Сама же Анна никаких собственных
мнений не выражала и никаких действий не предпринимала. Все, кто
сталкивались с нею лично - министры, послы, даже секретарь Распутина - в
один голос заявляли, что она была передаточным каналом, идеальной
грамофонной пластинкой, что сама она ничего не понимала в делах.
Тем не менее в бурные дни, кульминационным пунктом которых явилось,
падение монархии, простушку Вырубову обвинили в том, что она оказывала
важное политическое влияние на государя и императрицу. Ходили слухи один
чудовищнее другого, будто во дворце происходят отвратительные оргии. Ее
обвинили в том, что она подговаривала Распутина воздействовать на царя с
помощью гипноза или наркотических средств. Утверждали, что и государь и
"старец" были ее любовниками, причем предпочтение отдавалось последнему.
Смешно сказать, но как аристократы, так и революционеры повторяли о них
одни и те же байки с одинаковым удовольствием и одинаково повизгивая от
возмущения. После отречения царя Анна Вырубова, над головой которой
сгустились тучи, была арестована министром юстиции Временного
правительства Александром Керенским. Позднее, когда ее решили судить за
"политическую деятельность", Вырубова стала оправдываться и прибегла к
единственному доступному ей способу защиты. Она потребовала проведения
медицинской экспертизы. Такая экспертиза была проведена в мае 1917 года,
и, к удивлению всего населения страны, Анна Вырубова, покрывшая себя
недоброй славой наперсниц императрицы, оказалась девственницей.
Эмоциональные нагрузки, которые из года в год приходилось выдерживать
государыне, стали все заметнее сказываться на ее здоровье. Еще девочкой
она страдала от острых невралгических болей в спине и ногах. В течение
первых шести лет замужества у нее было четверо тяжелых родов. Борьба с
недугом сына истощила ее эмоционально и физически. Во время болезни
ребенка государыня, не щадя себя, днем и ночью сидела у его изголовья. Но
когда опасность оставалась позади, императрица, обессилев, оказывалась на
несколько недель прикованной к постели и могла передвигаться лишь в
кресле-коляске. В 1908 году, когда сыну было четыре года, у государыни
появились симптомы заболевания, которое она охарактеризовала, как
"расширение сердца". У Александры Федоровны появилась одышка, она стала
быстро уставать. Царица действительно стала больной женщиной, вспоминала
великая княгиня Ольга Александровна, сестра императора. "Дышала она быстро
и, по-видимому, с болезненным усилием. Я часто замечала, что у нее синеют
губы. Постоянная тревога о здоровье цесаревича окончательно подорвала ее
здоровье. Доктор Боткин, который ежедневно приходил к императрице в девять
утра и пять часов пополудни, с целью прослушать ее сердце, спустя много
лет, уже в сибирской ссылке, объяснил одному офицеру, что государыня
унаследовала фамильную болезнь кровеносных сосудов, которая зачастую
приводила к "прогрессирующей истерии". Выражаясь современным медицинским
языком, у императрицы наблюдались симптомы психосоматического свойства,
обусловленные тревогой за здоровье сына.
Государыня сама жаловалась на собственное здоровье. В 1911 году она
писала прежней своей наставнице, мисс Джексон: "Почти все время болею...
Дети растут быстро... Я отправляю их вместе с их отцом на смотры воинских
частей. Однажды они присутствовали на завтраке среди военных... поскольку
я не могла поехать с ними; они должны привыкнуть заменять меня, так как я
редко где бываю теперь. А если куда и выезжаю, то после этого долго болею
- у меня слабость сердечной мышцы".
Сестре своей, принцессе Виктории Баттенбергской, императрица
сообщала: "Не думай, что слабое мое здоровье волнует лично меня. Меня
тревожит то, что из-за меня беспокоятся мои близкие и что я не могу
выполнять свои обязанности. Но раз уж Господь послал мне мой крест, нужно
нести его... Я столько испытала, что готова отказаться от какого бы то ни
было развлечения - они так мало значат для меня, семейная же моя жизнь
настолько идеальна, что она окупает все, чего я лишена. Маленький Алексей
становится хорошим товарищем и всюду сопровождает отца. Они каждый день
занимаются греблей. Все пятеро завтракают вместе со мной, даже если я
недомогаю".
