Она размышляла сама с собой
>том, сколько хотела бы прожить - семьдесят было бы то, что надо,
135
восемьдесят - могло бы быть слишком - и внезапно поняла: "Когда
доходит до старения и потом до смерти - мои желания оказываются
здесь совершенно ни при чем".
Может быть, эти клинические иллюстрации дали какое-то пред-
ставление о различии между знанием и подлинным знанием, между
обыденным знанием о смерти, которое есть у нас всех, и полномер-
ной встречей с "моей смертью". Принятие личной смерти означает
конфронтацию и с рядом других неприятных истин, каждая из кото-
рых порождает свое силовое поле тревоги: мое существование ограни-
чено во времени; моя жизнь действительно подойдет к концу; мир будет
существовать и без меня; я - лишь один человек из многих, не более
и не менее; вся моя жизнь была связана с опорой на ложные гаран-
тии: и наконец - определенные, совершенно непреложные парамет-
ры существования находятся вне моей власти. Собственно говоря, то,
чего я хочу, "здесь совершенно ни при чем".
Когда индивид открывает для себя, что его персональная исклю-
чительность - миф, он испытывает гнев и чувствует, что жизнь его
предала. Несомненно, именно это ощущение предательства имел к
виду Роберт Фрост, когда писал: "Прости мне, Господь, мои малень-
кие шутки над Тобой. И я прощу Тебе твою великую шутку надо
мной"".
Многие люди думают: если бы они только знали, по-настоящему
знали, они прожили бы свою жизнь по-другому. Они испытывают
гнев - беспомощный гнев, который не должен иметь никакого разум-
ного эффекта. (Кстати, нередко объектом смещенного гнева, особен-
но для многочисленных умирающих больных, становится врач.)
Вера в личную исключительность чрезвычайно полезна для адап-
тации; благодаря ей мы можем эмансипироваться от природы и жить
с порождаемой этим фактом дисфорией - с чувством изоляции; с
сознаванием своей малости и трепета перед огромным миром вокруг,
несостоятельности наших родителей, ограничений нашей тварности
и наших телесных функций, навсегда привязывающих нас к природе;
и самое главное - с знанием о смерти, постоянно невнятно присут-
ствующим на краю сознания. Наша вера в то, что естественный за-
кон на нас не распространяется, лежит в основе многих аспектов
нашего поведения. Она усиливает в нас мужество, позволяя нам встре-
тить опасность, не будучи деморализованными угрозой личного унич-
тожения. Свидетель тому - псалмопевец, который писал: "Падут
подле тебя тысяча и десять тысяч одесную тебя, но к тебе не прибли-
зится". В этом мужестве - зародыш человеческого стремления к
<Псалтирь: 91(90): 7.
тости, эффективности, власти и контролю, рассматриваемого
йогими как "естественное". В той мере, в какой мы достигаем вла-
1, в нас ослабевает страх смерти и возрастает вера в собственную
ключительность. Продвижение вперед, достижение успеха, накоп-
1ие материальных богатств, создание творений, которые останут-
1 вечными памятниками нам, - это жизненный путь, обеспечиваю-
нам эффективную защиту от натиска беспощадных вопросов,
хся из нашей собственной глубины.
Компульсивный героизм
Для многих из нас лучшее, чем человек может ответить на свою
Зистенциальную ситуацию, репрезентировано героической индиви-
дией. Греческий писатель Никое Казантзакис был именно такого
ia натурой, и его герой Зорба - олицетворение самодостаточнос-
(В своей автобиографии Казантзакис приводит последние слова
говека, послужившего прототипом грека Зорбы: "...Если какой-
будь священник пожелает исповедовать и причастить меня, скажи-
г ему, чтобы он лучше не появлялся мне на глаза, и пусть он меня
}оклянет!... Люди, подобные мне, должны жить тысячу лет"ч.) В
1угом месте Казантзакис устами своего Улисса советует нам прожи-
ть жизнь настолько полно, чтобы смерти не осталось ничего, кро-
"выгоревших дотла руин замка"". На его надгробном камне на
гпостном валу Гераклейона выбита простая эпитафия: "Я ничего не
1чу, я ничего не боюсь, я свободен".
Если зайти чуть дальше, эта защита становится перегруженной,
эроическая поза дает трещину, а герой превращается в компульсив-
ого героя, который, подобно Майку, больному раком молодому че-
эвеку, навязчиво ищет внешней опасности, чтобы спастись от боль-
гй опасности, идущей изнутри. Эрнест Хемингуэй, прототипичес-
1Й компульсивный герой, всю свою жизнь был принужден искать и
<беждать опасность - таким гротескным способом он доказывал, что
1йасности нет. По рассказу матери Хемингуэя, одной из его первых
1?аз было "ничего не боюсь". Парадоксальным образом, его ничего
16 пугало именно потому, что так же, как всех нас, пугало ничто.
