Слышались крики, цокот копыт и
стук колес.
Возвращаясь с аудиенции у царя, Палеолог встретил на дороге один из
полков. Генерал, узнав посла, отдал честь и воскликнул: "Мы разобьем этих
грязных пруссаков! Долой Пруссию! Вильгельма на остров Святой Елены!" При
прохождении каждой роты генерал, привстав в стременах, восклицал:
"Французскому посланнику ура!" И солдаты что есть сил кричали: "Ура! Урра!"
Наконец генерал ускакал, бросив через плечо: "Вильгельма не Святую
Елену! Вильгельма на Святую Елену!"
Порой женщины и дети шли по нескольку верст, провожая солдат. "Одна
женщина, совсем молоденькая... прижимала к груди младенца, - писал
М.Палеолог. - Она шла, стараясь не отставать от солдата, шагавшего в конце
колонны - красивого, загорелого, мускулистого парня. Они не произносили ни
слова, лишь неотрывно смотрели друг на друга. Молодая мать протянула
ребенка солдату, и тот его поцеловал".
Такие же картины можно было наблюдать на всех железнодорожных
станциях России. Находившийся в ту пору в Москве британский консул
Р.Г.Брюс Локкарт вспоминал: "Покрытые пылью солдаты битком набивались в
товарные вагоны; большая толпа пожелала им счастливого пути; среди
провожающих были озабоченные, бородатые отцы, жены, матери, улыбавшиеся
сквозь слезы; ...дородные священники, благословлявшие счастливых воинов.
Последнии рукопожатия, последние поцелуи. Пронзительно свистнул паровозный
свисток. Несколько раз дернувшись, не в силах сдвинуть с места,
перегруженный эшелон неохотно тронулся в путь и наконец скрылся в белесых
сумерках. Сняв шапки, толпа молчала, слушая, как замирают вдалеке голоса
поющих солдат, которым не суждено вернуться назад".
Почему-то именно рядовые первыми поняли, что за война им предстоит. В
отличие от своих начальников, легкомысленно толковавших о параде на
Унтер-ден-Линден и кричавших: "Вильгельма на остров Святой Елены!", многие
русские солдаты отправлялись на войну в мрачном предчувствии, что им не
суждено увидеть ни близких, ни родной деревни. Генерал Альфред Нокс,
британский военный атташе, встретил на фронте одного молодого солдата из
Киева. Тот был в подавленном настроении: у него дома остались жена и
пятеро детей. Нокс попытался подбодрить новобранца, заверив того, что он
еще вернется, но солдат, покачав головой, сказал: "На войну ведет широкая
дорога, а домой - узкая тропинка".
В количественном отношении русская армия была колоссом. Перед войной
в ней насчитывалось 1, 4 миллиона солдат. После мобилизации это число
увеличилось еще на 3, 1 миллиона. За три года войны 15, 5 миллиона ушли
воевать за царя и Русь святую. В британской прессе эту солдатскую массу,
готовую пролить свою кровь, называли "русским паровым катком".
За исключением людских ресурсов, Россия во всех отношениях не была
готова к войне. Железных дорог не хватало, плотность железнодорожной сети
в России составляла одну десятую германской. [(В действительности с
железными дорогами в царской России было не так уж плохо. К 1917 году в
эксплуатации было 81 116 км железной дороги и 15 000 км строилось. За 37
лет в царской России было построено 58 251 км железных дорог. За тот же
период при Советской власти было построено всего 3 250 км, причем
постройка одного километра в царской России обходилась в десять раз
дешевле, чем при советской власти. Ко всему, российские железные дороги
были для пассажиров самыми дешевыми и самыми комфортабельными в мире (Б.Л.
Бразоль Царствование императора Николая II 1894-1917 в цифрах и фактах. М.,
Т-во русск. художников, 1990))] Генерал Н.Н.Головин писал: "Средний
переезд новобранцев в России равнялся 900-1000 верстам. Для Франции,
Германии и Австро-Венгрии этот средний переезд не превышал 200-300 верст".
Один генерал, командовавший сибирским корпусом, заявил Ноксу, что вез
своих солдат на фронт двадцать три дня и ночи. С началом военных действий,
благодаря хорошо налаженной сети железных дорог, германские генералы могли
быстро перебрасывать с одного участка фронта на другой целые армии. Что же
касается русских, то, по словам Нокса, верховное командование приказывало,
но решал железнодорожный транспорт.
