— Вашего брата не так легко сбить с панталыку,— весело подхватила шутку Наталья.
— Как так?
— У бухгалтера, особенно у главного, все должно быть точно: и взвешено, и рассчитано.
— Ваша правда,— вздохнул Казимир.— Вот именно это подчас больше всего и вредит мне.
— Нет, это, вероятно, очень помогает.
— Горькая ошибка, Наталья Игнатьевна. До того вредит, что если бы я кого даже полюбил, то побоялся бы сказать об этом.
Наталья шла быстро и легко, все время забегала вперед и, разговаривая с Казимиром, оборачивалась назад. Казимир словно догонял ее и никак не мог догнать. Она была в темно- зеленом платье и в легких босоножках на загорелых ногах. По ее русым, зачесанным назад волосам плыли едва заметные волны.
— А вы не бойтесь, скажите,— повернулась, словно поджидая его, Наталья.— И увидите, все будет просто. Может, от вас как раз и ждут, чтоб сказали.
— Ну, допустим, если бы вам кто-нибудь сказал...
— Мне не надо,—вдруг строго проговорила Наталья и даже не обернулась.— Я этого не жду... Ну вот я и дома.
Не успел Казимир опомниться, как Наталья легко и проворно взбежала на высокое крыльцо, рывком открыла дверь и скрылась за нею, даже не оглянувшись.
Как мог понять эти слова Казимир? По-всякому.
То ему казалось, что эта беседа обижает его: Наталья даже не захотела с ним разговаривать. Сразу дала понять, что он ей не нужен. Она сторонилась его. «Мне не надо»,— вспомнил он ее слова, и ему показалось, что они были сказаны даже со злостью. «Я этого не жду»,— сказала она, и Казимир почувствовал в этих словах насмешку. Он вспомнил, как Наталья, идя рядом с ним, все время вырывалась вперед, наверно, хотела как можно скорей избавиться от него. «Мне надо перестать думать о ней,— мысленно говорил Казимир.— Очень гадко набиваться, если на тебя не хотят даже смотреть. Я же не мальчишка, и мне должно быть стыдно. Ладно. Кончено. Встречу, кивну головой — «здравствуйте, будьте здоровы»,— и хватит. Это даже лучше, что так сразу все стало ясно»,— думал Казимир.
То вдруг начинало казаться все наоборот: Наталья дала ему надежду. Нет, не то слово: не надежду, а... Ну, просто она как-то выделяет его из числа других. И как только Казимир начинал себя так настраивать, совсем в ином свете представала Наталья. И то, что в тот первый день в отделе капитального строительства она была так задумчива,— не случайно. И то, что каждый раз при встрече с ним она здоровается как-то особенно — без улыбки и словно с тревогой — и потом опускает голову, тоже что-то значит. Он снова вспомнил тот разговор и теперь ничего обидного в нем не находил. Напротив, в нем было что-то хорошее, чего на первый взгляд можно и не заметить. Она ведь торопилась, но все же не оставляла его: нет-нет и повернется, подождет. «А может, от вас как раз и ждут, чтобы вы сказали»,— припомнил Казимир уже иные слова, и они казались ему полными огромного смысла. «А вы не бойтесь, скажите»,— говорила она, и было ясно, что она знала, о чем может сказать Казимир. Нет, она очень хорошая, очень славная. Было бы даже смешно, если бы она сразу сказала: «Ах, дорогой Казимир, я так рада!» Это было бы хуже, чем в плохих романах. Она очень чистая, очень светлая. «У вас все должно быть взвешено и рассчитано»,— вспомнил он и согласился, что это было предупреждением. Наталья могла принять только искреннюю сердечность. Так и нужно.
И постепенно Наталья заполнила его всего. Она жила рядом с ним, вместе с ним, вмешивалась в его думы, ею была пронизана вся его работа. Она говорила с ним, советовалась, помогала ему, сидела рядом за столом, шла рядом по дороге. Нет, тогда у них беседа не кончилась.
«Ты видишь, как нам хорошо с тобою, Наталья, а ты так долго сторонилась меня»,— говорил Казимир, мысленно ставя Наталью рядом.
«Мы всегда были вместе, Казимир, только ты долго не замечал этого»,— отвечала Наталья.
«Мне кажется, что я всю жизнь искал тебя и только вот теперь нашел. Почему я раньше не приехал сюда?»
«Может, раньше и не надо было приезжать,— говорила Наталья.— Может, тогда ты и не нашел бы меня».
«Почему, Наталья?»
«Я тогда бы еще больше боялась тебя. Ты видел, как я долго боялась тебя?»
«А ты говоришь, что всегда была вместе со мною».
«Это я только так хотела. Но я была очень нехорошей, Казимир».
«Что ты говоришь, Наталья, оставь!»
«А ты знаешь, кто я?»
«Не знаю. И знать не хочу. Ты самая лучшая — вот кто ты. Ты так нужна мне. Куда ты уходишь?.. Подожди!..»
Мечты расплывались, оставалась явь, и Казимир чувствовал, как бьется его сердце, потому что Натальи не было, была лишь одна любовь к ней. И с каждым днем она разгоралась все больше и больше.
Мечта не была похожа на явь, и Казимир начал бояться яви. Он старался не встречаться с Натальей, но не говорить с нею он не мог, это стало потребностью его души. Он с ней спорил, ссорился, упрекал за бессердечность, злился, возмущался — она была его врагом. Он говорил ей самые ласковые слова, поверял свои думы, рассказывал о своих печалях и радостях — она была его ближайшим другом. Только Натальи не было, и все это он писал на бумаге. Чтобы беседовать с Натальей, склонялся над листками, оставаясь в одиночестве долгими вечерами.
«А ты знаешь, кто я?» — спрашивала у него та Наталья, с которой он разговаривал на бумаге.
«Не знаю,— отвечал он той, выдуманной, Наталье.— Но ты самая лучшая, самая необходимая мне. Куда ты идешь?.. Подожди!»
«Подожди, Наталья,— говорил выдуманной Наталье Казимир.— Послушай. Ты знаешь, что у каждого человека есть потребность раскрыться перед другим? Без этого нет человека, без этого — он ничто. И всю жизнь он ищет того, перед кем будет иметь право исповедоваться. Что это — дружба, любовь?— не знаю. Это, может, как раз то, что подымает человека над зверем. Религия очень хитро использовала эту потребность человека раскрыться перед другим. Даже все свои самые тяжкие грехи, даже преступления открывает на исповеди человек. И ему тогда становится легче. Он тогда становится чище. Но не перед каждым можно исповедоваться. Только перед тем, в кого веришь как в самого себя. Такого человека ищешь всю жизнь. А знаешь ли ты, Наталья, что всего себя я раскрыл перед тобою уже давно...»
Листков, в которых оставались думы Казимира, становилось все больше и больше. Они лежали в ящике его стола. Казимир знал, что он не отдаст их Наталье и она не будет знать ни об одном его слове. Тем более что и Наталья избегала его — это он отчетливо видел. Однажды она шла навстречу по улице и, увидев его, свернула в магазин.
Как-то раз Наталья принесла ему акт на подпись, и Казимир решил отдать ей все им написанное.
— Одну минуточку,— сказал он и, вынув из ящика, завернул листки в бумагу.— Как член редколлегии вы, пожалуйста, просмотрите, стоит ли чего моя писанина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122