.. или
посмеиваетесь втихомолку. Дескать, чудак этот толстый Магнус, если не
сказать хуже! А я фашист, самый настоящий... одна фамилия чего стоит... и
мне страшно подумать, во что вы превратите этот мир после того, как я умру
и некому будет его защитить...
- Бросьте, Магнус, - утешил его Кратов. - Ну какой вы фашист? Разве
фашист мог бы любить такую женщину, как Авене?
- Мог бы, - убежденно заявил Мессершмидт. - Мою Авене всякий был бы
рад полюбить. А вы просто не знакомы с нашей философией, Анастасьева не
читали, он для вас все равно что смоляной факел в одно место. Побывали бы
вы хотя бы однажды на нашем слете. Это так красиво! Огни, черно-красные
повязки на рукавах, черные рубашки с белыми галстуками... И до слез жаль,
что вы не с нами, вы мне так нравитесь, слово чести!..
И Магнус растроганно прослезился у Кратова на плече.
Авене отняла у Гранта гитару и запела на своем странном языке такую
же странную песню, сверкая в сумерках выпуклыми белками глаз и крупными
ровными зубами, используя не столько струны старинного инструмента,
сколько его корпус вместо барабана. Магнус отнял мокрую щеку от
кратовского плеча, поглядел на подругу и прослезился вторично.
- Вы не поверите, Кратов, - сказал он. - Какая это женщина! Как я
счастлив, что она есть!..
Джемма загнала детей в дом и вышла оттуда переодетая в легкий
шелковый халат. Через плечо у нее было переброшено полотенце.
- Я иду на реку, - сказала она. - У нас тут своя горная река. Из
самых чистых снегов.
- И очень холодная! - прибавил Грант. - Подлинное испытание воли.
- Я желаю испытать волю, - объявил Мессершмидт. - Чтобы все поверили,
что я настоящий фашист!
- И я, - сказала Марси. - Никогда не купалась в настоящей горной
реке. Пойдем, Кратов!
- Идите, - сказал тот. - А я побуду один. Кто-то должен охранять дом.
Держась за руки, чтобы не оступиться в темноте, все двинулись по
узкой тропинке сквозь терновник. Голоса их становились приглушенными,
размытыми. Спустя какое-то время издали донесся чей-то восторженный визг.
Кратов подошел к изгороди, оперся о нее - хворост подозрительно
затрещал под ним. Над черными силуэтами гор, заливая их синим светом,
висела полная луна. Звезды казались близкими, колючими, как ледышки, и
такими же холодными. Все это небесное воинство глядело на одинокого
человека пристально и с укоризной. "Ну и на здоровье, - благодушно подумал
Кратов. Он испытывал необычайное, почти забытое чувство умиротворения. -
Не стану я нынче заниматься мемуарами. И вообще ни о чем не стану думать.
Я на своей планете и хочу заниматься тем, что мне больше нравится. А в
данный момент мне нравится стоять вот здесь, мерзнуть и ни о чем не
вспоминать".
До его слуха донеслось натужное сопение. Кратов рассеянно обернулся.
В десятке шагов от него некрупный снежный человек, бесформенной кучей
примостившись в закутке двора, справлял нужду. Красные глазки его
светились в ночи, будто два уголька.
- Ты, скотина, - сказал Кратов, брезгливо хмурясь.
Снежный человек глухо заворчал, но своего паскудного занятия не
прервал.
- Думаешь, коли человечество тебя опекает, так все позволено? -
зловеще спросил Кратов.
Решительной походкой - при этом его слегка покачивало, - он
направился к пакостнику. Тот вскинулся на дыбы и угрожающе взмахнул
могучей волосатой дланью. Кратов ловко увернулся, перехватил лапу и завел
ее за спину до самого затылка. Пыхтя и взревывая, снежный человек
попытался освободиться. От него разило прелым волосом и застарелым
звериным навозом. Под рыжей шкурой загуляли мышцы, лапа налилась железом.
Кратов тоже приналег. Свободной рукой перехватил ночного гостя за мясистый
загривок и, поднапрягшись, несколько раз ткнул его мордой в содеянное.
- Не ходи сюда, - приговаривал он. - Не гадь и впредь не греши.
Снежный человек покорно снес унижение и даже прекратил борьбу. Должно
быть, он давно был готов к расплате за свое вредительство. Либо же вообще
не считал происходящее чем-то оскорбительным... Кратов отпустил его и на
всякий случай изготовился отразить возможную контратаку. Но мохнатый
злыдень проворно метнулся прочь. Ловко, даже не опираясь лапами,
перескочил через плетень и сгинул во тьме. "Не напугал бы женщин", -
запоздало подумал Кратов, переводя дух.
