.. Мерцальник
плыл посередине узкого туннеля, будто флаг, лишенный древка. Он был один.
По размерам и форме он в точности совпадал со всеми виденными прежде. И
сама собой напрашивалась мысль, что это был тот же самый Мерцальник,
которого они с Биссонетом встретили в машинном зале, и который в полной
сообразности с дьявольской своей натурой искушал его в полутемном склепе.
Чтобы разминуться, пришлось всем телом вжаться в холодную стену туннеля, и
Мерцальник проследовал мимо по своим непонятным делам. По направлению к
странной безмолвной компании Видящих Внутрь, оставшейся в одном из
десятков пройденных залов лабиринта. Лишь обдало волной теплого воздуха,
да пахнуло озоном, да миллионом иголочек пронизало кожу до самых костей...
...Он все же поднялся и брел между раскоряченных кактусов, уставясь
прямо перед собой полуслепыми, забитыми пылью, высушенными горячим ветром
глазами. И требовалось непременное усилие, чтобы заставить напрочь
отключившийся от внешних раздражителей мозг оценивать увиденное и
услышанное. И с каждым шагом усилие все большее, а ресурс организма и без
того был исчерпан почти до самого донышка. Когда он осознал, что
вулканическая гряда восстала уже на полнеба, а остальные полнеба залиты
огнем и завешены пеплом, то сей же час понял, что это отнюдь не он,
развивая сверхъестественную скорость, одолел десятки и сотни километров за
неполные сутки. Дело заключалось не в нем, измотанном, полубезумном,
полумертвом ободранце. Магомет из него получился бы хоть куда. Любая
уважающая себя гора сочла бы за честь двинуться ему навстречу. Вот и
терминатор поистине с планетарным великодушием нес пламенные свои
сокровища ему навстречу... Он смотрел на разгоравшееся пожарище, не
испытывая даже тени прежних страхов. Он больше не боялся открытого огня. С
той поры, как пережил созданное Мерцальником наваждение...
...За эти дни, более сходные с годами, он испытал и пережил столько,
что окончательно утратил способность бояться чего-либо. И сторожкая фигура
Серебряного Змея в полном убранстве и в боевой позе с сомкнутыми кулаками
в самом центре просторного амфитеатра не пробудила в нем ничего, кроме
тупого любопытства. Он даже набрался наглости и крикнул что-то
непочтительно дерзкое. Вернее, подумал, что крикнул, потому что из
пересохшей глотки вырвалось какое-то пошлое шуршание. Серебряный Змей и
ухом не повел. Казалось, на обитателей лабиринта обрушилась таинственная
слепота: они видели все и вся, кроме него. И тогда Кратов не поленился,
сполз по концентрическим уступам амфитеатра до самого низу, встал прямо
перед кулаками Серебряного Змея, заглянул ему в лицо. Но лица не было: под
глубоко надвинутым капюшоном скрывался череп, обтянутый высохшей
коричневой кожей, в глазницы которого вправлены были каплевидно ограненные
самоцветы. Несмотря на всю страховидность ситуации, Кратов рассмеялся. И
тут же смолк: ему померещилось, что его смех переполнил собой переходы и
закоулки подземелья, грозя взорвать их изнутри. На самом деле единственным
местом, где смех прозвучал в полную силу, был его собственный мозг...
...Ковылять на подламывающихся ногах дальше в это пекло было
бессмысленно. Можно было лечь и спокойно дождаться его прихода. И он лег.
Сухая кора земли едва заметно подрагивала под ним, чутко откликаясь на
удаленный рев терминатора. Он лежал, раскинув измученные ноги, поудобнее
умостив щеку на ладонь, и привыкал быть мертвым. Ясно было, что он умер в
тот момент, когда молчаливые напыщенные жрецы призвали его в ристалище.
Это читалось в глазах тех, кто оставался, когда он уходил. Друзья знали:
он не вернется. То есть он мог сколько угодно хорохориться, клясться и
божиться в своей необыкновенной удачливости, но на сей раз он уходил
навсегда. "Мы будем ждать на прежнем месте, - сказал Дилайт. - Потому что
неизвестно, где вы очутитесь после того, как все кончится". Все кончилось,
и он в самом деле не знал, где очутился. Совершенно произвольно избрав
направление на терминатор, он запросто мог пройти мимо корабля. Он мог
подняться на поверхность гораздо ближе к терминатору, нежели корабль.
