Но эти мысли могут иметь подрывной эффект,
и к ним надо относиться осторожно""".
В 1969 г. Гринсон и Векслер подтвердили живучесть традицион-
ного аналитического взгляда на эту проблему:
"Хотя в аналитических кругах уже не слышно споров о
том, совершаешь ли ты смертный грех, предлагая бумаж-
ный носовой платок пациенту, плачущему о недавней смерти
одного из родителей, все же любые действия, напоминаю-
щие проявление доброты к пациенту, воспринимаются с
крайней подозрительностью".
Хотя Гринсон и Векслер выступали за более человечные отноше-
ния терапевт-пациент, на мой взгляд, они опирались в этом на не-
верные обоснования. В своем обсуждении отрицательных сторон
чрезмерной отстраненности терапевта они утверждают:
"Может быть, нам следует больше отдавать себе отчет в
том, что упорная анонимность и пролонгированный атерос-
клероз аффекта также могут быть соблазнительными, но,
как правило, обычно они приводят к необратимым и не
поддающимся интерпретации враждебному переносу и от-
чуждению".
Таким образом, эти аналитики выступали за большую включенность
терапевта из технических соображений: уберечь перенос от превраще-
ния в нерабочий и способствовать его "анализируемости".
Между прочим, в предыдущей цитате содержится любопытное замечание, что
"пролонгированный атеросклероз аффекта также может быть соблазнительным". Я
понимаю ее так. что эмоциональная невключенность легче дается терапевтам и тре-
465
Подводя итог, скажем: сосредоточенность единственно на переносе
мешает терапии, потому что устраняет аутентичные отношения тера-
певт-пациент. Во-первых, она отрицает реальность отношений, рас-
сматривая их исключительно как ключ к пониманию других, более
важных отношений. Во-вторых, она предоставляет терапевту разум-
ное обоснование для сокрытия себя - сокрытия, блокирующего спо-
собность искреннего отношения к пациенту. Означает ли это, что
терапевты, которые хранят верность отстраненной, объективирующей,
"только интерпретирующей" позиции по отношению к пациенту,
неэффективны или даже деструктивны? Думаю, что, к счастью, та-
кие терапевты и такая терапия чрезвычайно редки. На то и существу-
ют терапевтические "вбрасывания": помимо собственной воли и час-
то сами того не зная, терапевты проявляют "внепротокольную"
человечность.
Каковы другие возражения против самораскрытия терапевта? Не-
которые терапевты боятся, что если они немножко приоткроют дверь
в свое я", пациент вынудит открыть ее шире и потребует большего
саморазоблачения. Мой личный опыт говорит, что этот страх неоправ-
дан. Я часто нахожу важным сообщить пациенту мои непосредствен-
ные чувства "здесь-и-сейчас". Мне редко кажется необходимым или
особенно полезным сообщать множество подробностей о своей лич-
ной жизни в прошлом и настоящем. Я почти не встречал пациентов,
настаивающих на подобном требовании. Желание пациента состоит нс
в том, чтобы терапевт обнажился, а в том, чтобы терапевт относил-
ся к нему как к человеку и целиком присутствовал в их встрече.
Насколько полно следует открываться? Какими ориентирами
пользоваться? Важно помнить об основной цели - аутентичных отно-
шениях. Одна из важнейших характеристик "психотерапевтического
эроса" - забота о становлении другого. Ролло Мэй предлагает упот-
реблять для обозначения этого понятия греческое слово agape или ла-
тинское caritas, означающие любовь, преданную благу другого. Ины-
ми словами, важно, чтобы самораскрытие терапевта служило росту
пациента. Самовыражение терапевта, или его полная честность, или
спонтанность могут представлять ценность сами по себе, но они яв-
ляются второстепенными по отношению к основному - наличию
бует от них меньших затрат энергии. Возможно, это и так, но терапевты платят
страшную цену, когда в конце концов действительно становятся нечувствительны-
ми. Другой профессиональный риск для терапевтов заключается в использовании
встреч с пациентами для избегания конфронтирования и принятия собственной изо-
ляции. Не осуществив такой интеграции, некоторые терапевты так и не развивают
автономии, необходимой для формирования удовлетворяющих и длительных любов-
ных отношений, - напротив, их личная жизнь превращается в стаккато интенсив-
ных, но мимолетных пятидесятиминутных встреч.
agape. Отсюда следует, что терапевт должен удерживать какую-то
информацию при себе, не говоря ничего, что может оказаться дес-
труктивным для пациента, уважая принцип своевременности и вни-
мания к динамике терапии - к степени готовности пациента услышать
то или иное.
