Чтоб из них можно было вырабатывать материалы тверже алмазов, чтобы автомобильные шины служили вечно, чтоб из пластмасс делали станки и дома, часы и ракеты. На этом совещании Лена видела больших ученых, слышала их выступления. Но всего сильнее волновала, пожалуй, сама обстановка: совещание проходило в Кремле, в том зале, с которым связана вся история страны.
Сегодня Лена уезжала домой. Билет был на руках, но до поезда оставалось еще много времени, и надо было с толком использовать его. Она рассчитывала побывать в Третьяковке — ни разу она не разрешила себе пропустить ее — и успеть побегать по магазинам, купить себе что-нибудь новенькое на платье, и, главное, поискать подарок Андрею. Она всегда привозила ему что-нибудь из поездки. А тем более сейчас, когда на душе было так хорошо, хотелось и ему доставить какую-нибудь радость.
Уложив вещи, чтоб они были наготове, она побежала в буфет, который находился тут же, на двенадцатом этаже ее гостиницы. Заказала легкий завтрак и села за круглый столик у окна. Утро было чудесное — красными и серыми крышами, уступами стен, древними башнями и невысокими шпилями в далекую дымку уходил пейзаж Москвы.
— Этот стиль давно отжил свое,— услышала Лена разговор за спиной.— Теперь так работать нельзя.
Она вспомнила, что, когда вошла сюда, за соседним столиком сидели двое мужчин, но они ничем не заинтересовали ее.
— Мы в командировке, Виктор Михайлович,— ответил другой голос.— Я полагаю, нам этих разговоров хватает и дома.
Лене голос показался очень знакомым. Говорят, человек может измениться обличьем, характером, но голос у него никогда не меняется. «Ведь это же Николай,— подумала Лена,— его голос. Боже мой, почему я не посмотрела на них?»
В этот миг Лена забыла обо всем — что ей надо что-то делать, куда-то спешить. Она ждала, когда снова заговорит этот голос. Может быть, она ошиблась, может быть, ей показалось? Вот и встреча — такая нежданная. Что она скажет ему? Обрадуется ли он? Узнает? И как ей быть — встать сейчас и подойти к нему? А может быть, он сам подойдет? Узнает ли? А может быть, он уже узнал ее, когда она шла, и ждет удобной минуты? Только бы ушел от него этот второй человек. Кто он такой и зачем здесь? Можно ли ей обернуться как бы случайно, чтоб он ее увидел, если не заметил еще? А может быть, не он?
— Это даже лучше, что мы не дома,— отвечал первый голос.— Издалека, со стороны, все становится видней. Даже на самого себя можно посмотреть иначе, Николай Гаврилович.
Теперь Лена уже не могла сомневаться, что это он. Нет, она не будет ждать, сейчас встанет и подойдет.
— А в этом нет никакой нужды, Виктор Михайлович,— возразил голос Николая. — Я не люблю оглядываться по сторонам. Я привык думать и решать все сам, один. Все брать на себя и самому отвечать, и никаких советчиков мне не надо. Вы, мой парторг, должны были бы это знать.
«У них какой-то серьезный разговор. Нет, надо подождать немножко»,— подумала Лена.
— Очень большая нужда,— говорил голос того, кого звали Виктором Михайловичем.— Я сам, я один, мой завод, мой парторг, мои люди,— вы говорите такие опасные слова и хотите, чтоб я не тревожился. Нет, я встревожен, потому что люди начинают сторониться вас. Они боятся вашей грубости и глухоты.
Лена сперва только ждала, когда кончится разговор, но невольно стала прислушиваться. Что ж это такое? Неужели Николай в чем-то виноват? Как же это может быть?
— Ясно! — с вежливой злостью в голосе сказал Николай.— Вы хотите, чтоб я со всеми был запанибрата, здоровался за ручку, ходил на свадьбы, на крестины, обнимался и целовался, и тогда будет все прелестно. Я глух и груб, потому что выгнал из кабинета Варкова,— правильно! Обозвал сопляком комсомольского культработника и приказал снять их сигналу, в которой они поучали меня, как руководить, правильно! Конечно, я понимаю, что сделано было это не без вашего благословения. Я снял с работы инженера Горюнова...
— Кстати,— перебил Виктор Михайлович,— вам придется его восстановить, вы были несправедливы. Технико-экономический совет проверил его выкладки, ошибка именно ваша, потому что вы распорядились изменить технологический процесс.
— Я своих приказов не отменяю! — резко и даже гневно возразил Николай.— У меня план, завод, его слава, а вы хотите, чтоб я занимался сантиментами. Подумаешь, событие какое — человека обидели! Выживет! Так действовал, так и буду действовать и вмешиваться не позволю. И вообще, покончим с этим, Виктор Михайлович, если не хотите ссориться.
