В первой мысли, пришедшей пациенту в голову по
вопросу о страхе перед бабочкой, потом уже легко узнать отдаленный намек на пер-
вичную сцену (5-ый час). Отношение сцены с Грушей к угрозу кастрацией он
подтвердил особенно содержательным сновидением, которое он сумел сам
истолковать. Он сказал: мне снилось, будто какой-то человек отрывает крылья
espe. - Espe? Я должен спросить, что вы хотите этим сказать? - Насекомое с
желтыми полосками на теле, которое кусает. Это, вероятно, намек на Грушу, грушу
с желтыми полосками. - Wespe - оса, хотите вы сказать? - поправил я. - Разве это
называется wespe? Я, право, думал, что это называется - espe (он, как и многие
другие, пользуется тем, что говорит на чужом ему языке, чтобы скрыть свои
симптоматические действия). Но - espe ведь это же я сам - P.S. (инициалы его
имени). - Espe, разумеется, искалеченное Wespe. Сон ясен: он мстит Груше за ее
угрозу кастрацией. Поступок ребенка в 2 1/2 года в сцене с Грушей пред ставляет
собой первое известное нам действие первичной
452
3. Фрейд
сцены; в этом поступке он является копией отца, и мы можем в нем узнать
тенденцию в том направлении, которое позже заслужит название мужского. Соблазн
вынуждает его на пассивность, которая тоже уже была подготовлена его положением
зрителя при общении родителей. Из истории лечения я должен еще подчеркнуть, что
получилось впечатление, будто с отдалением сцены с Грушей, первым переживанием,
которое он, действительно, сумел вспомнить и вспомнил без моих предположений и
моей помощи, разрешилась задача лечения. С этого момента не было больше
сопротивления, оставалось еще только собирать и составить весь добытый материал.
Старая теория травм, построенная на впечатлениях из психоаналитической теории,
вдруг опять получила свое значение. Из критического интереса я еще рез сделал
попытку навязать пациенту другое понимание его истории, более приемлимое для
трезвого рассудка. В сцене с Грушей сомневаться не приходится, но сама по себе
она не имеет никакого значения; лишь впоследствии она усилилась благодаря
регрессии, исходящей из событий, связанных с выбором его объекта, который,
вследствие тенденции унижения, перенесся с сестры на прислуг}. Наблюдение же
коитуса представляет его фантазию, явившуюся в более поздние годы; историческим
ядром ее могли быть какие-нибудь наблюдения или собственные переживания -хотя бы
наблюдение какого-нибудь самого невинного вливания. Некоторые читатели, может
быть, подумают, что только сделав это предположение, я приблизился к пониманию
данного случая. Пациент же посмотрел на меня, не понимая, в чем дело, когда я
изложил ему этот взгляд, и никогда больше на него не реагировал. Собственные мои
доказательства против такой рационализации я изложил выше. Но сцена с Грушей
содержит не только условия выбора объекта, имеющие решающее значение для всей
жизни пациента, но остерегает нас от ошибки переоценить значение тенденции
унизить женщину. Она может также оправдать меня в моем прежнем отказе от точки
зрения, объясняющей первичную сцену, как несомненный результат наблюдения над
животными незадолго до сновидения. Она возникла сама в воспоминании больного,
без моего содействия. Объясняющийся ею страх перед бабочкой в желтых полосках
показывает, что содержание ее имело большое значение или что была возможность
придать впоследствии ее содержанию такое значение. Все это зна-
Дополнения из самого раннего детства
453
чительное, чего не было в воспоминаниях, можно было с точностью пополнить
благодаря мыслям, сопровождавшим эти воспоминания и связанным с ними выводам.
Тогда оказалось, что страх перед бабочкой совершенно аналогичен страху перед
кастрацией; он в обоих случаях был страхом перед кастрацией, относившемся сперва
к лицам, грозившим кастрацией, и перенесенным затем на других, с которыми он в
соответствии с филогенетическим прообразом должен был связаться. Сцена с Грушей
произошла в 2 1/2 года, а страшное переживание с. бабочкой - наверное после
страшного сновидения. Легко было понять, что возникшее позже понимание
возможности кастрации вызвало впоследствии уже страх в сцене с Грушей; но сама
эта сцена не содержала ничего отталкивающего или невероятного, а скорее
банальные детали, в которых нет никакого основания сомневаться. Ничего не
наводит на мысль объяснить ее фантазией ребенка; да это и вряд ли возможно.
