"
Тугая паутина силовых полей внезапно расступилась. Пятки коснулись
холодного металла. Крышка саркофага дрогнула и отошла.
Старец стоял спиной к полыхающим экранам. Сгорбленный, сморщенный,
темнокожий, он походил на злого колдуна. Его иссохшая, словно сук древнего
дерева, рука трудно поднялась на уровень лица, крючковатые пальцы
раздвинулись... Теплая волна упруго толкнула Костю в грудь, обволокла,
тихо и нежно погладила кожу.
- Успокойся, - сказал старец неожиданно ласковым голосом. - И подойди
ко мне.
Неловко переступая непослушными ногами, Костя приблизился. Все молча
смотрели на него. Теперь со всей очевидностью стало ясно, кто главный в
этой комнате.
- Я буду говорить с ним без свидетелей, - промолвил старец.
Медики беспрекословно двинулись прочь. Пазур растерянно хмыкнул,
пожал плечами и тоже вышел. Старец глядел на застывшего Кратова снизу
вверх, глаза его оживали, обретали выражение и даже цвет.
- Расскажи мне, сынок. Все по порядку. Что с тобой стряслось неделю
назад?
- Со мной... неделю назад?
- Если ты в состоянии рассказать мне - сделай это. Никто не узнает. И
я, выслушав, заставлю себя забыть. Просто я хочу успокоить себя.
Костя потер лицо ладонями. С ним действительно что-то происходило все
эти дни. Какая-то трещина рассекала его память, мешала ему, непостижимым
образом усложняла жизнь, лишала равновесия. Туманные намеки Ертаулова на
неведомые ему самому обстоятельства. Противоестественные, почти
мистические силы, отталкивавшие его от Рашиды... Наваждение.
- Не можешь, - старец задумчиво покивал. - Это понятно.
- Я... буду отстранен? - неслышно спросил Костя.
- Ты не будешь отстранен, - старец, ссутулившись, брел на свое место
за столиком. - Лети себе. К твоей работе ЭТО не имеет отношения.
- Что со мной?
- Ты когда-нибудь слыхал о ментокоррекции?
- Нет.
- Это операция по вмешательству в память, гипнотическая, редко -
хирургическая. Можно заставить человека позабыть о чем-то навсегда. Или
заблокировать участок памяти на время. Сконструировать ложные
воспоминания. Ее часто путают с гипноблокадой, но гипноблокада - лишь
следствие ментокоррекции. Мне померещилось, сынок, что этак с неделю тому
назад ты перенес такую операцию. Она коснулась области твоих сугубо личных
переживаний, погасила очаг сильного эмоционального потрясения. Повторяю,
лететь ты волен куда захочешь.
Костя одевался, ничего не видя вокруг, ни на что толком не реагируя.
К нему снова подкатил Кристенсен и сконфуженно отступил. Мастер, уходя,
потрепал его по плечу, что на него вовсе не походило. Человек в свитере
торчал подле своих терминалов, меланхолично жевал длинную французскую
булку и запивал йогуртом из пластикового пакета в форме детской соски. А
таинственный, так до конца Кратовым и не понятый старец молча сидел за
столиком, положив узловатые руки перед собой, и безучастно глядел в
пустоту стеклянными глазами.
Во всяком случае, одну вещь Костя понимал вполне отчетливо: он летит!
11
Они уходили от Старой Базы, а значит - от Земли.
Чтобы управлять любым, даже самым сложным космическим кораблем,
достаточно десяти клавишей. Десять слегка вогнутых рифленых поверхностей
из вечной керамики, каждая своего цвета.
Опытный навигатор работает вслепую. Цвет ему ни к чему, и курсанты
порой с удивлением слушали, как всеми почитаемый, всемирно известный ас на
практических занятиях по навигации неожиданно путался, объясняя
последовательность действий цветовыми рядами. Однако стоило ему закрыть
глаза, вытянуть руки перед собой и чуть заметно шевельнуть пальцами, и все
становилось на свои места. Цветовые ряды для курсантов - то же, что и
"сено-солома" для новобранцев средневекового ополчения...
Существовали экспериментальные модели кораблей, где старомодная
клавиатура была заменена сенсорными панелями. Поначалу это давало большой
выигрыш в быстродействии: человек почти не затрачивал времени на
физические усилия по преодолению сопротивления клавишей. Так было до
первой аварии, до перегрузок, до беспорядочных рывков и кувырков
угодившего в передрягу аппарата, когда пальцы начинали соскальзывать и
слетать, невпопад задевая совсем не те участки панели, какие нужно было.
