Вследствие блокады
балтийских портов уголь приходилось доставлять из Донбасса. Пропускная
способность железных дорог заметно ухудшилась. Если в начале войны Россия
имела 20 071 паровозов, то к началу 1917 года количество локомотивов
уменьшилось до 9 021 единицы. Парк вагонов с 539 549 уменьшился до 174
346.
Естественно, такие перемены болезненно сказались на населении
городов. Особенно ощутимы они были для Петрограда, более других центров
удаленного от районов, поставлявших провиант и уголь. Резко подскочили
цены: яйца стоили в четыре раза дороже, чем в 1914 году, масло и мыло в
пять раз. Распутин, знавший нужды простого народа лучше, чем любой из
царских министров, давно предвидел такую опасность. В октябре 1915 года
императрица писала супругу: "Наш Друг целых два часа только об этом и
говорил. Суть вот в чем: ты должен приказать, чтобы пропускались вагоны с
мукой, маслом и сахаром. Он все это видел в сновидении - все города,
железные дороги и т.д. Он хочет, чтобы я поговорила об этом очень
серьезно... Он советует пропускать в течении трех суток лишь составы,
груженые мукой, маслом и сахаром. Это важнее даже, чем мясо и боеприпасы".
В феврале 1917 года железнодорожный кризис усугубился. Морис Палеолог
вспоминал: "Сильные морозы, которые держаться во всей России (-43'R.),
вывели из строя - вследствие того, что полопались трубы паровиков - более
тысячи двухсот локомотивов, а запасных труб, вследствие забастовок, не
хватает. Кроме того, в последние недели выпал исключительно обильный снег,
а в деревнях нет рабочих для очистки путей. В результате 5700 вагонов в
настоящее время застряли". Запасы муки, угля и дров в Петрограде иссякли.
Как ни странно, но зимой 1917 года ни у рабочих, ни у революционеров
не было серьезных намерений свергнуть правительство. У Ленина, снимавшего
в Цюрихе у сапожника квартиру, состояние было подавленное, настроен он был
пессимистически. Все, за что бы он ни брался, заканчивалось провалом.
Брошюры, которые он сочинял, почти не находили отклика. Средство для
ращения волос, которое он старательно втирал в скальп, не помогало. [(Во
время пребывания Ленина в Швейцарии умирала его теща, мать Надежды
Константиновны. Рассказывают, что однажды ночью измученная Крупская,
сидевшая у смертельного одра родительницы, попросила мужа, кропавшего
очередную статью, разбудить ее, если она понадобится матери. Ленин
пообещал это сделать, и Крупская, валившаяся с ног от усталости, уснула.
Наутро она обнаружила, что мать мертва. Она принялась осыпать мужа
упреками. Тот возразил: "Ты просила разбудить тебя, если понадобишься
матери. Ты ей не понадобилась". (Прим. авт.)] Обращаясь к группе
швейцарских рабочих в январе 1917 года, он с унылым видом заявил, что
пламя народных восстаний вспыхнет в Европе лишь через несколько лет и что
люди старшего поколения, пожалуй, не увидят решительных сражений грядущей
революции. Керенский, ярый сторонник революционных преобразований,
впоследствии писал: "Ни одна из левых партий, ни одна революционная
организация не имела заранее разработанного плана действий". Никакого
плана не понадобилось. Перед угрозой голода и растущего недовольства
населения заговоры и политические программы оказались ненужными. "Они
{революционеры} не были готовы, - писал В.В.Шульгин, депутат монархист, -
но все остальное было готово".
23 февраля (это был четверг), когда царский поезд увозил императора в
Ставку, в Петрограде начались бунты. Люди, уставшие от многочасового
ожидания, принялись громить булочные. Перейдя мосты через Неву, с
Выборгской стороны к центру города двинулись колонны бастующих рабочих. По
Невскому шли толпы. Это, главным образом, были женщины. Они кричали:
"Хлеба!" Демонстрация носила мирный характер. Но к вечеру по Невскому
проскакал казачий патруль. Цокот копыт прозвучал, как предупреждение со
стороны правительства. Несмотря на некоторые беспорядки, никто не был
по-настоящему встревожен развитием событий. Пришедшие в тот вечер во
французское посольство гости оживленно спросили, которой из танцовщиц
императорского балета - Анне Павловой, Тамаре Красавиной или Матильде
Ксешинской - следует отдать пальму первенства.
