..
...Он встретился с Лядовым. Отовсюду доносились приглушенные расстоянием звуки ружейной перестрелки.
«Мартын Николаевич, но что же — баррикады? Ведь это значит стоять на месте!»
«Так постановлено Исполнительной комиссией нашего комитета и исполкомом Совета. Восстание, понимаете, Иосиф Федорович, уже восстание, а не стачка! Рубикон перейден. И надо иметь для начала какие-то опорные пункты».
«Все это верно. А как же управлять ими, где будет находиться руководящий центр?»
«Такого центра не будет. Он практически неосуществим. Немыслимо рассчитывать на его указания, когда обстановка в каждом отдельном месте ежечасно меняется. Руководить борьбой будут районные Советы. А с Московским Советом и с нашим комитетом поддерживать связь — уж насколько окажется возможным. Вам, Иосиф Федорович, поручается Симоновский подрайон. Вы его в особенности хорошо знаете».
...Рабочие Симоновскую слободу провозгласили Симоновской республикой. Когда он сидел за столом президиума собрания, где обсуждалось это предложение, радость переполняла его. Вот оно, заветное слово «республика», наконец произнесено. Не в мыслях, не в далеких мечтах, а в яви. Нет для Симоновской республики царя! Нет никакой иной власти здесь, кроме власти самих рабочих, Совета их депутатов. Слобода, нет — республика!— от города, где патрулируют отряды драгун, отделена надежным заслоном двойных баррикад. Порядок в республике поддерживается идеальный. Провозглашен восьмичасовой рабочий день, гарантированы все гражданские свободы. Лавочники и трактирщики торгуют так, как им предписывает Совет. Женщины, старики, подростки, невзирая на трескучий мороз, с утра до ночи крепят баррикады, на которых посменно дежурят вооруженные рабочие, давая отпор пытающимся прорваться сюда полицейским нарядам. Республика ширит оборонную мощь, ей в поддержку Комитет партии присылает две дружины: студенческую и Кавказскую. Все хорошо. Если бы еще к ним примкнули солдаты, что в Крутицких казармах! А на Симоновском валу большие пороховые склады...
Замысел рушится. Солдат разоружают драгуны, и подступиться к пороховым складам нельзя. В переговоры охрана склада не вступает, а взять силой — может последовать взрыв, который снесет всю слободу. Как это похоже на Кронштадт...
Уроки, уроки... А дни идут. Красное знамя республики вьется на ветру над Советом. И все остается на месте. Баррикады стоят. глухими заслонами, а что там, за этими глухими заслонами? По всей Москве трещат ружейные выстрелы, стреляют дружинники и со своих, симоновских баррикад. Что же все-таки дальше? Настроение у рабочих приподнятое, боевое, дух восстания власт-
вует надо всем, но восстания неподвижного. Так стояли декабристы на Сенатской площади, пока их не окружили железным кольцом...
Впрочем, прежние уроки памятны не для того, чтобы «не делать», а для того «как делать». Очень вовремя, но лучше бы раньше, еще до самого первого дня восстания «Известия» напечатали «Советы восставшим рабочим». Безусловно, главное правило — не действовать скопом. Тысячную толпу легко расстрелять одной сотне казаков. Но и в сотню казаков нетрудно попасть, если действовать против нее одному-двум дружинникам, быстро перебегая из двора во двор. Стрелять из окон, с балконов, отовсюду, откуда сразу же можно уйти и скрыться. Баррикады — лишь для того, чтобы задерживать движение войск, полиции, заставить их остановиться, но не для того, чтобы насмерть оборонять кусочек улицы. Восставшим принадлежит вся Москва, а не только ее краешек, что за баррикадой. Вперед, в наступление!.. Вспоминаются, узнаются мысли, слова Ленина...
И вот они самые грозные, самые горячие дни. Рабочая, пролетарская Москва уже в наступлении. Бои, не смолкая, гремят круглосуточно. А как все-таки отойдешь далеко от своих баррикад, от хранилищ боевых припасов, если тут же тебя отрезают войсковые части? Нет постоянной связи, точной информации. Стрельба, стрельба, рвутся бомбы, где-то ухают пушки...
...Не время митингам, собраниям, но там, где началось замешательство, надо быть самому.
«Товарищи! Куда вы бежите? Стой!»
Пять-шесть дружинников. В руках револьверы... Бегут...
«Остановитесь!»
Один рванулся в сторону, машет рукой, зовет за собой: «Айда, ребята, уходи, все пропало!» Подлец такой, трус!.. Настиг его, схватил за ворот, тот выстрелил в упор и все же промахнулся... Сбил с ног, вышиб револьвер... Пальто на нем расстегнулось, стал виден полицейский мундир... Провокатор!..
