Назови хоть кувшином, как говорите
вы, русские, если ты и впрямь русский, как мне докладывали...
- Я русский, - подтвердил Костя. - Но мы говорим так о горшке.
Обычном, из глины.
- Я выслеживал рациоген, чтобы не позволить вывезти его с Земли. Мы
ждали, что обязательно будет такая попытка, и повсюду расставили силки.
Никто не думал, что они рискнут проделать это через Старую Базу, потому и
посадили там меня, старого пердуна. Заткнули мною брешь. И я проспал его.
- Голубой контейнер?!
- Снова угадал. Ну, это было нетрудно. Сейчас, задним умом, я сознаю,
что следы его так и лезли мне на глаза! След первый: никто на всей базе не
ведает, что хранится в голубом контейнере. След второй: за сутки до вылета
меняется пункт назначения. Что еще нужно, чтобы возбудить подозрение?! А
дед Дитрих мирно дремлет в медкомиссии... Я не мог и вообразить, что
эскортировать рациоген будут не нахохленные темноликие асы, а стайка
желторотых птенчиков. Тут они меня провели. Дьявол, даже заплата на твоей
памяти не насторожила меня! А ведь следовало заподозрить, что ты
запрограммирован. Что под заплатой на очаге сильных эмоций может быть
скрыта программа сопровождения тайного груза.
- Не было там никакой программы, - проворчал Костя. - Совсем другое.
- Я знаю. Сейчас... А тогда я должен был проснуться! Особенно когда
Пазур умело пугнул тебя и смазал твою ментограмму перед моими глазами. Для
чего ему это понадобилось?
- Наверное, все вышло случайно...
- Случайно? Ха! В таких делах случаю нет места! Только недавно я
догадался. Пазур беспокоился, что вот сейчас я сниму тебя с рейса, и ему
срочно придется искать замену. А на Старой Базе, как на грех, никого,
кроме тертых и трепанных звездоходов, которые первым долгом, едва
переступив комингс переходника, пустятся сверять содержимое всех
контейнеров с транспортными декларациями.
- Мне кажется, я понимаю, что этот прибор... рациоген вызывает у вас
чисто научное неприятие, - осторожно заметил Костя. - Насколько мне
известно, вы, учитель, придерживаетесь определенных воззрений на природу
разума. И не признаете компромиссов.
- Это правда, - скрипнул Большой Дитрих.
- Если судить по названию, рациоген, очевидно, в чем-то вступает в
конфликт с вашими взглядами. Но стоило ли затевать глобальную охоту за
какой-то железкой, пусть даже она пришлась вам не по нраву?
- Не по нраву, говоришь? - Гросс недовольно закряхтел. - Еще бы! Но
нравится эта железка Большому Дитриху, или нет - это лишь его беда, и
здесь ты прав. Мне многое не нравится в этом мире. Всего не запретишь,
хоть есть и соблазн, и права немалые... А что ты скажешь, если не нравится
еще и тридцати членам президиума Академии Человека из тридцати двух, плюс
всем без исключения членам Совета по социальному прогнозированию?!
Железку, как ты назвал рациоген, выковали злые руки и холодным молотом.
Достойно сожаления, что наковальней послужила Земля. И это не впервые...
- Я бы хотел возразить вам, - опустив глаза, произнес Кратов. - Без
сомнения, именно рациогену я обязан тем, что сейчас беседую с вами целый и
невредимый, а не болтаюсь замороженным трупом в корабле, обреченном на
вечное падение в экзометрии. Согласитесь, это не вяжется с представлением
о каком-то изначально злом умысле...
- А ты не думал, что не окажись рациоген на твоем пути - и с кораблем
вообще ничего бы не стряслось? - сощурился старец.
- Не думал, - признался Костя.
- А я думал... Мне понравилось то, как ты возражал. Ты умеешь
мыслить. А может быть, ты склонен к адаптации, невольно перенимая у
собеседника манеру поведения и речи. Тогда место твое не среди
звездоходов...
- Пока я не ищу себе иного места, - кротко сказал Костя.
- Но само возражение понравилось мне гораздо меньше. Верно:
назначение рациогена, казалось бы, не лишено благородства. Ведь что он
делает? Наводит дополнительные нейронные мосты в мозгу. Если нет мозга -
лепит его из того материала, что имеется в наличии. Вразумить неразумное!
И многократно усилить разум, если он уже есть! Были опыты и результат
потрясал. Тупые твари начинали искать общения между собой. Я сам видел:
паршивая белая крыса, забот у которой - грызть да совокупляться, вдруг
оседала на задние лапы и начинала в ужасе озираться. Словно с трудом
соображала, что с ней творится. Куда она попала? Кто посмел глумиться над
ее достоинством? И кто она в этом мире? В ее дурацких красных глазах
вызревал мучительный вопрос! Растения - растения! - звали на помощь при
близости огня, сворачивая листья или модулируя биополе...
- Удивительно, но я никогда не слышал того, о чем вы рассказываете.
- Твои родители еще не зачали тебя, когда рациоген был испытан,
запрещен и разрушен. Мы наивно полагали: окончательно и навек. Ошиблись...
Он был построен в нескольких модификациях, и одна из них уцелела до сих
пор. Либо ее воссоздали. Мы еще станем выяснять, кто и как сделал это.
Тогда, хотя большинство академиков-президентов осудило рациоген, нашлись и
сторонники такой страшной забавы - раздаривать разум. Гораздо больше, чем
мы предполагали, и не те, от кого ожидали. Конечно, всякому приятно иметь
власть над неразумной материей! Господь тоже хлопал в ладоши, сотворив
Адама и Еву...
- Так что же вам не нравится? - терпеливо спросил Костя.
- А вот что: воздействие рациогена на уже сформировавшийся интеллект.
Те, кто создал его впервые, об этом не подумали.
- Странно!
- Что странно? То, что мне это не нравится?
- Нет, то, что они не подумали об этом.
- Они не успели... А вот новое поколение "творцов" сообразило. В
нашем мозгу около сотни триллионов синапсов. И эти триллионы почти не
используются. Рациоген же дарит мозгу власть над ними. Объединять и
распределять по своему усмотрению. Увеличивать их число. Быть может, и
уменьшать, если понадобится. Строить интеллектуальные субструктуры и
метаструктуры. Средний человеческий мозг, довольно хаотичное скопище
клеток, внезапно обращается в сверхмощный, ни на что во всех природах не
похожий мыслительный прибор. Я уже говорил, что он изменяет себя. Но при
этом он изменяет и самого хозяина!
Несмотря на жару, Кратов внезапно почувствовал сильный озноб. Уже не
впервые за эти дни земного покоя и благополучия им овладели глухие
отголоски необъяснимой, дремлющей где-то в подсознании тоски. В такие
минуты он замыкался, прятался от друзей, а бессонными ночами уходил
плавать далеко в море совершенно один, если не считать высокой и ко всему
равнодушной Луны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167