Когда потерявший ориентировку в пространственно-временной свистопляске
драйвер мог возбудить целые группы сенсоров, смазав их ладонью, а то и
вовсе ударившись лицом. И клавиатура вернулась на корабли. Все те же
прадедушкины два по пять под каждую руку, вогнутые для удобства и
рифленые, чтобы не скользил палец.
Говоря откровенно, Кратову до настоящего аса было еще далековато. Но
и он уже не нуждался в том, чтобы смотреть, туда ли нажимают его пальцы,
или лихорадочно призывать на помощь ассоциативную память, рыская по
цветовым рядам. Его спина плотно упиралась в упругое, предусмотрительно
подогнанное кресло, руки свободно, расслабленно лежали на таких же
соразмеренных подлокотниках, и под каждым из слегка расставленных пальцев
ждала своей очереди клавиша. Жаль только, что вряд ли повезет провести
корабль по маршруту от старта до финиша... Прямо перед лицом светился
квадратный экран со стереокартой сектора пространства, в котором они
сейчас двигались. А выше, во всю стену и через весь пульт, полыхал на
видеале внешнего обзора необъятный, неохватный ни глазом ни воображением
Млечный Путь.
- База, прошу точку ухода, - сказал Пазур.
- "Пятьсот-пятьсот", вы идете правильно, - ответила база. - Курс не
меняйте. Ваша точка ухода - три, сорок семь, двенадцать в зоне свободного
маневра.
- Третий координаты принял, - отозвался чуть излишне возбужденным
голосом Ертаулов. - Программа ухода запущена.
- Понятно, - проворчал Пазур. - Можно и не так громко.
- Внимание, - раздался синтезированный голос бортового когитра, и
Костя поразился тому, до чего он напоминал голос мастера. Те же вечно
недовольные, брюзгливые интонации. - Корабль входит в зону свободного
маневра. Программа ухода работает нормально. Стартовые процедуры проверены
в холостом режиме. Пятьсот семьдесят километров до точки ухода.
- Последняя проверка бортовых систем, - сказал Пазур.
Костя не пошевелился. Его это не касалось. Где-то за его спиной
негромко и очень быстро заговорила Рашида. Когитр отвечал ей - так же
быстро, невнятно и, как почудилось Кратову, высокомерно. Разумеется, это
было иллюзией, все дело в голосе, потому что никакие эмоции когитру не
присущи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167
Тугая паутина силовых полей внезапно расступилась. Пятки коснулись
холодного металла. Крышка саркофага дрогнула и отошла.
Старец стоял спиной к полыхающим экранам. Сгорбленный, сморщенный,
темнокожий, он походил на злого колдуна. Его иссохшая, словно сук древнего
дерева, рука трудно поднялась на уровень лица, крючковатые пальцы
раздвинулись... Теплая волна упруго толкнула Костю в грудь, обволокла,
тихо и нежно погладила кожу.
- Успокойся, - сказал старец неожиданно ласковым голосом. - И подойди
ко мне.
Неловко переступая непослушными ногами, Костя приблизился. Все молча
смотрели на него. Теперь со всей очевидностью стало ясно, кто главный в
этой комнате.
- Я буду говорить с ним без свидетелей, - промолвил старец.
Медики беспрекословно двинулись прочь. Пазур растерянно хмыкнул,
пожал плечами и тоже вышел. Старец глядел на застывшего Кратова снизу
вверх, глаза его оживали, обретали выражение и даже цвет.
- Расскажи мне, сынок. Все по порядку. Что с тобой стряслось неделю
назад?
- Со мной... неделю назад?
- Если ты в состоянии рассказать мне - сделай это. Никто не узнает. И
я, выслушав, заставлю себя забыть. Просто я хочу успокоить себя.
Костя потер лицо ладонями. С ним действительно что-то происходило все
эти дни. Какая-то трещина рассекала его память, мешала ему, непостижимым
образом усложняла жизнь, лишала равновесия. Туманные намеки Ертаулова на
неведомые ему самому обстоятельства. Противоестественные, почти
мистические силы, отталкивавшие его от Рашиды... Наваждение.
- Не можешь, - старец задумчиво покивал. - Это понятно.
- Я... буду отстранен? - неслышно спросил Костя.
- Ты не будешь отстранен, - старец, ссутулившись, брел на свое место
за столиком. - Лети себе. К твоей работе ЭТО не имеет отношения.
- Что со мной?
- Ты когда-нибудь слыхал о ментокоррекции?
- Нет.