Русская промышленность была слаба. На каждую фабрику в России
приходилось 150 в Британии. Русские генералы, рассчитывая, что война будет
скоротечной, не запаслись достаточными запасами вооружения и боеприпасов.
Израсходовав снаряды, русские батареи замолкали, в то время, как немецкие
орудия били непрестанно. На некоторых участках фронта артиллеристам
запрещалось расходовать больше трех снарядов в сутки.
Благодаря отдаленности и характерному географическому положению
России западные союзники не могли оказать ей помощь. Германский флот без
труда блокировал Балтийское море, а Турция, в ноябре 1914 года выступившая
против стран Сердечного Согласия, закрыла проливы. Единственными
свободными русскими портами были Архангельск, который зимой замерзал, да
Владивосток. Вывоз уменьшался на 98%, а ввоз на 95%. Во время войны в
русские порты прибывало 1250 судов в год, а в британские 2200 судов в
неделю. После неудачной операции англичан и французов в Галлиполи Россия,
по словам Головина, стала походить на запертый дом, проникнуть в который
можно лишь через печную трубу.
Но главная проблема касалась не только технологии и географии. Дело в
том, что во главе русской армии находились два человека, которые не
переваривали друг друга: генерал Владимир Сухомлинов, военный министр, и
великий князь Николай Николаевич, дальний родственник императора Николая
II, главнокомандующий действующей армией. Сухомлинов был толстенький
человечек с физиономией упитанного кота. По словам М.Палеолога, он имел
"угрюмый вид, все время подстерегающий взгляд под тяжелыми, собранными в
складки веками; я знаю мало людей, которые бы с первого взгляда внушали бы
большее недоверие". Хотя он был совершенно лыс и возраст его приближался к
семидесяти, Сухомлинов был охоч до дорогостоящих удовольствий. Жена его,
которая была на тридцать пять лет моложе, закатывала грандиозные приемы,
одевалась в Париже и отдыхала на Ривьере, предоставляя мужу выкручиваться,
чтобы оплачивать ее счета. Поскольку командировочные суммы зависели от
расстояния, Сухомлинов часто отправлялся в инспекторские поездки во
Владивосток, всякий раз покрывая в оба конца расстояние в девять с лишним
тысяч верст. Но, прибыв в пункт назначения, военный министр, как заметили
офицеры-дальневосточники, не очень-то любил выходить из своего вагона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190
стук колес.
Возвращаясь с аудиенции у царя, Палеолог встретил на дороге один из
полков. Генерал, узнав посла, отдал честь и воскликнул: "Мы разобьем этих
грязных пруссаков! Долой Пруссию! Вильгельма на остров Святой Елены!" При
прохождении каждой роты генерал, привстав в стременах, восклицал:
"Французскому посланнику ура!" И солдаты что есть сил кричали: "Ура! Урра!"
Наконец генерал ускакал, бросив через плечо: "Вильгельма не Святую
Елену! Вильгельма на Святую Елену!"
Порой женщины и дети шли по нескольку верст, провожая солдат. "Одна
женщина, совсем молоденькая... прижимала к груди младенца, - писал
М.Палеолог. - Она шла, стараясь не отставать от солдата, шагавшего в конце
колонны - красивого, загорелого, мускулистого парня. Они не произносили ни
слова, лишь неотрывно смотрели друг на друга. Молодая мать протянула
ребенка солдату, и тот его поцеловал".
Такие же картины можно было наблюдать на всех железнодорожных
станциях России. Находившийся в ту пору в Москве британский консул
Р.Г.Брюс Локкарт вспоминал: "Покрытые пылью солдаты битком набивались в
товарные вагоны; большая толпа пожелала им счастливого пути; среди
провожающих были озабоченные, бородатые отцы, жены, матери, улыбавшиеся
сквозь слезы; ...дородные священники, благословлявшие счастливых воинов.
Последнии рукопожатия, последние поцелуи. Пронзительно свистнул паровозный
свисток. Несколько раз дернувшись, не в силах сдвинуть с места,
перегруженный эшелон неохотно тронулся в путь и наконец скрылся в белесых
сумерках. Сняв шапки, толпа молчала, слушая, как замирают вдалеке голоса
поющих солдат, которым не суждено вернуться назад".
Почему-то именно рядовые первыми поняли, что за война им предстоит. В
отличие от своих начальников, легкомысленно толковавших о параде на
Унтер-ден-Линден и кричавших: "Вильгельма на остров Святой Елены!", многие
русские солдаты отправлялись на войну в мрачном предчувствии, что им не
суждено увидеть ни близких, ни родной деревни. Генерал Альфред Нокс,
британский военный атташе, встретил на фронте одного молодого солдата из
Киева. Тот был в подавленном настроении: у него дома остались жена и
пятеро детей. Нокс попытался подбодрить новобранца, заверив того, что он
еще вернется, но солдат, покачав головой, сказал: "На войну ведет широкая
дорога, а домой - узкая тропинка".
