких, пугающих сигналов и снова протяжно взвыл, застонал, но словно бы торжествуя. Дубровинскому представились две черных полоски рельсов, стремительно бегущая по ним железная машина, на пути которой оказалось живое существо, может быть, красавец олень, и злая, бездушная сила, прокатившаяся над ним...
...Уже ушли и Соколов, и Голубков, и Муралов, а он, Дубровинский, все не мог покинуть просторную комнату редакции газеты «Вперед».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258
«Ах, все-таки зубы? Ну, ничего, как говорится, до свадьбы заживет. При содействии нашей любезной хозяйки,— шутливо сказал Ленин, заметив движение Дубровинского. И потер руки: — Вы согласны. Я рад!»
«Я еще ничего не ответил, Владимир Ильич. Застигнут врасплох».
«Нет, вы ответили. Глаза ваши ответили. Итак, послушайте теперь мой вам совет: «Новая жизнь», сказал я, отлично. Подтверждаю. Но посудите сами — в роскошном доме, в кабинетах мягкие ковры... Да разве заводской рабочий со своей еще малограмотной корреспонденцией осмелится зайти в такое помещение? А это самые наижелательнейшие авторы! Хроника по примеру буржуазных газет заполнена великосветскими сплетнями. Очень это пролетариям интересно! Полно декадентов, надо всеми господствует поэт Минский. Дорогой Иосиф Федорович, начиная дело в Москве, постарайтесь всего этого сразу же избежать. Там Соколов, Голубков, Шанцер, Васильев-Южин, отличные товарищи! Пугает денежная сторона дела? Все издержки обещает взять на себя Максим Горький. Поможет и Савва Морозов, Шмит. Что еще? Завтра сюда приедет Шанцер, и мы тогда окончательно по всем деталям договоримся. А теперь — руку, Иосиф Федорович!»
И протянул свою, раскрытой ладонью вверх. Дубровинский крепко пожал ее. Ленин вынул часы, посмотрел с сожалением на стрелки. Потом защелкнул крышку, подержал часы, как бы взвешивая.
«Пора идти, дьявольски быстро бежит время,-— сказал, собирая со стола листки недописанной статьи и засовывая их во внутренний карман пиджака.— Пора идти».
Дубровинский поспешно встал.
«Прежде вас на улицу выйду я, Владимир Ильич. За углом пропущу вперед и пойду по другой стороне».
«Что?! — вдруг совершенно несвойственным ему басом воскликнул Ленин.— Провожать меня? Ни в коем случае! Да, батенька мой, я получше вас знаю все питерские подворотни! И все проходные дворы. Притом в России нынче «свобода», а у меня вполне пригодный паспорт, к которому не то что Петр Иванович Рачковский, а и сам новоиспеченный министр господин Дурново не придерется. И одет я, как видите... — Он пробежался пальцами по отворотам старенького пиджака, пристукнул каблуками грубых растоптанных штиблет.— Наконец, я вооружен!»
«Нет, нет, все равно! Никак невозможно допустить, чтобы в Петербурге в первый же свой день и вы оказались на улице без провожающего».
«Вот как?—иронически проговорил Ленин.— Так-таки и невозможно допустить? А ведь сюда-то я пришел один!»
И, распахнув дверь, громко позвал хозяйку дома. Лаврентьева откликнулась откуда-то издали, но очень быстро появилась на пороге.
«Юлия Ивановна, ухожу! Но преогромнейшая к вам просьба. Посмотрите сейчас же товарища Иннокентия. У него зверски болят зубы. А завтра предстоит весьма трудный и хлопотный день. Пожалуйста, помогите!»
«Конечно, конечно!—с готовностью заявила Лаврентьева.— Товарищ Иннокентий мне и сам об этом намекал, да я не поняла. Такого ведь никогда еще в моей практике не бывало, чтобы свои приходили ко мне лечиться».
«Стало быть, плохо лечите,— сказал Ленин.— Ну, ну, не сердитесь, Юлия Ивановна! И простите эту топорную шутку». «Когда признаются, прощаю». Ленин пожал руку Лаврентьевой.