- Это операция по вмешательству в память, гипнотическая, редко -
хирургическая. Можно заставить человека позабыть о чем-то навсегда. Или
заблокировать участок памяти на время. Сконструировать ложные
воспоминания. Ее часто путают с гипноблокадой, но гипноблокада - лишь
следствие ментокоррекции. Мне померещилось, сынок, что этак с неделю тому
назад ты перенес такую операцию. Она коснулась области твоих сугубо личных
переживаний, погасила очаг сильного эмоционального потрясения. Повторяю,
лететь ты волен куда захочешь.
Костя одевался, ничего не видя вокруг, ни на что толком не реагируя.
К нему снова подкатил Кристенсен и сконфуженно отступил. Мастер, уходя,
потрепал его по плечу, что на него вовсе не походило. Человек в свитере
торчал подле своих терминалов, меланхолично жевал длинную французскую
булку и запивал йогуртом из пластикового пакета в форме детской соски. А
таинственный, так до конца Кратовым и не понятый старец молча сидел за
столиком, положив узловатые руки перед собой, и безучастно глядел в
пустоту стеклянными глазами.
Во всяком случае, одну вещь Костя понимал вполне отчетливо: он летит!
11
Они уходили от Старой Базы, а значит - от Земли.
Чтобы управлять любым, даже самым сложным космическим кораблем,
достаточно десяти клавишей. Десять слегка вогнутых рифленых поверхностей
из вечной керамики, каждая своего цвета.
Опытный навигатор работает вслепую. Цвет ему ни к чему, и курсанты
порой с удивлением слушали, как всеми почитаемый, всемирно известный ас на
практических занятиях по навигации неожиданно путался, объясняя
последовательность действий цветовыми рядами. Однако стоило ему закрыть
глаза, вытянуть руки перед собой и чуть заметно шевельнуть пальцами, и все
становилось на свои места. Цветовые ряды для курсантов - то же, что и
"сено-солома" для новобранцев средневекового ополчения...
Существовали экспериментальные модели кораблей, где старомодная
клавиатура была заменена сенсорными панелями. Поначалу это давало большой
выигрыш в быстродействии: человек почти не затрачивал времени на
физические усилия по преодолению сопротивления клавишей. Так было до
первой аварии, до перегрузок, до беспорядочных рывков и кувырков
угодившего в передрягу аппарата, когда пальцы начинали соскальзывать и
слетать, невпопад задевая совсем не те участки панели, какие нужно было.
Когда потерявший ориентировку в пространственно-временной свистопляске
драйвер мог возбудить целые группы сенсоров, смазав их ладонью, а то и
вовсе ударившись лицом. И клавиатура вернулась на корабли. Все те же
прадедушкины два по пять под каждую руку, вогнутые для удобства и
рифленые, чтобы не скользил палец.
Говоря откровенно, Кратову до настоящего аса было еще далековато. Но
и он уже не нуждался в том, чтобы смотреть, туда ли нажимают его пальцы,
или лихорадочно призывать на помощь ассоциативную память, рыская по
цветовым рядам. Его спина плотно упиралась в упругое, предусмотрительно
подогнанное кресло, руки свободно, расслабленно лежали на таких же
соразмеренных подлокотниках, и под каждым из слегка расставленных пальцев
ждала своей очереди клавиша. Жаль только, что вряд ли повезет провести
корабль по маршруту от старта до финиша... Прямо перед лицом светился
квадратный экран со стереокартой сектора пространства, в котором они
сейчас двигались. А выше, во всю стену и через весь пульт, полыхал на
видеале внешнего обзора необъятный, неохватный ни глазом ни воображением
Млечный Путь.
- База, прошу точку ухода, - сказал Пазур.
- "Пятьсот-пятьсот", вы идете правильно, - ответила база. - Курс не
меняйте. Ваша точка ухода - три, сорок семь, двенадцать в зоне свободного
маневра.
- Третий координаты принял, - отозвался чуть излишне возбужденным
голосом Ертаулов. - Программа ухода запущена.
- Понятно, - проворчал Пазур. - Можно и не так громко.
- Внимание, - раздался синтезированный голос бортового когитра, и
Костя поразился тому, до чего он напоминал голос мастера. Те же вечно
недовольные, брюзгливые интонации. - Корабль входит в зону свободного
маневра. Программа ухода работает нормально. Стартовые процедуры проверены
в холостом режиме. Пятьсот семьдесят километров до точки ухода.
- Последняя проверка бортовых систем, - сказал Пазур.
Костя не пошевелился. Его это не касалось. Где-то за его спиной
негромко и очень быстро заговорила Рашида. Когитр отвечал ей - так же
быстро, невнятно и, как почудилось Кратову, высокомерно. Разумеется, это
было иллюзией, все дело в голосе, потому что никакие эмоции когитру не
присущи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167