В количественном отношении русская армия была колоссом. Перед войной
в ней насчитывалось 1, 4 миллиона солдат. После мобилизации это число
увеличилось еще на 3, 1 миллиона. За три года войны 15, 5 миллиона ушли
воевать за царя и Русь святую. В британской прессе эту солдатскую массу,
готовую пролить свою кровь, называли "русским паровым катком".
За исключением людских ресурсов, Россия во всех отношениях не была
готова к войне. Железных дорог не хватало, плотность железнодорожной сети
в России составляла одну десятую германской. [(В действительности с
железными дорогами в царской России было не так уж плохо. К 1917 году в
эксплуатации было 81 116 км железной дороги и 15 000 км строилось. За 37
лет в царской России было построено 58 251 км железных дорог. За тот же
период при Советской власти было построено всего 3 250 км, причем
постройка одного километра в царской России обходилась в десять раз
дешевле, чем при советской власти. Ко всему, российские железные дороги
были для пассажиров самыми дешевыми и самыми комфортабельными в мире (Б.Л.
Бразоль Царствование императора Николая II 1894-1917 в цифрах и фактах. М.,
Т-во русск. художников, 1990))] Генерал Н.Н.Головин писал: "Средний
переезд новобранцев в России равнялся 900-1000 верстам. Для Франции,
Германии и Австро-Венгрии этот средний переезд не превышал 200-300 верст".
Один генерал, командовавший сибирским корпусом, заявил Ноксу, что вез
своих солдат на фронт двадцать три дня и ночи. С началом военных действий,
благодаря хорошо налаженной сети железных дорог, германские генералы могли
быстро перебрасывать с одного участка фронта на другой целые армии. Что же
касается русских, то, по словам Нокса, верховное командование приказывало,
но решал железнодорожный транспорт.
Русская промышленность была слаба. На каждую фабрику в России
приходилось 150 в Британии. Русские генералы, рассчитывая, что война будет
скоротечной, не запаслись достаточными запасами вооружения и боеприпасов.
Израсходовав снаряды, русские батареи замолкали, в то время, как немецкие
орудия били непрестанно. На некоторых участках фронта артиллеристам
запрещалось расходовать больше трех снарядов в сутки.
Благодаря отдаленности и характерному географическому положению
России западные союзники не могли оказать ей помощь. Германский флот без
труда блокировал Балтийское море, а Турция, в ноябре 1914 года выступившая
против стран Сердечного Согласия, закрыла проливы. Единственными
свободными русскими портами были Архангельск, который зимой замерзал, да
Владивосток. Вывоз уменьшался на 98%, а ввоз на 95%. Во время войны в
русские порты прибывало 1250 судов в год, а в британские 2200 судов в
неделю. После неудачной операции англичан и французов в Галлиполи Россия,
по словам Головина, стала походить на запертый дом, проникнуть в который
можно лишь через печную трубу.
Но главная проблема касалась не только технологии и географии. Дело в
том, что во главе русской армии находились два человека, которые не
переваривали друг друга: генерал Владимир Сухомлинов, военный министр, и
великий князь Николай Николаевич, дальний родственник императора Николая
II, главнокомандующий действующей армией. Сухомлинов был толстенький
человечек с физиономией упитанного кота. По словам М.Палеолога, он имел
"угрюмый вид, все время подстерегающий взгляд под тяжелыми, собранными в
складки веками; я знаю мало людей, которые бы с первого взгляда внушали бы
большее недоверие". Хотя он был совершенно лыс и возраст его приближался к
семидесяти, Сухомлинов был охоч до дорогостоящих удовольствий. Жена его,
которая была на тридцать пять лет моложе, закатывала грандиозные приемы,
одевалась в Париже и отдыхала на Ривьере, предоставляя мужу выкручиваться,
чтобы оплачивать ее счета. Поскольку командировочные суммы зависели от
расстояния, Сухомлинов часто отправлялся в инспекторские поездки во
Владивосток, всякий раз покрывая в оба конца расстояние в девять с лишним
тысяч верст. Но, прибыв в пункт назначения, военный министр, как заметили
офицеры-дальневосточники, не очень-то любил выходить из своего вагона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190