На следующий день, 24 февраля (9 марта), на улицы столицы высыпали
новые толпы. Морис Палеолог так описывал эти события: "Волнения в
промышленных районах приняли сегодня утром резкую форму. Много булочных
было разгромлено на Выборгской стороне и на Васильевском острове. В
нескольких местах казаки атаковали толпу и убили нескольких рабочих". В
других местах вновь появившиеся патрули казаков были без традиционных
нагаек. Заметив это, толпа приветствовала казаков и охотно расступились,
пропуская всадников. Те, в свою очередь, стали обмениваться шутками с
демонстрантами, заверяя, что не станут стрелять.
В субботу забастовало большинство рабочих Петрограда. Остановились
поезда, трамваи, таксомоторы. Толпы демонстрантов вышли на улицы. По
свидетельству Палеолога, "публика начала приходить в возбуждение. Пели
"Марсельезу", носили красные знамена, на которых было написано: "Долой
правительство... Долой Протопопова... Долой войну... Долой немку..."
Чувство тревоги охватило население города. Вечером в Мариинском театре
состоялся концерт скрипача Джорже Энеску. Зал был почти пуст, в нем сидело
не больше полуста ценителей музыки. Отсутствовали и многие оркестранты.
Подойдя к краю просторной сцены, Энеску исполнил концерт для горстки своих
почитателей, сидевших в первых рядах кресел.
Ночью и в течение дня на экстренном заседании Совета Министров
обсуждался неотложный вопрос о снабжении продовольствием. Правительство
направило императору телеграмму с настоятельной просьбой вернуться в
столицу. Все члены кабинета, кроме Протопопова, решили уйти в отставку,
порекомендовав государю назначить правительство, которое было бы приемлемо
для Думы. Однако царь отказался это сделать. Находясь за восемьсот верст
от столицы и введенный в заблуждение Протопоповым, который докладывал,
будто ничего опасного не происходит, император решил, что в Петрограде
очередная стачка, каких в продолжение его царствования было немало. Князю
Голицыну, председателю Совета Министров он заявил, что об отставке
правительства не может быть и речи. А генералу Хабалову, командующему
войсками Петроградского военного округа, направил телеграмму: "Повелеваю
завтра же прекратить в столице беспорядки, недопустимые в тяжелое время
войны против Германии и Австрии".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190
балтийских портов уголь приходилось доставлять из Донбасса. Пропускная
способность железных дорог заметно ухудшилась. Если в начале войны Россия
имела 20 071 паровозов, то к началу 1917 года количество локомотивов
уменьшилось до 9 021 единицы. Парк вагонов с 539 549 уменьшился до 174
346.
Естественно, такие перемены болезненно сказались на населении
городов. Особенно ощутимы они были для Петрограда, более других центров
удаленного от районов, поставлявших провиант и уголь. Резко подскочили
цены: яйца стоили в четыре раза дороже, чем в 1914 году, масло и мыло в
пять раз. Распутин, знавший нужды простого народа лучше, чем любой из
царских министров, давно предвидел такую опасность. В октябре 1915 года
императрица писала супругу: "Наш Друг целых два часа только об этом и
говорил. Суть вот в чем: ты должен приказать, чтобы пропускались вагоны с
мукой, маслом и сахаром. Он все это видел в сновидении - все города,
железные дороги и т.д. Он хочет, чтобы я поговорила об этом очень
серьезно... Он советует пропускать в течении трех суток лишь составы,
груженые мукой, маслом и сахаром. Это важнее даже, чем мясо и боеприпасы".
В феврале 1917 года железнодорожный кризис усугубился. Морис Палеолог
вспоминал: "Сильные морозы, которые держаться во всей России (-43'R.),
вывели из строя - вследствие того, что полопались трубы паровиков - более
тысячи двухсот локомотивов, а запасных труб, вследствие забастовок, не
хватает. Кроме того, в последние недели выпал исключительно обильный снег,
а в деревнях нет рабочих для очистки путей. В результате 5700 вагонов в
настоящее время застряли". Запасы муки, угля и дров в Петрограде иссякли.
Как ни странно, но зимой 1917 года ни у рабочих, ни у революционеров
не было серьезных намерений свергнуть правительство. У Ленина, снимавшего
в Цюрихе у сапожника квартиру, состояние было подавленное, настроен он был
пессимистически. Все, за что бы он ни брался, заканчивалось провалом.