Он прислушался. Горы степенно молчали. Со стороны невидимой реки
доносился плеск и голоса. Ощущая себя подлинным защитником очага, Кратов
выждал еще с минуту и повернулся к дому.
Среди плотной стены терновника ему померещилась белая призрачная
фигура. "Неужели опять этот придурок? - подумал Кратов. - Нет, он дождется
от меня дубины по хребтине..." Он порыскал взглядом в поисках чего-нибудь
увесистого.
Но белым привидением оказалась Марси, нагая, мокрая и жутко холодная.
Это обнаружилось сразу, едва только она завидела его и по своему
обыкновению полезла целоваться.
- Кратов, я так устала, так хочу в постель... - бормотала она,
повиснув у него на шее. - И вся исцарапалась о колючки. Вот здесь и
здесь... Возьми меня на руки и унеси куда-нибудь.
- Где твоя одежда? - спросил Кратов растерянно.
- Не помню. Оставила где-то... Все равно этот комбинезон был не мой,
а Джеммы... не моего размера и совершенно мне не к лицу...
Кратов послушно отнес ее, обмякшую и почти невесомую, в неосвещенный
дом, в одну из гостевых комнат. Среди ночной тишины было слышно, как в
мансарде шепчутся дети. Должно быть, рассказывали друг дружке страшные
истории. В очередной раз Кратову весьма пригодилось умение видеть в
темноте: огибая беспорядочно расставленные самодельные кресла и тумбочки,
он нашел плед из грубой шерсти и укрыл им свернувшуюся в комочек Марси, а
сам прикорнул, привалившись к стене, у нее в головах. Марси внезапно
проснулась и завозилась под пледом.
- Кратов, - промолвила она ясным голосом. - Ты меня не понял. Я
сказала "в постель" не в смысле "дрыхнуть", а в самом древнем из смыслов.
- "Дрыхнуть" и есть наидревнейший смысл этой идиомы, - хмыкнул тот.
- Перестань притворяться. Ты отлично знаешь, чего я от тебя хочу.
Какой идиот спит в такую ночь? Может быть, плоддер-синоптик со своей
звездоходицей? Или этот расист со своей негритянкой? Или те чудаки, что
живут в здешних пещерах?!
Плед был отброшен за ненадобностью. От мнимой усталости не
сохранилось и следа. Кратов безропотно подчинился всем прихотям и
фантазиям. Он чувствовал себя безвольной игрушкой, но игрушкой, которой
такое положение вещей доставляет удовольствие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167
посмеиваетесь втихомолку. Дескать, чудак этот толстый Магнус, если не
сказать хуже! А я фашист, самый настоящий... одна фамилия чего стоит... и
мне страшно подумать, во что вы превратите этот мир после того, как я умру
и некому будет его защитить...
- Бросьте, Магнус, - утешил его Кратов. - Ну какой вы фашист? Разве
фашист мог бы любить такую женщину, как Авене?
- Мог бы, - убежденно заявил Мессершмидт. - Мою Авене всякий был бы
рад полюбить. А вы просто не знакомы с нашей философией, Анастасьева не
читали, он для вас все равно что смоляной факел в одно место. Побывали бы
вы хотя бы однажды на нашем слете. Это так красиво! Огни, черно-красные
повязки на рукавах, черные рубашки с белыми галстуками... И до слез жаль,
что вы не с нами, вы мне так нравитесь, слово чести!..
И Магнус растроганно прослезился у Кратова на плече.
Авене отняла у Гранта гитару и запела на своем странном языке такую
же странную песню, сверкая в сумерках выпуклыми белками глаз и крупными
ровными зубами, используя не столько струны старинного инструмента,
сколько его корпус вместо барабана. Магнус отнял мокрую щеку от
кратовского плеча, поглядел на подругу и прослезился вторично.
- Вы не поверите, Кратов, - сказал он. - Какая это женщина! Как я
счастлив, что она есть!..
Джемма загнала детей в дом и вышла оттуда переодетая в легкий
шелковый халат. Через плечо у нее было переброшено полотенце.
- Я иду на реку, - сказала она. - У нас тут своя горная река. Из
самых чистых снегов.
- И очень холодная! - прибавил Грант. - Подлинное испытание воли.
- Я желаю испытать волю, - объявил Мессершмидт. - Чтобы все поверили,
что я настоящий фашист!
- И я, - сказала Марси. - Никогда не купалась в настоящей горной
реке. Пойдем, Кратов!
- Идите, - сказал тот. - А я побуду один. Кто-то должен охранять дом.
Держась за руки, чтобы не оступиться в темноте, все двинулись по
узкой тропинке сквозь терновник. Голоса их становились приглушенными,
размытыми. Спустя какое-то время издали донесся чей-то восторженный визг.