Временами нам необходимо ограничивать себя в самораскрытии в
связи с еще одной проблемой, которая может сопутствовать отноше-
ниям пациента и терапевта как реальной личности, - проблемой поте-
ри терапевтической объективности, обусловленной различными экс-
цессами и безответственным поведением. Наверное, самый вопиющий
эксцесс - вступление терапевта как "реальной личности" в сексуаль-
ную связь с пациентом. Я видел много пациентов, раньше имевших
сексуальную связь с терапевтом. У меня создалось впечатление, что
такой опыт всегда деструктивен для пациента и что в этих случаях те-
рапевт неизменно нарушал принцип agape - любви к бытию (и станов-
лению) другого. Такие терапевты заботились не о нуждах своих паци-
ентов, а о своих собственных, предлагая при этом весьма прозрачные
рационализации, такие как потребность пациента в сексуальном само-
утверждении. Однако мне что-то не приходилось слышать о сек-
суальных связях терапевтов с такими пациентами, которые, может
быть, действительно нуждаются в сексуальном самоутверждении, -
непривлекательными, страдающими врожденными или приобретенны-
ми физическими уродствами.
Еще одна причина для терапевта оставаться скрытым - это страх,
что самораскрытие приведет к столкновению с диссонансами терапев-
тической ситуации, о которых я говорил раньше, связанными с пла-
той за услуги, пятидесятиминутной сессией, плотным рабочим графи-
ком. Не спросит ли пациент: "Вы любите меня?"; "Вам действительно
есть дело до меня - значит, вы принимали бы меня, если бы у меня
не было денег?"; "Терапия - это ведь купленные отношения?" Дей-
ствительно, эти вопросы опасно близки к сфере самого сокровенно-
го секрета психотерапевта, состоящего в том, что встреча с пациен-
том играет относительно небольшую роль в жизни терапевта в целом.
Как в пьесе Тома Стоппарда "Розенкранц и Гильденстерн мертвы",
ключевая фигура одной драмы становится тенью в кулисах, в то вре-
мя как терапевт немедленно выходит на подмостки другой драмы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207
и к ним надо относиться осторожно""".
В 1969 г. Гринсон и Векслер подтвердили живучесть традицион-
ного аналитического взгляда на эту проблему:
"Хотя в аналитических кругах уже не слышно споров о
том, совершаешь ли ты смертный грех, предлагая бумаж-
ный носовой платок пациенту, плачущему о недавней смерти
одного из родителей, все же любые действия, напоминаю-
щие проявление доброты к пациенту, воспринимаются с
крайней подозрительностью".
Хотя Гринсон и Векслер выступали за более человечные отноше-
ния терапевт-пациент, на мой взгляд, они опирались в этом на не-
верные обоснования. В своем обсуждении отрицательных сторон
чрезмерной отстраненности терапевта они утверждают:
"Может быть, нам следует больше отдавать себе отчет в
том, что упорная анонимность и пролонгированный атерос-
клероз аффекта также могут быть соблазнительными, но,
как правило, обычно они приводят к необратимым и не
поддающимся интерпретации враждебному переносу и от-
чуждению".
Таким образом, эти аналитики выступали за большую включенность
терапевта из технических соображений: уберечь перенос от превраще-
ния в нерабочий и способствовать его "анализируемости".
Между прочим, в предыдущей цитате содержится любопытное замечание, что
"пролонгированный атеросклероз аффекта также может быть соблазнительным". Я
понимаю ее так. что эмоциональная невключенность легче дается терапевтам и тре-
465
Подводя итог, скажем: сосредоточенность единственно на переносе
мешает терапии, потому что устраняет аутентичные отношения тера-
певт-пациент. Во-первых, она отрицает реальность отношений, рас-
сматривая их исключительно как ключ к пониманию других, более
важных отношений. Во-вторых, она предоставляет терапевту разум-
ное обоснование для сокрытия себя - сокрытия, блокирующего спо-
собность искреннего отношения к пациенту. Означает ли это, что
терапевты, которые хранят верность отстраненной, объективирующей,
"только интерпретирующей" позиции по отношению к пациенту,
неэффективны или даже деструктивны? Думаю, что, к счастью, та-
кие терапевты и такая терапия чрезвычайно редки. На то и существу-
ют терапевтические "вбрасывания": помимо собственной воли и час-
то сами того не зная, терапевты проявляют "внепротокольную"
человечность.