Возникает вопрос, вправе ли мы видеть сексуальное возбуждение в мочеиспускании
стоящего мальчика в то время, когда стоящая на коленях девушка моет пол? В таком
случае его возбуждение указывало бы на влияние прежнего впечатления, которое
могло в такой же мере исходить от действительно имевшей место первичной сцены,
как и от наблюдения над животными, сделанного до 2 1/2-летнего возраста. Или все
это положение было совершенно невинно, мочеиспускание ребенка чисто случайным, и
вся эта сцена была сексуализирована только впоследствии, в воспоминаниях, после
того как открыто было значение подобных положений? Тут я не рискую дать решающий
ответ. Должен сказать, что считаю большой заслугой психоанализа уже самую
постановку такого вопроса. Но не могу отрицать, что сцена с Грушей, роль,
которую ей пришлось сыграть в анализе, и влияние ее в жизни легче и полнее всего
объясняются, если считать в данном случае первичную сцену реальной, хотя в
других случаях она может быть фантазией. В сущности, ничего невозможного в ней
нет; допущение ее реальности очень хорошо вяжется с возбуждающим влиянием
наблюдения за животными, на которое указывают овчарки в картине сновидения. От
этого неудовлетворительного заключения перехожу к разбору вопроса, разрешить
который я пытался в "Лекциях по введению в психоанализ". Я сам хотел бы знать,
была ли первичная сцена у моего пациента фантазией или
454
3. Фрейд
реальным переживанием, но, принимая во внимание другие подобные случаи,
приходится сказать, что, в сущности, вовсе не важно разрешить этот вопрос. Сцены
наблюдения родительского сексуального общения, соблазна в детстве, угрозы
кастрацией представляют собой несомненно унаследованное психическое достояние,
филогенетическое наследство, но могут также быть приобретением в результате
личного переживания. У моего пациента соблазн, исходивший от старшей сестры, был
неоспоримой реальностью; почему же не принять то же самое для наблюдения
родительского коитуса? В первичной истории невроза мы видим только то, что
ребенок прибегает к этому филогенетическому переживанию в том случае, когда его
личного переживания недостаточно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165
вопросу о страхе перед бабочкой, потом уже легко узнать отдаленный намек на пер-
вичную сцену (5-ый час). Отношение сцены с Грушей к угрозу кастрацией он
подтвердил особенно содержательным сновидением, которое он сумел сам
истолковать. Он сказал: мне снилось, будто какой-то человек отрывает крылья
espe. - Espe? Я должен спросить, что вы хотите этим сказать? - Насекомое с
желтыми полосками на теле, которое кусает. Это, вероятно, намек на Грушу, грушу
с желтыми полосками. - Wespe - оса, хотите вы сказать? - поправил я. - Разве это
называется wespe? Я, право, думал, что это называется - espe (он, как и многие
другие, пользуется тем, что говорит на чужом ему языке, чтобы скрыть свои
симптоматические действия). Но - espe ведь это же я сам - P.S. (инициалы его
имени). - Espe, разумеется, искалеченное Wespe. Сон ясен: он мстит Груше за ее
угрозу кастрацией. Поступок ребенка в 2 1/2 года в сцене с Грушей пред ставляет
собой первое известное нам действие первичной
452
3. Фрейд
сцены; в этом поступке он является копией отца, и мы можем в нем узнать
тенденцию в том направлении, которое позже заслужит название мужского. Соблазн
вынуждает его на пассивность, которая тоже уже была подготовлена его положением
зрителя при общении родителей. Из истории лечения я должен еще подчеркнуть, что
получилось впечатление, будто с отдалением сцены с Грушей, первым переживанием,
которое он, действительно, сумел вспомнить и вспомнил без моих предположений и
моей помощи, разрешилась задача лечения. С этого момента не было больше
сопротивления, оставалось еще только собирать и составить весь добытый материал.