Кратов подошел к изгороди, оперся о нее - хворост подозрительно
затрещал под ним. Над черными силуэтами гор, заливая их синим светом,
висела полная луна. Звезды казались близкими, колючими, как ледышки, и
такими же холодными. Все это небесное воинство глядело на одинокого
человека пристально и с укоризной. "Ну и на здоровье, - благодушно подумал
Кратов. Он испытывал необычайное, почти забытое чувство умиротворения. -
Не стану я нынче заниматься мемуарами. И вообще ни о чем не стану думать.
Я на своей планете и хочу заниматься тем, что мне больше нравится. А в
данный момент мне нравится стоять вот здесь, мерзнуть и ни о чем не
вспоминать".
До его слуха донеслось натужное сопение. Кратов рассеянно обернулся.
В десятке шагов от него некрупный снежный человек, бесформенной кучей
примостившись в закутке двора, справлял нужду. Красные глазки его
светились в ночи, будто два уголька.
- Ты, скотина, - сказал Кратов, брезгливо хмурясь.
Снежный человек глухо заворчал, но своего паскудного занятия не
прервал.
- Думаешь, коли человечество тебя опекает, так все позволено? -
зловеще спросил Кратов.
Решительной походкой - при этом его слегка покачивало, - он
направился к пакостнику. Тот вскинулся на дыбы и угрожающе взмахнул
могучей волосатой дланью. Кратов ловко увернулся, перехватил лапу и завел
ее за спину до самого затылка. Пыхтя и взревывая, снежный человек
попытался освободиться. От него разило прелым волосом и застарелым
звериным навозом. Под рыжей шкурой загуляли мышцы, лапа налилась железом.
Кратов тоже приналег. Свободной рукой перехватил ночного гостя за мясистый
загривок и, поднапрягшись, несколько раз ткнул его мордой в содеянное.
- Не ходи сюда, - приговаривал он. - Не гадь и впредь не греши.
Снежный человек покорно снес унижение и даже прекратил борьбу. Должно
быть, он давно был готов к расплате за свое вредительство. Либо же вообще
не считал происходящее чем-то оскорбительным... Кратов отпустил его и на
всякий случай изготовился отразить возможную контратаку. Но мохнатый
злыдень проворно метнулся прочь. Ловко, даже не опираясь лапами,
перескочил через плетень и сгинул во тьме. "Не напугал бы женщин", -
запоздало подумал Кратов, переводя дух.
Он прислушался. Горы степенно молчали. Со стороны невидимой реки
доносился плеск и голоса. Ощущая себя подлинным защитником очага, Кратов
выждал еще с минуту и повернулся к дому.
Среди плотной стены терновника ему померещилась белая призрачная
фигура. "Неужели опять этот придурок? - подумал Кратов. - Нет, он дождется
от меня дубины по хребтине..." Он порыскал взглядом в поисках чего-нибудь
увесистого.
Но белым привидением оказалась Марси, нагая, мокрая и жутко холодная.
Это обнаружилось сразу, едва только она завидела его и по своему
обыкновению полезла целоваться.
- Кратов, я так устала, так хочу в постель... - бормотала она,
повиснув у него на шее. - И вся исцарапалась о колючки. Вот здесь и
здесь... Возьми меня на руки и унеси куда-нибудь.
- Где твоя одежда? - спросил Кратов растерянно.
- Не помню. Оставила где-то... Все равно этот комбинезон был не мой,
а Джеммы... не моего размера и совершенно мне не к лицу...
Кратов послушно отнес ее, обмякшую и почти невесомую, в неосвещенный
дом, в одну из гостевых комнат. Среди ночной тишины было слышно, как в
мансарде шепчутся дети. Должно быть, рассказывали друг дружке страшные
истории. В очередной раз Кратову весьма пригодилось умение видеть в
темноте: огибая беспорядочно расставленные самодельные кресла и тумбочки,
он нашел плед из грубой шерсти и укрыл им свернувшуюся в комочек Марси, а
сам прикорнул, привалившись к стене, у нее в головах. Марси внезапно
проснулась и завозилась под пледом.
- Кратов, - промолвила она ясным голосом. - Ты меня не понял. Я
сказала "в постель" не в смысле "дрыхнуть", а в самом древнем из смыслов.
- "Дрыхнуть" и есть наидревнейший смысл этой идиомы, - хмыкнул тот.
- Перестань притворяться. Ты отлично знаешь, чего я от тебя хочу.
Какой идиот спит в такую ночь? Может быть, плоддер-синоптик со своей
звездоходицей? Или этот расист со своей негритянкой? Или те чудаки, что
живут в здешних пещерах?!
Плед был отброшен за ненадобностью. От мнимой усталости не
сохранилось и следа. Кратов безропотно подчинился всем прихотям и
фантазиям. Он чувствовал себя безвольной игрушкой, но игрушкой, которой
такое положение вещей доставляет удовольствие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167