Панически эмансипирующийся, герой Хемингуэя демонстрирует пат-
jaspH бегства как бесконтрольно индивидуалистический ответ на чело-
веческую ситуацию. Этот герой не выбирает, его действия компуль-
1ивны и жестко обусловлены, и он не учится на новом опыте. Даже
низкая смерть не побуждает его обратить взгляд вовнутрь или стать
удрее. В кодексе Хемингуэя нет места старению или ослаблению с
137
их печатью заурядности. В повести "Старик и море" Сантьяго встре-
чает свою надвигающуюся смерть стандартным для него образом - так
же, как он встречал все остальные серьезные жизненные опасности:
выходит один в море на поиск великой рыбы".
Сам Хемингуэй не смог пережить крушение мифа своей личной
неуязвимости. С ухудшением здоровья и физического состояния, по
мере того, как его "заурядность" (в том смысле, что он подвластен
тому же закону, что всякий другой человек) становилась мучительно
очеввдной, им овладевала подавленность, и постепенно он погрузился
в депрессию. Последняя болезнь Хемингуэя, параноидный психоз с
манией преследования и бредом отношений, временно укрепила его
миф исключительности (все идеи преследования и отношений выра-
стают из семени личной грандиозности; в конце концов, лишь совер-
шенно особый человек оправдывает такое количество внимания, пусть
недоброжелательного, извне). Но со временем параноидное решение
перестало выполнять свою задачу и, никак не защищенный более от
смерти, Хемингуэй покончил с собой. Самоубийство, совершенное
из страха смерти? Это кажется парадоксальным, но встречается не так
уж редко. Немало людей высказывалось примерно так: "Мой страх
смерти настолько велик, что толкает меня к самоубийству". Идея са-
моубийства предоставляет некоторую защиту от ужаса. Самоубий-
ство - активный акт: оно дает возможность человеку контролировать
то, что властвует над ним. Кроме того, как отметил Чарльз Бэл,
многие самоубийства связаны с магическим представлением о смер-
ти, которая ввдится событием временным и обратимым".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207
>том, сколько хотела бы прожить - семьдесят было бы то, что надо,
135
восемьдесят - могло бы быть слишком - и внезапно поняла: "Когда
доходит до старения и потом до смерти - мои желания оказываются
здесь совершенно ни при чем".
Может быть, эти клинические иллюстрации дали какое-то пред-
ставление о различии между знанием и подлинным знанием, между
обыденным знанием о смерти, которое есть у нас всех, и полномер-
ной встречей с "моей смертью". Принятие личной смерти означает
конфронтацию и с рядом других неприятных истин, каждая из кото-
рых порождает свое силовое поле тревоги: мое существование ограни-
чено во времени; моя жизнь действительно подойдет к концу; мир будет
существовать и без меня; я - лишь один человек из многих, не более
и не менее; вся моя жизнь была связана с опорой на ложные гаран-
тии: и наконец - определенные, совершенно непреложные парамет-
ры существования находятся вне моей власти. Собственно говоря, то,
чего я хочу, "здесь совершенно ни при чем".
Когда индивид открывает для себя, что его персональная исклю-
чительность - миф, он испытывает гнев и чувствует, что жизнь его
предала. Несомненно, именно это ощущение предательства имел к
виду Роберт Фрост, когда писал: "Прости мне, Господь, мои малень-
кие шутки над Тобой. И я прощу Тебе твою великую шутку надо
мной"".
Многие люди думают: если бы они только знали, по-настоящему
знали, они прожили бы свою жизнь по-другому. Они испытывают
гнев - беспомощный гнев, который не должен иметь никакого разум-
ного эффекта. (Кстати, нередко объектом смещенного гнева, особен-
но для многочисленных умирающих больных, становится врач.)
Вера в личную исключительность чрезвычайно полезна для адап-
тации; благодаря ей мы можем эмансипироваться от природы и жить
с порождаемой этим фактом дисфорией - с чувством изоляции; с
сознаванием своей малости и трепета перед огромным миром вокруг,
несостоятельности наших родителей, ограничений нашей тварности
и наших телесных функций, навсегда привязывающих нас к природе;
и самое главное - с знанием о смерти, постоянно невнятно присут-
ствующим на краю сознания. Наша вера в то, что естественный за-
кон на нас не распространяется, лежит в основе многих аспектов
нашего поведения. Она усиливает в нас мужество, позволяя нам встре-
тить опасность, не будучи деморализованными угрозой личного унич-
тожения. Свидетель тому - псалмопевец, который писал: "Падут
подле тебя тысяча и десять тысяч одесную тебя, но к тебе не прибли-
зится". В этом мужестве - зародыш человеческого стремления к
<Псалтирь: 91(90): 7.