— Нет, ссориться я не хочу, Николай Гаврилович, это ничего не даст. Мне только горько думать, что вы сами под собой подводите черту. А ведь вы были мужественным человеком. И разговор наш, разумеется, на этом не кончен.
Какие только неожиданности не подстерегают нас на жизненном пути! И как дорого дала бы Лена, чтобы не слышать этого разговора. Она поднялась и, стараясь, чтоб он не увидел ее лица, быстро пошла к двери. Боковым зрением она за какой-то миг заметила, что Николай взглянул на нее и весь встрепенулся — узнал. Ей хотелось как можно скорей пройти мимо. Но она услышала, как скрипнул стул, как Николай поднялся и пошел за ней. За дверью она чуть не бегом бросилась по коридору. Он был длинный, устланный красно-зеленой дорожкой. И Лена слышала за собой его шаги.
— Лена!— слабо окликнул Николай.
«Это не он,— сама себе твердила Лена.— Не он, а кто-то чужой, недобрый. Господи, как он себя опустошил. Лучше бы я не видела этого, лучше бы я не знала».
К лифту надо было пробежать через низкий, просторный, с желтым блестящим паркетом холл. В паркете отражались ножки кресел, холодные грани колонн, грозди радужных бра. Конец холла был далеко. И может быть, как раз не будет лифта, его придется ждать, и Николай успеет подойти. Лена
круто повернула влево, зная, что тут есть лестница вниз. Она не видела, но спиной чувствовала, что шаги Николая ее настигают. В мозгу шла лихорадочная, тревожная работа, и неизвестно почему, в какой связи в этой пугающей сумятице мелькнул Андрей.
— Лена!— еще раз позвал Николай.
Но она была уже на лестнице. Вот она добежала до площадки и, не подымая головы, увидела, как наверху Николай остановился. Ей видны были только его ноги, стоявшие у самого края лестницы.
Как бы не слыша, она пошла дальше, вниз, еще торопливо, но уже успокаиваясь. Что-то кончилось. Хорошее или дурное — она не знала. Да и кто может знать, что дает человеку прощание. Слишком неожиданной была эта встреча, чтоб можно было так легко в ней разобраться.
ПОСТИЖЕНИЕ
Помню, долго не мог привыкнуть к тому, что я редактор. Мне было привычнее, когда день мой с самого утра начинался шумом, гамом: кому-то нужно было выписать материалы для стройки;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
Сегодня Лена уезжала домой. Билет был на руках, но до поезда оставалось еще много времени, и надо было с толком использовать его. Она рассчитывала побывать в Третьяковке — ни разу она не разрешила себе пропустить ее — и успеть побегать по магазинам, купить себе что-нибудь новенькое на платье, и, главное, поискать подарок Андрею. Она всегда привозила ему что-нибудь из поездки. А тем более сейчас, когда на душе было так хорошо, хотелось и ему доставить какую-нибудь радость.
Уложив вещи, чтоб они были наготове, она побежала в буфет, который находился тут же, на двенадцатом этаже ее гостиницы. Заказала легкий завтрак и села за круглый столик у окна. Утро было чудесное — красными и серыми крышами, уступами стен, древними башнями и невысокими шпилями в далекую дымку уходил пейзаж Москвы.
— Этот стиль давно отжил свое,— услышала Лена разговор за спиной.— Теперь так работать нельзя.
Она вспомнила, что, когда вошла сюда, за соседним столиком сидели двое мужчин, но они ничем не заинтересовали ее.
— Мы в командировке, Виктор Михайлович,— ответил другой голос.— Я полагаю, нам этих разговоров хватает и дома.
Лене голос показался очень знакомым. Говорят, человек может измениться обличьем, характером, но голос у него никогда не меняется. «Ведь это же Николай,— подумала Лена,— его голос. Боже мой, почему я не посмотрела на них?»
В этот миг Лена забыла обо всем — что ей надо что-то делать, куда-то спешить. Она ждала, когда снова заговорит этот голос. Может быть, она ошиблась, может быть, ей показалось? Вот и встреча — такая нежданная. Что она скажет ему? Обрадуется ли он? Узнает? И как ей быть — встать сейчас и подойти к нему? А может быть, он сам подойдет? Узнает ли? А может быть, он уже узнал ее, когда она шла, и ждет удобной минуты? Только бы ушел от него этот второй человек. Кто он такой и зачем здесь? Можно ли ей обернуться как бы случайно, чтоб он ее увидел, если не заметил еще? А может быть, не он?
