13
Переговоры с базой, а точнее - с самим Дедекамом, заняли не более
десяти минут, из которых половина была потрачена шеф-пилотом на
сосредоточенное молчание и шевеление пальцами в воздухе. После чего
Дедекам предложил, а Татор одобрил следующий план: корабль миссии доставит
Вилгу по меньшей мере на орбиту естественного спутника Уэркаф, куда
одновременно устремится гигантскими экзометральными скачками резервный
мини-трамп с базы. Там они встретятся, Вилга перейдет на мини-трамп и уже
на нем отправится на матушку-Землю, а Татор сей же час вернется на Уэркаф.
"Не придать ли тебе еще одного драйвера? - с деликатной осторожностью
осведомился Дедекам. - И пару ксенологов в довесок? А то у меня здесь их
развелось как белых мышей". "Нет, благодарю, - ответил Татор. - У нас
хватает прекрасных драйверов. А по поводу ксенологов решать будет Дилайт,
когда вернется." "Вам виднее", - проворчал Дедекам, и план вступил в силу.
Тихонько напевая, Кратов выкатил из ангара чистенькую белую луковицу
эмбриона. Он содрал прозрачную упаковку и в нескольких местах уколол
активатором нежные лепестки. Эмбрион ожил, заиграл радугой, набух,
выбросил ростки и прямо на глазах обернулся в "иглу" - просторную, в меру
удобную и неплохо защищенную станцию слежения, с окошками, бытовыми
удобствами, небольшим тамбуром и ярко-красной эмблемой Корпуса Астронавтов
на крутом боку.
Надутый, пятнистый от злости Биссонет, даже не простившись с
коллегой, ушел в "иглу" и там затих. Татор же раздобыл где-то огромные
песочные часы, перевернул их и вручил Кратову.
- Когда упадет последняя песчинка, - торжественно произнес он, -
выгляни в окно и увидишь меня стоящим возле моего корабля.
- Вот уж не думал, что ты охотник до театральных эффектов! -
поразился Кратов, но часы принял.
Татор, в смущении потемнев смуглым ликом, крепко сжал его руку и
почти бегом скрылся в тамбуре. Перепонка люка схлопнулась, поверх нее
легла броневая плита... Кратов отошел к "иглу".
Земля дрогнула, словно освобождаясь от непосильного гнета, ландшафт
заструился, затрепетал. Корабль медленно всплывал над планетой. Теперь он
походил уже не на рыбу, а на кашалота, возвращающегося с удачной охоты из
океанских глубин.
Вместо того, чтобы залезть в "иглу", Кратов побрел на посадочную
площадку, где придушенная бурая трава еще хранила очертания корпуса
корабля. Ощутив на себе привычный тусклый свет "пепельного дня", она
понемногу - сначала неуверенно, а потом все скорее - распрямлялась, будто
спешила позабыть о так досаждавшей все это время темной громаде. Вокруг
разносился смутный шорох от трущихся друг о друга жестких стеблей и
листьев...
На душе у Кратова было тревожно. Не так часто в жизни он оставался на
планете без корабля. Его вдруг покинуло ощущение спасительного борта,
клочка родного, привычного мира, в котором можно укрыться от опасностей -
хотя на деле ох как не всегда такая защита по-настоящему защищала!
Звездоход без корабля все равно что голый среди льдов... "Тоже мне,
сравнил, - подумал Кратов. - Ну что сделается звездоходу на морозе, даже
если он нагишом? Напряг воображение, сочинил себе знойный южный берег, и
вот уже пар от тебя валит, и от босых пяток проталины. Здесь что-то иное.
Нагота души..."
Он на минуту отрешился от собственных переживаний и представил,
каково сейчас Биссонету. Это вынудило его повернуть с полпути и поспешить
в "иглу".
Ксенолог, нахохленный, как петух на насесте, сидел в углу и смотрел
застывшим взглядом на панель приемника. Казалось, он и не видел ничего,
погруженный в свои обиды. Впрочем, лицо его, слегка осунувшееся и
благодаря демонической бородке заострившееся, выглядело успокоенным. Он
покосился на вошедшего, но ничего не сказал. Кратов тоже проглотил
заготовленный было вопрос по поводу того, не было ли вестей от Дилайта, и
молча угнездился в противоположном углу.
- Нельзя ли сопеть потише? - нервно осведомился Биссонет.
Кратов стиснул зубы.
- Можно, - сказал он.
- И перестаньте шуршать. Совершенно нельзя сосредоточиться...
- Это не я, - проговорил Кратов.
Пошарив на груди, он извлек и поставил перед собой песочные часы.
Горка в нижнем полушарии почти не прибыла. Биссонет брезгливо следил за
его движениями.
- При чем здесь часы? - спросил он. - Их я не слышу. Это вы возитесь
и шуршите своим рубищем. Будто вас кусают... насекомые.
- Потерпите, - сказал Кратов. - Только три часа, даже меньше. Потом
будете похваляться перед знакомыми, что провели пол-суток в клетке с
ужасным, кровожадным убийцей-плоддером и вышли победителем. В
нравственном, разумеется, смысле.
- Ваш юмор оставьте при себе. Меня он не очаровывает.
- Ваше презрение меня тоже не обжигает...
- А как же пирофобия? - сощурился Биссонет. - Или это тоже одна из
ваших фантазий, вроде дольмена или сигнал-пульсатора?
Кратов прикрыл глаза. "Как же он боится меня! При этом он помнит, что
я звездоход, а значит - чувствую его страх, знаю об этой его слабине. И он
злостью изгоняет из себя этот страх. Аксютин тоже боялся, но воевал с
самим собой совсем иначе... Ну что я им всем сделал?"
- Что я вам сделал? - спросил он вслух.
Несколько мгновений Биссонет молча и с некоторым удивлением
разглядывал его.
- Выкиньте эту игрушку, - вдруг произнес он. - Для меня рядом с вами
все едино - что три часа, что три года.
Кратов пожал плечами, взял часы и вылез в тесный, едва вмещавший его
тамбур. Задернул перегородку за собой, раздернул перед собой... И замер.
"Слышу, - подумал он. - Совсем рядом. Рукой подать".
В горле пересохло. Забытые часы выскользнули из разжавшихся пальцев в
траву.
- Биссонет, - позвал он шепотом.
ИНТЕРЛЮДИЯ. ЗЕМЛЯ
...И был пир, и стол ломился от яств, которые были приготовлены
руками хозяйки дома из всего, что еще утром росло в огороде, било крыльями
или блеяло во дворе. И подняты были из погреба кувшины с лучшим вином. И
безутешен был хозяин, требуя, чтобы все было съедено и выпито без остатка
еще до захода солнца.
Хозяин, ублаженный происходящим сверх всякой меры, сидел в позе Зевса
Олимпийского во главе стола. Хозяйка, субнавигатор Звездного Патруля в
отставке Джемма Ким, в длинном домотканом платье с причудливым узором,
пристроилась с краю, время от времени отлучаясь затем, чтобы обновить
стол. Она ничуть не изменилась за эти двенадцать лет, разве что стала
немногословной и приобрела едва заметную улыбку материнского снисхождения,
с которой глядела как на детей, так и на взрослых, отнюдь не исключая
мужа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167