Старая теория травм, построенная на впечатлениях из психоаналитической теории,
вдруг опять получила свое значение. Из критического интереса я еще рез сделал
попытку навязать пациенту другое понимание его истории, более приемлимое для
трезвого рассудка. В сцене с Грушей сомневаться не приходится, но сама по себе
она не имеет никакого значения; лишь впоследствии она усилилась благодаря
регрессии, исходящей из событий, связанных с выбором его объекта, который,
вследствие тенденции унижения, перенесся с сестры на прислуг}. Наблюдение же
коитуса представляет его фантазию, явившуюся в более поздние годы; историческим
ядром ее могли быть какие-нибудь наблюдения или собственные переживания -хотя бы
наблюдение какого-нибудь самого невинного вливания. Некоторые читатели, может
быть, подумают, что только сделав это предположение, я приблизился к пониманию
данного случая. Пациент же посмотрел на меня, не понимая, в чем дело, когда я
изложил ему этот взгляд, и никогда больше на него не реагировал. Собственные мои
доказательства против такой рационализации я изложил выше. Но сцена с Грушей
содержит не только условия выбора объекта, имеющие решающее значение для всей
жизни пациента, но остерегает нас от ошибки переоценить значение тенденции
унизить женщину. Она может также оправдать меня в моем прежнем отказе от точки
зрения, объясняющей первичную сцену, как несомненный результат наблюдения над
животными незадолго до сновидения. Она возникла сама в воспоминании больного,
без моего содействия. Объясняющийся ею страх перед бабочкой в желтых полосках
показывает, что содержание ее имело большое значение или что была возможность
придать впоследствии ее содержанию такое значение. Все это зна-
Дополнения из самого раннего детства
453
чительное, чего не было в воспоминаниях, можно было с точностью пополнить
благодаря мыслям, сопровождавшим эти воспоминания и связанным с ними выводам.
Тогда оказалось, что страх перед бабочкой совершенно аналогичен страху перед
кастрацией; он в обоих случаях был страхом перед кастрацией, относившемся сперва
к лицам, грозившим кастрацией, и перенесенным затем на других, с которыми он в
соответствии с филогенетическим прообразом должен был связаться. Сцена с Грушей
произошла в 2 1/2 года, а страшное переживание с. бабочкой - наверное после
страшного сновидения. Легко было понять, что возникшее позже понимание
возможности кастрации вызвало впоследствии уже страх в сцене с Грушей; но сама
эта сцена не содержала ничего отталкивающего или невероятного, а скорее
банальные детали, в которых нет никакого основания сомневаться. Ничего не
наводит на мысль объяснить ее фантазией ребенка; да это и вряд ли возможно.
Возникает вопрос, вправе ли мы видеть сексуальное возбуждение в мочеиспускании
стоящего мальчика в то время, когда стоящая на коленях девушка моет пол? В таком
случае его возбуждение указывало бы на влияние прежнего впечатления, которое
могло в такой же мере исходить от действительно имевшей место первичной сцены,
как и от наблюдения над животными, сделанного до 2 1/2-летнего возраста. Или все
это положение было совершенно невинно, мочеиспускание ребенка чисто случайным, и
вся эта сцена была сексуализирована только впоследствии, в воспоминаниях, после
того как открыто было значение подобных положений? Тут я не рискую дать решающий
ответ. Должен сказать, что считаю большой заслугой психоанализа уже самую
постановку такого вопроса. Но не могу отрицать, что сцена с Грушей, роль,
которую ей пришлось сыграть в анализе, и влияние ее в жизни легче и полнее всего
объясняются, если считать в данном случае первичную сцену реальной, хотя в
других случаях она может быть фантазией. В сущности, ничего невозможного в ней
нет; допущение ее реальности очень хорошо вяжется с возбуждающим влиянием
наблюдения за животными, на которое указывают овчарки в картине сновидения. От
этого неудовлетворительного заключения перехожу к разбору вопроса, разрешить
который я пытался в "Лекциях по введению в психоанализ". Я сам хотел бы знать,
была ли первичная сцена у моего пациента фантазией или
454
3. Фрейд
реальным переживанием, но, принимая во внимание другие подобные случаи,
приходится сказать, что, в сущности, вовсе не важно разрешить этот вопрос. Сцены
наблюдения родительского сексуального общения, соблазна в детстве, угрозы
кастрацией представляют собой несомненно унаследованное психическое достояние,
филогенетическое наследство, но могут также быть приобретением в результате
личного переживания. У моего пациента соблазн, исходивший от старшей сестры, был
неоспоримой реальностью; почему же не принять то же самое для наблюдения
родительского коитуса? В первичной истории невроза мы видим только то, что
ребенок прибегает к этому филогенетическому переживанию в том случае, когда его
личного переживания недостаточно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165