Каковы другие возражения против самораскрытия терапевта? Не-
которые терапевты боятся, что если они немножко приоткроют дверь
в свое я", пациент вынудит открыть ее шире и потребует большего
саморазоблачения. Мой личный опыт говорит, что этот страх неоправ-
дан. Я часто нахожу важным сообщить пациенту мои непосредствен-
ные чувства "здесь-и-сейчас". Мне редко кажется необходимым или
особенно полезным сообщать множество подробностей о своей лич-
ной жизни в прошлом и настоящем. Я почти не встречал пациентов,
настаивающих на подобном требовании. Желание пациента состоит нс
в том, чтобы терапевт обнажился, а в том, чтобы терапевт относил-
ся к нему как к человеку и целиком присутствовал в их встрече.
Насколько полно следует открываться? Какими ориентирами
пользоваться? Важно помнить об основной цели - аутентичных отно-
шениях. Одна из важнейших характеристик "психотерапевтического
эроса" - забота о становлении другого. Ролло Мэй предлагает упот-
реблять для обозначения этого понятия греческое слово agape или ла-
тинское caritas, означающие любовь, преданную благу другого. Ины-
ми словами, важно, чтобы самораскрытие терапевта служило росту
пациента. Самовыражение терапевта, или его полная честность, или
спонтанность могут представлять ценность сами по себе, но они яв-
ляются второстепенными по отношению к основному - наличию
бует от них меньших затрат энергии. Возможно, это и так, но терапевты платят
страшную цену, когда в конце концов действительно становятся нечувствительны-
ми. Другой профессиональный риск для терапевтов заключается в использовании
встреч с пациентами для избегания конфронтирования и принятия собственной изо-
ляции. Не осуществив такой интеграции, некоторые терапевты так и не развивают
автономии, необходимой для формирования удовлетворяющих и длительных любов-
ных отношений, - напротив, их личная жизнь превращается в стаккато интенсив-
ных, но мимолетных пятидесятиминутных встреч.
agape. Отсюда следует, что терапевт должен удерживать какую-то
информацию при себе, не говоря ничего, что может оказаться дес-
труктивным для пациента, уважая принцип своевременности и вни-
мания к динамике терапии - к степени готовности пациента услышать
то или иное.
Временами нам необходимо ограничивать себя в самораскрытии в
связи с еще одной проблемой, которая может сопутствовать отноше-
ниям пациента и терапевта как реальной личности, - проблемой поте-
ри терапевтической объективности, обусловленной различными экс-
цессами и безответственным поведением. Наверное, самый вопиющий
эксцесс - вступление терапевта как "реальной личности" в сексуаль-
ную связь с пациентом. Я видел много пациентов, раньше имевших
сексуальную связь с терапевтом. У меня создалось впечатление, что
такой опыт всегда деструктивен для пациента и что в этих случаях те-
рапевт неизменно нарушал принцип agape - любви к бытию (и станов-
лению) другого. Такие терапевты заботились не о нуждах своих паци-
ентов, а о своих собственных, предлагая при этом весьма прозрачные
рационализации, такие как потребность пациента в сексуальном само-
утверждении. Однако мне что-то не приходилось слышать о сек-
суальных связях терапевтов с такими пациентами, которые, может
быть, действительно нуждаются в сексуальном самоутверждении, -
непривлекательными, страдающими врожденными или приобретенны-
ми физическими уродствами.
Еще одна причина для терапевта оставаться скрытым - это страх,
что самораскрытие приведет к столкновению с диссонансами терапев-
тической ситуации, о которых я говорил раньше, связанными с пла-
той за услуги, пятидесятиминутной сессией, плотным рабочим графи-
ком. Не спросит ли пациент: "Вы любите меня?"; "Вам действительно
есть дело до меня - значит, вы принимали бы меня, если бы у меня
не было денег?"; "Терапия - это ведь купленные отношения?" Дей-
ствительно, эти вопросы опасно близки к сфере самого сокровенно-
го секрета психотерапевта, состоящего в том, что встреча с пациен-
том играет относительно небольшую роль в жизни терапевта в целом.
Как в пьесе Тома Стоппарда "Розенкранц и Гильденстерн мертвы",
ключевая фигура одной драмы становится тенью в кулисах, в то вре-
мя как терапевт немедленно выходит на подмостки другой драмы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207