Кропотливая, тщательная, умная работа над собственным телом. Совершенство
силы. Великолепная мышечная архитектура. Что это? - спросил он Кратова. -
Гимнастика, борьба? Или же, пронеси Господи, тривиальный атлетизм?
- Борьба, - пробурчал Костя.
- Вы знаете, я не только медик. Я еще и скульптор. Не знаю, кто я
больше... Моя фамилия Кристенсен, не слыхали? - Костя отрицательно мотнул
головой. - Недавно у меня была выставка в Стокгольмском Центре искусств.
По моим сведениям, отзывы неплохие. Верьте профессионалу: вашему телу
можно завидовать. Вот я так просто погибаю от зависти. И еще от сожаления,
что такой материал через несколько часов улетит из моих рук неведомо куда,
а я даже не успею вас запомнить.
- Это еще неизвестно, - внезапно лязгнул старец. - Улетит материал,
или не улетит, покажет осмотр.
- Вот я сижу здесь, - продолжал Кристенсен, - и думаю о том, как мне
уговорить вас троих после полета прийти в мою мастерскую в Висбю, на
Готланде. Я задумался об этом, когда здесь побывала девушка. А когда
пришли вы, я понял, что это просто необходимо для меня. Да и для
человечества, впрочем, тоже. - Пазур в своем углу снова хмыкнул. -
Напрасно иронизируете, командир. У вас прекрасный экипаж, а вы того не
понимаете.
- Прекрасный экипаж, или из рук вон, я увижу только в полете, -
сказал Пазур.
- У вас искаженный подход к прекрасному, - не унимался Кристенсен,
все более воодушевляясь. - Он искусственно сужен, хотя и в нем есть
определенный смысл, который, мне кажется, от вас ускользает. - Пазур в
очередной раз хмыкнул, теперь с изрядной долей негодования. - Разумеется,
телесное совершенство неизбежно сопровождается нравственной чистотой,
душевным равновесием и отточенностью нервных реакций, что так важно для
исполнения близких и понятных вам профессиональных функций. Хотя,
подчеркиваю, это лишь производная от телесной красоты... В самом деле,
соглашайтесь, - обратился Кристенсен к озадаченному таким напором Кратову.
- Я назову эту скульптурную группу "Устремленные в небо". Между прочим,
девушка дала мне свое согласие. Правда, юноша, что был перед вами,
отчего-то много смеялся и, похоже, не воспринял мое предложение с
надлежащей серьезностью. Но я с ним еще переговорю...
- Простите, - сказал Костя. - А Олега Ивановича вы уже уговорили?
- Какого Олега Ивановича? - опешил Кристенсен.
- Меня, - пояснил Пазур и неожиданно улыбнулся.
- Я об этом как-то не думал... Это разрушит концепцию замысла... Ведь
главное в ней - красота, сила, молодость... - Кристенсен окончательно
смешался и замолчал.
Старец, все это время пяливший на Кратова блеклые глазки-ледышки,
вдруг часто заморгал и рассыпался мелким хихиканьем.
- Хорош он будет, - проскрипел он, ткнув пальцем в сторону Пазура. -
Нагишом, в такой компании...
- Всякий Кристенсен мечтает стать Торвальдсеном, - сказал человек в
свитере недовольным голосом. - Давайте делом займемся!
- И то, - согласился старец, оправившись от внезапного приступа
веселья. - Что у него за шрамы на груди?
- Полигон, - ответил человек в свитере. - Адаптация первой ступени.
Внутренними повреждениями не сопровождались. Носят скорее декоративный
характер.
- Тогда уж лучше один глаз долой, - сказал старец. - Или ногу
оттяпать. И эффектно, и всегда на виду... В "Железную деву"!
Костя послушно двинулся к саркофагу. Следом за ним поспешил и
Кристенсен с намерением помочь.
- Ногами, пожалуйста, сюда, - сказал он.
- Я знаю, - промолвил Костя, становясь на холодный металлический
диск.
- И все же я хотел бы вернуться к нашей беседе... - смущенно начал
Кристенсен.
- Можно, я подумаю? - спросил Кратов. - Буду лежать и непрерывно
думать.
Створки "девы" мягко сомкнулись, диск под ногами мелко завибрировал и
вдруг провалился куда-то вниз. "Лежать" было не самым точным термином,
чтобы обозначить положение человека внутри саркофага. Скорее, Костя висел
в невидимых упругих тенетах силовых полей, спеленатый ими, как настоящая
мумия, а к его телу отовсюду, жадно трепеща, тянулись стрелки, щупальца,
языки датчиков. Прямо в лицо ему прянули коленчатые, как паучьи лапы,
трубки с объективами на концах. Костя непроизвольно мигнул.
- Не жмуриться!!! - рявкнули над ухом.
- Косточки и впрямь целы, - проскрежетал старческий голос. - А шрамы
безобразные. Будто его начали свежевать, да мясника спугнул кто-то...
- Впечатлительных девушек это должно разить наповал, - сказал Пазур,
и при этих словах Кратову живо представилась его кислая физиономия.
- Сердце прекрасное! - провозгласил Кристенсен. - Наверняка доброе и
любвеобильное.
- Дайте-ка мне взглянуть на такое сердце, - проворчал Пазур. - Где
там у людей помещаются добро и любовь... Дьявол, как вы различаете, где
сердце, где печень?!
- Да вот же, вот это, красное с желтым. А показать вам, где обитает
душа?
- Подите вы с вашей метафизикой...
Костя парил в темноте и прохладе, закрыв глаза, и воображал, как они
просвечивают его, простреливают импульсами, заживо анатомируют на своих
экранах. Наверное, сейчас он перестал для них существовать как человек и
личность. Обратился в материал, если воспользоваться словами Кристенсена.
В удачно скомпонованный набор костей, мышц и органов.
- Кровь прекрасная! - объявил Кристенсен.
- Так, с фаршем покончено, - подытожил старец. - Давайте мне его
мозги, это уж моя епархия. Где тут у него голова...
Кратов ощутил, как на затылок ему легла просторная ладонь с
растопыренными пальцами. На самом деле это лишь почудилось. Просто к
голове придвинулась особая группа датчиков, ведавшая высшей нервной
деятельностью, и принялась за работу, которая в медицинских кругах
называлась, кажется, "ментографией".
- Ну что, отпускаем на волю? - скучным голосом спросил человек в
свитере.
- Подождите, - резко сказал старец.
Все притихли. "Что он там нашел?" - подумал Костя слегка обеспокоенно
и попробовал пошевелиться. Безуспешно - невидимые путы держали крепко.
- До старта меньше часа, - нарушил паузу мастер. - Какие-нибудь
проблемы? В полете мне обязательно потребуется второй навигатор.
Костя похолодел.
- Прикусите лингву, - раздраженно сказал старец.
- Простите? - не понял Пазур.
- Язык, язык... - шепотом подсказал Кристенсен.
- Вот именно, - продребезжал старец. - Видите всплеск? Вы перепугали
его своей болтовней и покорежили мне всю ментограмму. Он же все слышит там
внутри!
"Я все слышу, - подумал Костя тревожно. - Если он объявит о моем
отстранении от полета, я прямо здесь и умру!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167