Брошюры, которые он сочинял, почти не находили отклика. Средство для
ращения волос, которое он старательно втирал в скальп, не помогало. [(Во
время пребывания Ленина в Швейцарии умирала его теща, мать Надежды
Константиновны. Рассказывают, что однажды ночью измученная Крупская,
сидевшая у смертельного одра родительницы, попросила мужа, кропавшего
очередную статью, разбудить ее, если она понадобится матери. Ленин
пообещал это сделать, и Крупская, валившаяся с ног от усталости, уснула.
Наутро она обнаружила, что мать мертва. Она принялась осыпать мужа
упреками. Тот возразил: "Ты просила разбудить тебя, если понадобишься
матери. Ты ей не понадобилась". (Прим. авт.)] Обращаясь к группе
швейцарских рабочих в январе 1917 года, он с унылым видом заявил, что
пламя народных восстаний вспыхнет в Европе лишь через несколько лет и что
люди старшего поколения, пожалуй, не увидят решительных сражений грядущей
революции. Керенский, ярый сторонник революционных преобразований,
впоследствии писал: "Ни одна из левых партий, ни одна революционная
организация не имела заранее разработанного плана действий". Никакого
плана не понадобилось. Перед угрозой голода и растущего недовольства
населения заговоры и политические программы оказались ненужными. "Они
{революционеры} не были готовы, - писал В.В.Шульгин, депутат монархист, -
но все остальное было готово".
23 февраля (это был четверг), когда царский поезд увозил императора в
Ставку, в Петрограде начались бунты. Люди, уставшие от многочасового
ожидания, принялись громить булочные. Перейдя мосты через Неву, с
Выборгской стороны к центру города двинулись колонны бастующих рабочих. По
Невскому шли толпы. Это, главным образом, были женщины. Они кричали:
"Хлеба!" Демонстрация носила мирный характер. Но к вечеру по Невскому
проскакал казачий патруль. Цокот копыт прозвучал, как предупреждение со
стороны правительства. Несмотря на некоторые беспорядки, никто не был
по-настоящему встревожен развитием событий. Пришедшие в тот вечер во
французское посольство гости оживленно спросили, которой из танцовщиц
императорского балета - Анне Павловой, Тамаре Красавиной или Матильде
Ксешинской - следует отдать пальму первенства.
На следующий день, 24 февраля (9 марта), на улицы столицы высыпали
новые толпы. Морис Палеолог так описывал эти события: "Волнения в
промышленных районах приняли сегодня утром резкую форму. Много булочных
было разгромлено на Выборгской стороне и на Васильевском острове. В
нескольких местах казаки атаковали толпу и убили нескольких рабочих". В
других местах вновь появившиеся патрули казаков были без традиционных
нагаек. Заметив это, толпа приветствовала казаков и охотно расступились,
пропуская всадников. Те, в свою очередь, стали обмениваться шутками с
демонстрантами, заверяя, что не станут стрелять.
В субботу забастовало большинство рабочих Петрограда. Остановились
поезда, трамваи, таксомоторы. Толпы демонстрантов вышли на улицы. По
свидетельству Палеолога, "публика начала приходить в возбуждение. Пели
"Марсельезу", носили красные знамена, на которых было написано: "Долой
правительство... Долой Протопопова... Долой войну... Долой немку..."
Чувство тревоги охватило население города. Вечером в Мариинском театре
состоялся концерт скрипача Джорже Энеску. Зал был почти пуст, в нем сидело
не больше полуста ценителей музыки. Отсутствовали и многие оркестранты.
Подойдя к краю просторной сцены, Энеску исполнил концерт для горстки своих
почитателей, сидевших в первых рядах кресел.
Ночью и в течение дня на экстренном заседании Совета Министров
обсуждался неотложный вопрос о снабжении продовольствием. Правительство
направило императору телеграмму с настоятельной просьбой вернуться в
столицу. Все члены кабинета, кроме Протопопова, решили уйти в отставку,
порекомендовав государю назначить правительство, которое было бы приемлемо
для Думы. Однако царь отказался это сделать. Находясь за восемьсот верст
от столицы и введенный в заблуждение Протопоповым, который докладывал,
будто ничего опасного не происходит, император решил, что в Петрограде
очередная стачка, каких в продолжение его царствования было немало. Князю
Голицыну, председателю Совета Министров он заявил, что об отставке
правительства не может быть и речи. А генералу Хабалову, командующему
войсками Петроградского военного округа, направил телеграмму: "Повелеваю
завтра же прекратить в столице беспорядки, недопустимые в тяжелое время
войны против Германии и Австрии".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190