Корабль сбросил скорость, подобрал крылья и бережно раздвинул упругие
слои атмосферы. На экране засветилась таблица анализа состава газовой
оболочки. Азотно-кислородная смесь, пригодная для дыхания... Повышенная
концентрация углекислого газа... Твердые частицы, продукты горения...
Это он и сам видел безо всякого анализа. Планета была объята
пламенем. Кое-где бешено крутились огненные торнадо. На огромных выжженных
пространствах тускло тлели останки лесных массивов. И оттуда, из самого
пекла неслись невнятные призывы, почти выкрики о помощи.
Кратов сидел, вжавшись в кресло, впившись белыми от напряжения
пальцами в подлокотники, до хруста стиснув зубы. Все его существо
трепетало. На лбу проступала ледяная испарина. Он ничего не мог поделать с
собой, и все силы уходили на то, чтобы не отрывать взгляда от алого
полыхания на экранах. Управление было брошено на автопилот, который сам,
по своей воле вел корабль в эпицентр кромешного ада. Если бы Кратов не
выпустил бразды, возможно, он не совладал бы с собой и повернул прочь.
Он смертельно боялся открытого огня.
"...Ничего удивительного, - сказала ему замечательная, добрейшая
доктор Ида Израилевна Славина, "плоддерская бабушка" из Швейцеровской
миссии, к которой он явился после одного из самых жутких своих сновидений,
мокрый от пота, трясущийся как осиновый лист и пристыженный. - Ты здоров,
Костик. И ты по-прежнему ничего на свете не боишься. Но ты сильно горел на
Магме-10. И теперь ко всем твоим достоинствам и недостаткам добавилась
одна крохотная фобия. Пирофобия, боязнь открытого огня. На Земле я бы
мигом вышибла из тебя эту хворь, а здесь... Может быть, полетишь со мной
на Землю, домой?" "Нет, - сказал Кратов упрямо. - Рано еще". "Да не рано,
- возразила доктор Славина, укоризненно качая аккуратной седой головкой. -
Я же все о тебе знаю. Ты сам себя замкнул в Плоддерский Круг. Но шесть лет
- это очень долго". "Нет", - повторил Кратов. К нему возвращалось обычное
самообладание, пережитый кошмар понемногу отступал, размывался, таял среди
реальных ощущений. "Я сам отвечаю за свои ошибки... А можно как-нибудь
бороться с этой пирофобией?" "Подсознание - тонкая вещица, хрупкая, -
сказала "плоддерская бабушка". - Как ты собираешься чинить ее? Топором или
кувалдой?" "Клином", - ответил Кратов...
...В первый же вечер, когда он и его новый напарник Грант Сатунц
приступили к обслуживанию Галактического маяка на Снежной Королеве,
холодной, завьюженной планетке, Кратов предложил развести костерок.
"Блажь, дурнина", - ворчал Грант, бродя по колено в снегу и выдирая
примороженные ветки. Потом плеснул на кучу валежника немного пирогеля из
банки с нарисованным красным петушком и поднес зажигалку. Со вздохом
взметнулись, заплясали языки пламени, разгоняя серую мглу и отбрасывая
ломаные тени стоящих возле костра людей на борт корабля. С писком
шарахнулись любопытные твари, вроде крупных мохнатых белок, что весь день
безбоязненно шныряли за плоддерами след в след. "Баранинки бы сюда, на
шампурах, - сказал Грант. - Бочонок молодого вина. И компанию, чтобы песни
петь. Ты умеешь петь песни в компании, чтобы на голоса?" Кратов не
ответил. Он зажмурился и прикусил губы, чтобы не то что не запеть - не
завопить от первобытного, обезьяньего ужаса...
"Корморан" стоял посреди фантастического мертвого леса, глубоко
увязнув раскинутыми опорами в одеяле пепла. Впрочем, вряд ли то был
настоящий лес. Съеженные, оплывшие свечи густо торчали повсюду,
нацелившись в серое низкое небо, словно пальцы в лохмотьях отставшей
плоти, которые тянул к свету чудовищный мертвец из глубины своей могилы.
Здесь уже нечему было гореть. Лишь кое-где вскидывались случайные, будто
позабытые, клочья пламени, да светились красным остывающие верхушки
"пальцев". Зато на горизонте во всю его ширь и высь вставала сплошная, без
малейшего просвета, занавесь огня, увенчанная гребнем черного с сединой
дыма.
Кратов погасил экраны. Он сидел в кресле скорчившись, закованный в
путы спазматически сведенных мышц, и сражался с собственным перепуганным
до смерти телом. В таком состоянии ни черта он не способен был
предпринять, ни на что не годился. Вспоминая и тут же адресуя себе самые
черные ругательства, какие только довелось ему когда-либо слышать, он как
умел отвоевывал у страха его плацдармы.
Сигнал еще звучал, но паузы становились все продолжительнее,
безысходнее.
"Засранец", - пробормотал Кратов уже вслух и выполз из кресла. Весь в
испарине, слабый как ребенок. На подгибающихся ногах двинулся в тамбур. С
трудом облачился в скафандр, прихватил фогратор. Перед тем, как покинуть
спасительный, уютный борт "корморана", надвинул на прозрачное забрало
шлема самый плотный светофильтр, какой только был.
От каждого шага слой пепла взрывался и подолгу не оседал,
закручиваясь в тугие струи вокруг ног. Далекая огненная стена виделась
Кратову зеленоватым маревом, никак не способным пробудить в его
подсознании спящих чудовищ. И все кругом виделось ему неживым,
нарисованным одними лишь холодными красками. Сердце угомонилось, поверило
обману. Лишь эхо отступившего ужаса еще звучало в напряженных мышцах.
Высоченные "мертвые пальцы", прораставшие из горелого грунта, вблизи
оказались чем-то вроде ссохшихся от сатанинского жара кактусов. Трудно
было оценить по достоинству упорство этих растений - если только это и
вправду были растения, - которые не рассыпались в прах, даже не согнулись
после огненного шквала. Кто знал, может быть, они и не погибли вовсе, а
просто приходили в чувство, выжидали, копили силы, чтобы потом воспрянуть
и зажить обычной своей жизнью. Проходя мимо, Кратов бережно коснулся
ладонью в перчатке обугленного ствола одного из кактусов. Он явственно
ощутил упругий поток воздуха, исходивший от растения.
"Мы с тобой похожи, - подумал он. - Я тоже был головешкой в шелухе
черной омертвелой кожи, как и ты. Наверное, ты привык не бояться огня,
живя в огне. А то и не замечаешь его. Когда-нибудь и я смогу так".
Земля под ногами вздыхала. Где-то в самом сердце планеты клокотало
сдавленное каменными жерновами пламя, кипела и рвалась на волю лава, грозя
взорвать весь этот мир изнутри.
Он брел уже не меньше получаса, порядочно удалившись от "корморана".
Сигнал, что транслировался ему от бортового пеленгатора, звучал задушенно
и прерывисто. Казалось, еще поворот, еще шаг, еще обойти один-другой
кактус, и он увидит покореженный, запрокинутый корпус чужого корабля, весь
в копоти и пятнах перекала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167