Потому что в его скитаниях в лабиринте исчезло не только время, но и
пространство. Слова командора были попыткой последнего утешения. Умирать
легче, когда знаешь, что о тебе вспоминают. Но вряд ли кто-то серьезно
полагал, будто он и впрямь выкарабкается. Никто не ждал его. И корабль
наверняка улетел. Потому что терминатор действительно смещался, и перед
ним катилась волна пламени. Это было ясно по нараставшему гулу. По
усиливавшимся подземным толчкам. Словно чудовищный птенец долбил клювом
толстенную скорлупу, торопясь родиться. Очищение...
...Обширный куполообразный грот был ярко освещен множеством
"светильников" и абсолютно пуст. Его тишину нарушало клекотание небольшого
родничка. Вода была хрустальной, ледяной и солоноватой на вкус. Пока
Кратов пил, опустившись на четвереньки, в голову ему пришла мысль, что
вовсе это не вода, а некое весьма похожее на воду химическое соединение,
не обязательно полезное для человеческого организма. Какая-нибудь слабая
кислота. В конце концов, никто не обязан подсовывать ему в самой
сердцевине чужой и далеко не дружелюбной планеты чистый минеральный
источник... "И пусть, - подумал он равнодушно, принимая вертикальное
положение и булькая переполненным желудком. - Смешно было бы мне сейчас
заботиться о здоровье. С того момента, как Мерцальник приподнял крышку
моего гроба, мое дело - использовать любой подворачивающийся шанс. И тем
самым помогать судьбе, чье второе имя - "Удача". А тогда, глядишь, и она
поможет мне". Перед тем, как нырнуть в единственный выход из грота,
расположенный прямо напротив единственного же входа, он случайно окинул
взглядом ровные, будто специально обработанные стены купола. Они были
испещрены картинами. Тысячью картин всех размеров и жанров. Кое-где краски
от времени облупились и выгорели, но были и прекрасно сохранившиеся,
словно их нанесли только вчера. Первым, что бросилось ему в глаза, было
громадное изображение нагой зеленокожей женщины с тремя глазами. Женские
ноги до колен и руки по локоть были одеты чешуей, тонкие алые губы едва
заметно улыбались. Он стоял, разинув рот и глядя на пещерную русалку, и
никак не мог вспомнить, где он мог слышать о ней...
...Это совсем не страшно и не больно - Очищение. Это даже приятно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167
плыл посередине узкого туннеля, будто флаг, лишенный древка. Он был один.
По размерам и форме он в точности совпадал со всеми виденными прежде. И
сама собой напрашивалась мысль, что это был тот же самый Мерцальник,
которого они с Биссонетом встретили в машинном зале, и который в полной
сообразности с дьявольской своей натурой искушал его в полутемном склепе.
Чтобы разминуться, пришлось всем телом вжаться в холодную стену туннеля, и
Мерцальник проследовал мимо по своим непонятным делам. По направлению к
странной безмолвной компании Видящих Внутрь, оставшейся в одном из
десятков пройденных залов лабиринта. Лишь обдало волной теплого воздуха,
да пахнуло озоном, да миллионом иголочек пронизало кожу до самых костей...
...Он все же поднялся и брел между раскоряченных кактусов, уставясь
прямо перед собой полуслепыми, забитыми пылью, высушенными горячим ветром
глазами. И требовалось непременное усилие, чтобы заставить напрочь
отключившийся от внешних раздражителей мозг оценивать увиденное и
услышанное. И с каждым шагом усилие все большее, а ресурс организма и без
того был исчерпан почти до самого донышка. Когда он осознал, что
вулканическая гряда восстала уже на полнеба, а остальные полнеба залиты
огнем и завешены пеплом, то сей же час понял, что это отнюдь не он,
развивая сверхъестественную скорость, одолел десятки и сотни километров за
неполные сутки. Дело заключалось не в нем, измотанном, полубезумном,
полумертвом ободранце. Магомет из него получился бы хоть куда. Любая
уважающая себя гора сочла бы за честь двинуться ему навстречу. Вот и
терминатор поистине с планетарным великодушием нес пламенные свои
сокровища ему навстречу... Он смотрел на разгоравшееся пожарище, не
испытывая даже тени прежних страхов. Он больше не боялся открытого огня. С
той поры, как пережил созданное Мерцальником наваждение...