«А признайтесь и вы тогда, что встретили меня с большим Подозрением. Пароль неверно я выговорил. Провокатор — подумали?»
«Да что вы?»
«Шучу, все шучу! Но Лядов, знайте, так-таки рассказал, как вы заставили сначала в щелку двери поглядеть, опознать меня, И только тогда позволили ему войти в комнату. Было?» «Было».
«И совершенно правильно сделали! А теперь тащите скорее товарища Иннокентия куда полагается! Мне тоже надо поторапливаться. Не привык опаздывать. Ну, Иосиф Федорович...» Подошел к нему, стиснул руки у плеч, постоял, улыбчиво вглядываясь в его немного обескураженное лицо. «Знаете, я очень, очень рад встрече с вами!» Дружески встряхнул. Отступил, проверил у себя пиджак — все ли застегнуты пуговицы. И скрылся за дверью.
Лаврентьева пригласила:
«Товарищ Иннокентий, прошу вас. Сюда. В кресло. Садитесь. У вас какого характера боль?»
Он объяснил. Но, прежде чем отдаться ее умелым рукам, спросил:
«Юлия Ивановна, простите, вам приходилось когда-нибудь выдергивать здоровый зуб вместо больного?»
«Бывало,— сказала Лаврентьева.— Не по злой воле. Но вы не тревожьтесь. Буду предельно внимательна».
«А как тогда с вами разговаривали пациенты?»
«О-о! Готовы были избить меня. Правда, такие ошибки я допускала в жизни своей всего два раза».
«Вас не удивит, если я признаюсь, что однажды «выдернул» Владимиру Ильичу здоровый зуб вместо больного, а он, видите, сколь дружески подал мне руку».
«Нет, не удивляет,— сказала Лаврентьева.— Как не удивит и то, что если я нечаянно ошибусь и сегодня, вы меня только стеснительно поблагодарите. Все дело в характере человека. Что вам простил Владимир Ильич?»
«Мои примиренческие ошибки. Это куда больнее выдернутого зуба».
И оба рассмеялись.
«Простите, Юлия Ивановна, а ненароком доктора Весницкого вы не знаете?»
«Аркадия Наумовича? И его милейшую Симу? Боже мой, очень даже хорошо знаю! Завтра как раз я буду у них».
«Тогда, если это вас надолго не обезоружит,— он потянулся к стоявшему рядом столику, где были расположены никелированные инструменты и громоздился стоматологический справочник,— тогда, допустим, я сделал бы на этой книге небольшую надпись, а вас попросил бы завтра передать книгу Аркадию Наумовичу. Боюсь, что у меня самого не найдется для этого времени, а оставаться после сегодняшнего вечера должником перед ним я больше не могу. Он все поймет».
«Я тоже все поняла. Но в таком случае вы останетесь моим должником. Когда и какой оставите вы мне автограф?— сказала Лаврентьева, поигрывая блестящим шпателем:—Откройте рот!.. О-о! Это за один раз не лечится...»
Дубровинский медленно вышагивал по узкой аллее санаторного парка, прислушиваясь, как приятно похрустывает снежок под ногами. И время от времени вскидывал голову, оглядывая черное небо с жгуче горящими звездами. Искал в нем что-то нуж-иое ему и не находил — мешали вершины высоких сосен. Внезапно величественную тишину прорезал далекий паровозный
свисток. Тонкий, визгливый, он очень долго ввинчивался в морозную ночь, потом вдруг рассыпался беспорядочной очередью коротких, пугающих сигналов и снова протяжно взвыл, застонал, но словно бы торжествуя. Дубровинскому представились две черных полоски рельсов, стремительно бегущая по ним железная машина, на пути которой оказалось живое существо, может быть, красавец олень, и злая, бездушная сила, прокатившаяся над ним...
...Уже ушли и Соколов, и Голубков, и Муралов, а он, Дубровинский, все не мог покинуть просторную комнату редакции газеты «Вперед».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258