— Что ты говоришь?— еще больше удивился Казимир. Он встал, не успев еще разобраться в происшедшем и не веря своим ушам: правда ли это?
Он представил себе маленького брошенного ребенка, и в этом было что-то злое, греховное. Но тут же он понял, что это связано с Натальей, и ему стало неприятно и больно.
Не успело определиться это ощущение, как возникло новое. Почему Наталья поступила так, почему до этого ничего не сказала? Не верила? Боялась? Кто же он ей? Может ли быть любовь, если нет доверия? Как это нехорошо, обидно. Незаслуженно его обидел близкий, родной человек. Перед ним была не та Наталья, которую он все время знал. Кто же она такая? Была не одна Наталья, а были две. Вторую он увидел только теперь, впервые. Которая Наталья была с ним? Которую Наталью он знал? Что — она теперь стала лучшей или худшей? Он ходил по комнате, чувствуя, что произошло что-то очень важное в его жизни. Еще не все ясно. Ему надо понять что-то очень большое. Наталья совершила плохой, постыдный поступок. Но перед кем? Перед ним, перед тем неизвестным маленьким ребенком? Или перед всеми?
— Ты... как ты могла, Наталья? — остановился он перед нею.— Какая же ты нехорошая. Какая ты... что ты натворила.
— Не говори ничего, Казимир! — зло и решительно блеснули ее глаза.— Не трогай! Я знаю, что я негодница, и за свой грех буду отвечать сама. Я уйду и никогда больше не напомню о себе.
То большое, что надо было понять Казимиру, он сейчас понял. Перед ним была новая Наталья. Нет, не новая, но такая, какую он еще не знал. Она была еще лучше, еще дороже для него. Он даже удивился сам, что не замечал раньше, какая она у него хорошая.
— Я ничего от тебя не требую, Казимир,— произнесла она, словно разговаривая сама с собой.— Я ничего не говорила тебе, потому что ничего в своей жизни не могла поправить. Знай только одно: за всю нашу с тобой жизнь я ни одной минуты не чувствовала себя спокойной. Ты даже не знаешь, сколько втайне от тебя я выплакала слез. Думаешь, я была счастливой? Я крала это счастье у тебя, у себя, у всех людей, не имея права быть счастливой. Ты можешь ненавидеть меня, можешь плюнуть мне в лицо, от этого мне будет только легче.
— Ах, какая же ты нехорошая, Наталья,— повторил Казимир.
Наталья гневно сверкнула глазами: нет, над тем, что для нее свято, она надругаться не даст! Она хотела что-то сказать, что-то последнее, может дерзкое и обидное, но Казимир перебил ее:
— Я не собираюсь тебя ругать. Сейчас же собирайся и поезжай за дочкой! — проговорил он вдруг строго.— Слышишь? Надо ехать за ней немедленно!
Наталья удивленно взглянула на Казимира. Правда ли это? Но Казимир подошел, взял ее голову в свои руки, прижал к себе.
— Как же ты могла молчать и страдать? Она же давно могла быть вместе с нами. Это же будет такое...— Казимир задумался, подыскивая нужное слово.— Это же будет такое счастье для ребенка, только подумать. Найти родную мать, а? Какая же ты глупенькая, Наталья!
Опять задрожали Натальины плечи, но теперь от ощущения большого, настоящего человеческого счастья.
Казимир проводил Наталью на вокзал. Наталья была свежая, румяная, глаза ее горели тем огнем, который всегда бывает, когда человек охвачен тревожным возбуждением.
— Я даже не знаю, как она выглядит, Казимир,— говорила Наталья.— Я, возможно, не узнаю ее. Оставила трехлетним ребенком, а встречу пятнадцатилетней девушкой. Как мы встретимся? Что я ей скажу? Как она на меня посмотрит? Я очень волнуюсь, Казимир.
— Ну, это ты напрасно. Увидишь, все будет хорошо.
— А вдруг не отдадут?
— Как это — не отдадут?— даже возмутился Казимир.— Все это ненужные, лишние страхи.
Наталья то ставила вещи на полку, то переставляла их, то открывала сумку, то закрывала, то застегивала на себе кофточку, то, словно от жары, расстегивала ее. Ох, как не терпится, когда хочется, чтобы время пролетело как миг. Ну хоть бы скорей тронулся поезд!..
Казимир медленно возвращался домой. Перед его глазами вставало все, что произошло за этот день. Какой он был длинный! Он начинался где-то оттуда, может, от первого знакомства с Натальей. На душе было тепло, светло, словно снова начиналась и сама жизнь, и любовь, и все тревоги и радости, связанные с ней. Вот теперь он будет ждать Наталью так, как ждал первых встреч, с тем же молодым волнением.
«Мне кажется, что у нас лучше, чем у всех»,— вспоминал он Натальины слова и мысленно ответил ей:
«Хорошая ты моя, Наталья, страдалица ты моя глупенькая, теперь у нас действительно будет лучше, чем у всех».
НАД РОЩЕЙ КРУЖИЛИ АИС1Ы
Ранним воскресным утром Игнат выкатил из сеней велосипед. День намечался погожий. В садике, под вишнями, где вчера купались куры, на разрытой земле еще лежала роса.
— Так я съезжу, Янина. Слышишь?
С грядок за плетнем поднялась женщина в ситцевом халате, расписанном яркими ромашками. Отряхивая испачканные землей руки, переступая через густую ботву, она подошла к плетню. Тыльной стороной ладони, чтобы с пальцев не сыпался песок, стала поправлять косынку. Очень шел ей загар на руках, в вырезе платья на груди, какой-то спелый, жаркий. Брови у нее были высокие, будто удивленные. И на Игната она взглянула, словно удивляясь, что даже в обычном спортивном костюме он такой стройный и красивый. Лицо только для других строгое и черствое, а для нее самое доступное.
— Съезди, Игнатка,— сказала она.— Только не задерживайся долго.
— Ну, мне там нечего задерживаться.
— Она спит?
— Спит. Ты не буди ее. Пока проснется, я и вернусь.
— Ну поезжай.
Игнат положил на багажник свернутый рюкзак, опустил на него дужку зажима. Повернул велосипед к открытой калитке, вскочил в седло и покатил со двора, оставляя на земле свежий ровный следок.
Он миновал село, переехал мостик, настланный новыми досками, по которым велосипед прокатился бесшумно. Поднялся на пригорок, откуда открылись все колхозные угодья. Возле леса- в желтой ржи ходили два комбайна, на полевых дорогах сновали машины. Всюду шла работа, и на минуту Игнат почувствовал себя неловко: в такое горячее время он занимается бог знает какими пустяками. И тут, как нарочно, из-за поворота на дорогу выехала подвода. Игнат узнал заправщика: на телеге лежала бочка с соляркой.
— День добрый, агроном! Далеко ли? — спросил дядька Антон, поравнявшись.— Тпру-у!
— Небольшое дело в местечке. Скоро вернусь.
— Тогда и у меня к тебе просьба, агроном: купи там пачки две «Беломора».
— Конечно, дядька Антон, привезу.
В местечке Игнат наискось пересек площадь, на которой в тени старой церкви стояло несколько возов с выпряженными лошадьми, подъехал к раймагу. Велосипед прислонил к крыльцу, посетовав, что нет у нас обычая оборудовать стоянки для этого вида транспорта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122