тости, эффективности, власти и контролю, рассматриваемого
йогими как "естественное". В той мере, в какой мы достигаем вла-
1, в нас ослабевает страх смерти и возрастает вера в собственную
ключительность. Продвижение вперед, достижение успеха, накоп-
1ие материальных богатств, создание творений, которые останут-
1 вечными памятниками нам, - это жизненный путь, обеспечиваю-
нам эффективную защиту от натиска беспощадных вопросов,
хся из нашей собственной глубины.
Компульсивный героизм
Для многих из нас лучшее, чем человек может ответить на свою
Зистенциальную ситуацию, репрезентировано героической индиви-
дией. Греческий писатель Никое Казантзакис был именно такого
ia натурой, и его герой Зорба - олицетворение самодостаточнос-
(В своей автобиографии Казантзакис приводит последние слова
говека, послужившего прототипом грека Зорбы: "...Если какой-
будь священник пожелает исповедовать и причастить меня, скажи-
г ему, чтобы он лучше не появлялся мне на глаза, и пусть он меня
}оклянет!... Люди, подобные мне, должны жить тысячу лет"ч.) В
1угом месте Казантзакис устами своего Улисса советует нам прожи-
ть жизнь настолько полно, чтобы смерти не осталось ничего, кро-
"выгоревших дотла руин замка"". На его надгробном камне на
гпостном валу Гераклейона выбита простая эпитафия: "Я ничего не
1чу, я ничего не боюсь, я свободен".
Если зайти чуть дальше, эта защита становится перегруженной,
эроическая поза дает трещину, а герой превращается в компульсив-
ого героя, который, подобно Майку, больному раком молодому че-
эвеку, навязчиво ищет внешней опасности, чтобы спастись от боль-
гй опасности, идущей изнутри. Эрнест Хемингуэй, прототипичес-
1Й компульсивный герой, всю свою жизнь был принужден искать и
<беждать опасность - таким гротескным способом он доказывал, что
1йасности нет. По рассказу матери Хемингуэя, одной из его первых
1?аз было "ничего не боюсь". Парадоксальным образом, его ничего
16 пугало именно потому, что так же, как всех нас, пугало ничто.
Панически эмансипирующийся, герой Хемингуэя демонстрирует пат-
jaspH бегства как бесконтрольно индивидуалистический ответ на чело-
веческую ситуацию. Этот герой не выбирает, его действия компуль-
1ивны и жестко обусловлены, и он не учится на новом опыте. Даже
низкая смерть не побуждает его обратить взгляд вовнутрь или стать
удрее. В кодексе Хемингуэя нет места старению или ослаблению с
137
их печатью заурядности. В повести "Старик и море" Сантьяго встре-
чает свою надвигающуюся смерть стандартным для него образом - так
же, как он встречал все остальные серьезные жизненные опасности:
выходит один в море на поиск великой рыбы".
Сам Хемингуэй не смог пережить крушение мифа своей личной
неуязвимости. С ухудшением здоровья и физического состояния, по
мере того, как его "заурядность" (в том смысле, что он подвластен
тому же закону, что всякий другой человек) становилась мучительно
очеввдной, им овладевала подавленность, и постепенно он погрузился
в депрессию. Последняя болезнь Хемингуэя, параноидный психоз с
манией преследования и бредом отношений, временно укрепила его
миф исключительности (все идеи преследования и отношений выра-
стают из семени личной грандиозности; в конце концов, лишь совер-
шенно особый человек оправдывает такое количество внимания, пусть
недоброжелательного, извне). Но со временем параноидное решение
перестало выполнять свою задачу и, никак не защищенный более от
смерти, Хемингуэй покончил с собой. Самоубийство, совершенное
из страха смерти? Это кажется парадоксальным, но встречается не так
уж редко. Немало людей высказывалось примерно так: "Мой страх
смерти настолько велик, что толкает меня к самоубийству". Идея са-
моубийства предоставляет некоторую защиту от ужаса. Самоубий-
ство - активный акт: оно дает возможность человеку контролировать
то, что властвует над ним. Кроме того, как отметил Чарльз Бэл,
многие самоубийства связаны с магическим представлением о смер-
ти, которая ввдится событием временным и обратимым".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207