— Это даже лучше, что мы не дома,— отвечал первый голос.— Издалека, со стороны, все становится видней. Даже на самого себя можно посмотреть иначе, Николай Гаврилович.
Теперь Лена уже не могла сомневаться, что это он. Нет, она не будет ждать, сейчас встанет и подойдет.
— А в этом нет никакой нужды, Виктор Михайлович,— возразил голос Николая. — Я не люблю оглядываться по сторонам. Я привык думать и решать все сам, один. Все брать на себя и самому отвечать, и никаких советчиков мне не надо. Вы, мой парторг, должны были бы это знать.
«У них какой-то серьезный разговор. Нет, надо подождать немножко»,— подумала Лена.
— Очень большая нужда,— говорил голос того, кого звали Виктором Михайловичем.— Я сам, я один, мой завод, мой парторг, мои люди,— вы говорите такие опасные слова и хотите, чтоб я не тревожился. Нет, я встревожен, потому что люди начинают сторониться вас. Они боятся вашей грубости и глухоты.
Лена сперва только ждала, когда кончится разговор, но невольно стала прислушиваться. Что ж это такое? Неужели Николай в чем-то виноват? Как же это может быть?
— Ясно! — с вежливой злостью в голосе сказал Николай.— Вы хотите, чтоб я со всеми был запанибрата, здоровался за ручку, ходил на свадьбы, на крестины, обнимался и целовался, и тогда будет все прелестно. Я глух и груб, потому что выгнал из кабинета Варкова,— правильно! Обозвал сопляком комсомольского культработника и приказал снять их сигналу, в которой они поучали меня, как руководить, правильно! Конечно, я понимаю, что сделано было это не без вашего благословения. Я снял с работы инженера Горюнова...
— Кстати,— перебил Виктор Михайлович,— вам придется его восстановить, вы были несправедливы. Технико-экономический совет проверил его выкладки, ошибка именно ваша, потому что вы распорядились изменить технологический процесс.
— Я своих приказов не отменяю! — резко и даже гневно возразил Николай.— У меня план, завод, его слава, а вы хотите, чтоб я занимался сантиментами. Подумаешь, событие какое — человека обидели! Выживет! Так действовал, так и буду действовать и вмешиваться не позволю. И вообще, покончим с этим, Виктор Михайлович, если не хотите ссориться.
— Нет, ссориться я не хочу, Николай Гаврилович, это ничего не даст. Мне только горько думать, что вы сами под собой подводите черту. А ведь вы были мужественным человеком. И разговор наш, разумеется, на этом не кончен.
Какие только неожиданности не подстерегают нас на жизненном пути! И как дорого дала бы Лена, чтобы не слышать этого разговора. Она поднялась и, стараясь, чтоб он не увидел ее лица, быстро пошла к двери. Боковым зрением она за какой-то миг заметила, что Николай взглянул на нее и весь встрепенулся — узнал. Ей хотелось как можно скорей пройти мимо. Но она услышала, как скрипнул стул, как Николай поднялся и пошел за ней. За дверью она чуть не бегом бросилась по коридору. Он был длинный, устланный красно-зеленой дорожкой. И Лена слышала за собой его шаги.
— Лена!— слабо окликнул Николай.
«Это не он,— сама себе твердила Лена.— Не он, а кто-то чужой, недобрый. Господи, как он себя опустошил. Лучше бы я не видела этого, лучше бы я не знала».
К лифту надо было пробежать через низкий, просторный, с желтым блестящим паркетом холл. В паркете отражались ножки кресел, холодные грани колонн, грозди радужных бра. Конец холла был далеко. И может быть, как раз не будет лифта, его придется ждать, и Николай успеет подойти. Лена
круто повернула влево, зная, что тут есть лестница вниз. Она не видела, но спиной чувствовала, что шаги Николая ее настигают. В мозгу шла лихорадочная, тревожная работа, и неизвестно почему, в какой связи в этой пугающей сумятице мелькнул Андрей.
— Лена!— еще раз позвал Николай.
Но она была уже на лестнице. Вот она добежала до площадки и, не подымая головы, увидела, как наверху Николай остановился. Ей видны были только его ноги, стоявшие у самого края лестницы.
Как бы не слыша, она пошла дальше, вниз, еще торопливо, но уже успокаиваясь. Что-то кончилось. Хорошее или дурное — она не знала. Да и кто может знать, что дает человеку прощание. Слишком неожиданной была эта встреча, чтоб можно было так легко в ней разобраться.
ПОСТИЖЕНИЕ
Помню, долго не мог привыкнуть к тому, что я редактор. Мне было привычнее, когда день мой с самого утра начинался шумом, гамом: кому-то нужно было выписать материалы для стройки;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122