Выстрелы... Это подоспел быстрый, отчаянный Блохин. Правильно!.. Провокатор лежит на снегу, раскинув руки.
А в конце улицы звонкий цокот копыт, скачут драгуны... Афишная тумба... Маузер бьет хорошо, отдает в локоть, в плечо. Один драгун повалился с лошади. Теперь часто-часто стреляют в них и дружинники. С ними опять тот же Блохин. Молодчина! Отряд драгун поворачивает назад... Подходит кто-то. Лицо и сияющее и виноватое: «Товарищ Иннокентий, взял провокатор было нас на испуг, и сами не знаем как... Больше не поддадимся, не отступим». Нет, нет, не может быть места панике!..
...И все-таки отступили. Иначе было нельзя. «Симоновская республика» — насколько поднимали боевой дух рабочих эти слова, настолько же разжигали они ярость царских властей — убить республику в первую очередь! Можно сражаться одному против десяти, десятерым против трехсот — невозможно. Отступили на соединение с Пресней...
...Потом уже Мартын Лядов рассказывал: «Не удалось нашим петербургским товарищам взорвать Николаевскую дорогу, опоздали, по ней прежде успели пройти эшелоны Семеновского полка». Крупнокалиберная артиллерия полковника Мина стала сметать на Пресне один квартал за другим.
А до этого, когда еще можно и должно было сражаться, меньшевики приказали своим выйти из боя, эсеры вслед за ними сделали то же самое. Но многие дружинники все равно бились до самого последнего часа. Они лучше, чем их лидеры, понимали, что бросить рабочие массы на произвол судьбы, когда те по-прежнему горят верой в победу,— это измена, дезертирство, это подрыв доверия к партии; совесть этого не простит...
Полторы тысячи казаков, драгун и гвардейцев полковника Мина, тяжелая артиллерия не заставили Пресню сдаться, капитулировать. Принято было иное решение: прекратить вооруженную борьбу, спрятать оружие так, чтобы оно не попало в руки врага, сохранить боевые кадры, дать им возможность надежно укрыться... Листовка Комитета РСДРП разъясняла: «Новая схватка с проклятым врагом неизбежна, близок решительный день. Опыт боевых дней многому нас научил...» Да, это верно. Под шквальным огнем со всех сторон дружинники без тяжелых потерь вышли из окружения. Один телеграфист потом показывал запись депеши, переданной московским градоначальником фон Медемом в Петербург:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258
...Он встретился с Лядовым. Отовсюду доносились приглушенные расстоянием звуки ружейной перестрелки.
«Мартын Николаевич, но что же — баррикады? Ведь это значит стоять на месте!»
«Так постановлено Исполнительной комиссией нашего комитета и исполкомом Совета. Восстание, понимаете, Иосиф Федорович, уже восстание, а не стачка! Рубикон перейден. И надо иметь для начала какие-то опорные пункты».
«Все это верно. А как же управлять ими, где будет находиться руководящий центр?»
«Такого центра не будет. Он практически неосуществим. Немыслимо рассчитывать на его указания, когда обстановка в каждом отдельном месте ежечасно меняется. Руководить борьбой будут районные Советы. А с Московским Советом и с нашим комитетом поддерживать связь — уж насколько окажется возможным. Вам, Иосиф Федорович, поручается Симоновский подрайон. Вы его в особенности хорошо знаете».
...Рабочие Симоновскую слободу провозгласили Симоновской республикой. Когда он сидел за столом президиума собрания, где обсуждалось это предложение, радость переполняла его. Вот оно, заветное слово «республика», наконец произнесено. Не в мыслях, не в далеких мечтах, а в яви. Нет для Симоновской республики царя! Нет никакой иной власти здесь, кроме власти самих рабочих, Совета их депутатов. Слобода, нет — республика!— от города, где патрулируют отряды драгун, отделена надежным заслоном двойных баррикад. Порядок в республике поддерживается идеальный. Провозглашен восьмичасовой рабочий день, гарантированы все гражданские свободы. Лавочники и трактирщики торгуют так, как им предписывает Совет. Женщины, старики, подростки, невзирая на трескучий мороз, с утра до ночи крепят баррикады, на которых посменно дежурят вооруженные рабочие, давая отпор пытающимся прорваться сюда полицейским нарядам. Республика ширит оборонную мощь, ей в поддержку Комитет партии присылает две дружины: студенческую и Кавказскую. Все хорошо. Если бы еще к ним примкнули солдаты, что в Крутицких казармах! А на Симоновском валу большие пороховые склады...
Замысел рушится. Солдат разоружают драгуны, и подступиться к пороховым складам нельзя. В переговоры охрана склада не вступает, а взять силой — может последовать взрыв, который снесет всю слободу. Как это похоже на Кронштадт...