...За эти дни, более сходные с годами, он испытал и пережил столько,
что окончательно утратил способность бояться чего-либо. И сторожкая фигура
Серебряного Змея в полном убранстве и в боевой позе с сомкнутыми кулаками
в самом центре просторного амфитеатра не пробудила в нем ничего, кроме
тупого любопытства. Он даже набрался наглости и крикнул что-то
непочтительно дерзкое. Вернее, подумал, что крикнул, потому что из
пересохшей глотки вырвалось какое-то пошлое шуршание. Серебряный Змей и
ухом не повел. Казалось, на обитателей лабиринта обрушилась таинственная
слепота: они видели все и вся, кроме него. И тогда Кратов не поленился,
сполз по концентрическим уступам амфитеатра до самого низу, встал прямо
перед кулаками Серебряного Змея, заглянул ему в лицо. Но лица не было: под
глубоко надвинутым капюшоном скрывался череп, обтянутый высохшей
коричневой кожей, в глазницы которого вправлены были каплевидно ограненные
самоцветы. Несмотря на всю страховидность ситуации, Кратов рассмеялся. И
тут же смолк: ему померещилось, что его смех переполнил собой переходы и
закоулки подземелья, грозя взорвать их изнутри. На самом деле единственным
местом, где смех прозвучал в полную силу, был его собственный мозг...
...Ковылять на подламывающихся ногах дальше в это пекло было
бессмысленно. Можно было лечь и спокойно дождаться его прихода. И он лег.
Сухая кора земли едва заметно подрагивала под ним, чутко откликаясь на
удаленный рев терминатора. Он лежал, раскинув измученные ноги, поудобнее
умостив щеку на ладонь, и привыкал быть мертвым. Ясно было, что он умер в
тот момент, когда молчаливые напыщенные жрецы призвали его в ристалище.
Это читалось в глазах тех, кто оставался, когда он уходил. Друзья знали:
он не вернется. То есть он мог сколько угодно хорохориться, клясться и
божиться в своей необыкновенной удачливости, но на сей раз он уходил
навсегда. "Мы будем ждать на прежнем месте, - сказал Дилайт. - Потому что
неизвестно, где вы очутитесь после того, как все кончится". Все кончилось,
и он в самом деле не знал, где очутился. Совершенно произвольно избрав
направление на терминатор, он запросто мог пройти мимо корабля. Он мог
подняться на поверхность гораздо ближе к терминатору, нежели корабль.
Потому что в его скитаниях в лабиринте исчезло не только время, но и
пространство. Слова командора были попыткой последнего утешения. Умирать
легче, когда знаешь, что о тебе вспоминают. Но вряд ли кто-то серьезно
полагал, будто он и впрямь выкарабкается. Никто не ждал его. И корабль
наверняка улетел. Потому что терминатор действительно смещался, и перед
ним катилась волна пламени. Это было ясно по нараставшему гулу. По
усиливавшимся подземным толчкам. Словно чудовищный птенец долбил клювом
толстенную скорлупу, торопясь родиться. Очищение...
...Обширный куполообразный грот был ярко освещен множеством
"светильников" и абсолютно пуст. Его тишину нарушало клекотание небольшого
родничка. Вода была хрустальной, ледяной и солоноватой на вкус. Пока
Кратов пил, опустившись на четвереньки, в голову ему пришла мысль, что
вовсе это не вода, а некое весьма похожее на воду химическое соединение,
не обязательно полезное для человеческого организма. Какая-нибудь слабая
кислота. В конце концов, никто не обязан подсовывать ему в самой
сердцевине чужой и далеко не дружелюбной планеты чистый минеральный
источник... "И пусть, - подумал он равнодушно, принимая вертикальное
положение и булькая переполненным желудком. - Смешно было бы мне сейчас
заботиться о здоровье. С того момента, как Мерцальник приподнял крышку
моего гроба, мое дело - использовать любой подворачивающийся шанс. И тем
самым помогать судьбе, чье второе имя - "Удача". А тогда, глядишь, и она
поможет мне". Перед тем, как нырнуть в единственный выход из грота,
расположенный прямо напротив единственного же входа, он случайно окинул
взглядом ровные, будто специально обработанные стены купола. Они были
испещрены картинами. Тысячью картин всех размеров и жанров. Кое-где краски
от времени облупились и выгорели, но были и прекрасно сохранившиеся,
словно их нанесли только вчера. Первым, что бросилось ему в глаза, было
громадное изображение нагой зеленокожей женщины с тремя глазами. Женские
ноги до колен и руки по локоть были одеты чешуей, тонкие алые губы едва
заметно улыбались. Он стоял, разинув рот и глядя на пещерную русалку, и
никак не мог вспомнить, где он мог слышать о ней...
...Это совсем не страшно и не больно - Очищение. Это даже приятно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167