Уроки, уроки... А дни идут. Красное знамя республики вьется на ветру над Советом. И все остается на месте. Баррикады стоят. глухими заслонами, а что там, за этими глухими заслонами? По всей Москве трещат ружейные выстрелы, стреляют дружинники и со своих, симоновских баррикад. Что же все-таки дальше? Настроение у рабочих приподнятое, боевое, дух восстания власт-
вует надо всем, но восстания неподвижного. Так стояли декабристы на Сенатской площади, пока их не окружили железным кольцом...
Впрочем, прежние уроки памятны не для того, чтобы «не делать», а для того «как делать». Очень вовремя, но лучше бы раньше, еще до самого первого дня восстания «Известия» напечатали «Советы восставшим рабочим». Безусловно, главное правило — не действовать скопом. Тысячную толпу легко расстрелять одной сотне казаков. Но и в сотню казаков нетрудно попасть, если действовать против нее одному-двум дружинникам, быстро перебегая из двора во двор. Стрелять из окон, с балконов, отовсюду, откуда сразу же можно уйти и скрыться. Баррикады — лишь для того, чтобы задерживать движение войск, полиции, заставить их остановиться, но не для того, чтобы насмерть оборонять кусочек улицы. Восставшим принадлежит вся Москва, а не только ее краешек, что за баррикадой. Вперед, в наступление!.. Вспоминаются, узнаются мысли, слова Ленина...
И вот они самые грозные, самые горячие дни. Рабочая, пролетарская Москва уже в наступлении. Бои, не смолкая, гремят круглосуточно. А как все-таки отойдешь далеко от своих баррикад, от хранилищ боевых припасов, если тут же тебя отрезают войсковые части? Нет постоянной связи, точной информации. Стрельба, стрельба, рвутся бомбы, где-то ухают пушки...
...Не время митингам, собраниям, но там, где началось замешательство, надо быть самому.
«Товарищи! Куда вы бежите? Стой!»
Пять-шесть дружинников. В руках револьверы... Бегут...
«Остановитесь!»
Один рванулся в сторону, машет рукой, зовет за собой: «Айда, ребята, уходи, все пропало!» Подлец такой, трус!.. Настиг его, схватил за ворот, тот выстрелил в упор и все же промахнулся... Сбил с ног, вышиб револьвер... Пальто на нем расстегнулось, стал виден полицейский мундир... Провокатор!..
Выстрелы... Это подоспел быстрый, отчаянный Блохин. Правильно!.. Провокатор лежит на снегу, раскинув руки.
А в конце улицы звонкий цокот копыт, скачут драгуны... Афишная тумба... Маузер бьет хорошо, отдает в локоть, в плечо. Один драгун повалился с лошади. Теперь часто-часто стреляют в них и дружинники. С ними опять тот же Блохин. Молодчина! Отряд драгун поворачивает назад... Подходит кто-то. Лицо и сияющее и виноватое: «Товарищ Иннокентий, взял провокатор было нас на испуг, и сами не знаем как... Больше не поддадимся, не отступим». Нет, нет, не может быть места панике!..
...И все-таки отступили. Иначе было нельзя. «Симоновская республика» — насколько поднимали боевой дух рабочих эти слова, настолько же разжигали они ярость царских властей — убить республику в первую очередь! Можно сражаться одному против десяти, десятерым против трехсот — невозможно. Отступили на соединение с Пресней...
...Потом уже Мартын Лядов рассказывал: «Не удалось нашим петербургским товарищам взорвать Николаевскую дорогу, опоздали, по ней прежде успели пройти эшелоны Семеновского полка». Крупнокалиберная артиллерия полковника Мина стала сметать на Пресне один квартал за другим.
А до этого, когда еще можно и должно было сражаться, меньшевики приказали своим выйти из боя, эсеры вслед за ними сделали то же самое. Но многие дружинники все равно бились до самого последнего часа. Они лучше, чем их лидеры, понимали, что бросить рабочие массы на произвол судьбы, когда те по-прежнему горят верой в победу,— это измена, дезертирство, это подрыв доверия к партии; совесть этого не простит...
Полторы тысячи казаков, драгун и гвардейцев полковника Мина, тяжелая артиллерия не заставили Пресню сдаться, капитулировать. Принято было иное решение: прекратить вооруженную борьбу, спрятать оружие так, чтобы оно не попало в руки врага, сохранить боевые кадры, дать им возможность надежно укрыться... Листовка Комитета РСДРП разъясняла: «Новая схватка с проклятым врагом неизбежна, близок решительный день. Опыт боевых дней многому нас научил...» Да, это верно. Под шквальным огнем со всех сторон дружинники без тяжелых потерь вышли из окружения. Один телеграфист потом показывал запись депеши, переданной московским градоначальником фон Медемом в Петербург:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258