То, что супруга не могла участвовать в жизни общества, огорчало
государя. "Аликс остается пока на яхте, чтобы не уставать ходить постоянно
по трапам, - сообщал император в письме к матери от 8 июня 1910 года. -
Боткин убедил ее в необходимости полечиться раннею весною в Nauheim
(курорт в Германии)... А ей необходимо поправиться и для себя, и для
детей, и для меня. Нравственно я совсем измучен, беспокоясь о ее здоровье!"
Мария Федоровна сочувственно относилась к невестке. "Грустно и больно
видеть ее (императрицу) постоянно недомогающей и не в состоянии ни в чем
принимать участие. У тебя и без того хватает забот, чтобы, ко всему,
видеть, как страдает человек, которого ты любишь больше всех на свете...
Самое лучшее для вас - это отправиться в путешествие... Ей это будет
чрезвычайно полезно".
Послушавшись совета доктора Боткина и родительницы, государь отвез
жену на воды в Наугейм. Он и сам получал удовольствие от таких поездок.
Надев темный костюм и котелок, он гулял, никем не узнанный, по улицам
немецкого городка. Тем временем императрица принимала теплые ванны, пила
минеральную воду и делала покупки в местных магазинах, сопровождаемая
горничной, толкавшей коляску в которой сидела больная. Спустя несколько
недель, Александра Федоровна вернулась домой, в Россию. Она отдохнула, но
не вылечилась. Ни для матери ребенка, больного гемофилией, ни для него
самого лекарство еще не изобретено.
Русские народ добрый, они любят детей и понимают, что такое
страдание. Почему же они не распахнули свои сердца измученной матери и ее
пораженному тяжким недугом ребенку?
Как ни удивительно, но народ России не знал о трагедии. Большинству
москвичей, киевлян или, скажем, петербуржцев было неведомо, что у
цесаревича гемофилия; те же, кто об этом догадывались, не представляли
себе, что это за болезнь. Даже в 1916 году Джордж Г.Мэрай, американский
посол, сообщал: "Ходят всякие слухи насчет него [наследника], но из
наиболее надежных источников стало известно, что у него какое-то нарушение
кровообращения. Похоже, что кровеносные сосуды находятся слишком близко от
кожного покрова". Даже лица, близко знавшие царскую семью, такие, как Пьер
Жильяр, многие годы не догадывались об истинном характере недомогания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190
мнений не выражала и никаких действий не предпринимала. Все, кто
сталкивались с нею лично - министры, послы, даже секретарь Распутина - в
один голос заявляли, что она была передаточным каналом, идеальной
грамофонной пластинкой, что сама она ничего не понимала в делах.
Тем не менее в бурные дни, кульминационным пунктом которых явилось,
падение монархии, простушку Вырубову обвинили в том, что она оказывала
важное политическое влияние на государя и императрицу. Ходили слухи один
чудовищнее другого, будто во дворце происходят отвратительные оргии. Ее
обвинили в том, что она подговаривала Распутина воздействовать на царя с
помощью гипноза или наркотических средств. Утверждали, что и государь и
"старец" были ее любовниками, причем предпочтение отдавалось последнему.
Смешно сказать, но как аристократы, так и революционеры повторяли о них
одни и те же байки с одинаковым удовольствием и одинаково повизгивая от
возмущения. После отречения царя Анна Вырубова, над головой которой
сгустились тучи, была арестована министром юстиции Временного
правительства Александром Керенским. Позднее, когда ее решили судить за
"политическую деятельность", Вырубова стала оправдываться и прибегла к
единственному доступному ей способу защиты. Она потребовала проведения
медицинской экспертизы. Такая экспертиза была проведена в мае 1917 года,
и, к удивлению всего населения страны, Анна Вырубова, покрывшая себя
недоброй славой наперсниц императрицы, оказалась девственницей.
Эмоциональные нагрузки, которые из года в год приходилось выдерживать
государыне, стали все заметнее сказываться на ее здоровье. Еще девочкой
она страдала от острых невралгических болей в спине и ногах. В течение
первых шести лет замужества у нее было четверо тяжелых родов. Борьба с
недугом сына истощила ее эмоционально и физически. Во время болезни
ребенка государыня, не щадя себя, днем и ночью сидела у его изголовья. Но
когда опасность оставалась позади, императрица, обессилев, оказывалась на
несколько недель прикованной к постели и могла передвигаться лишь в
кресле-коляске. В 1908 году, когда сыну было четыре года, у государыни
появились симптомы заболевания, которое она охарактеризовала, как
"расширение сердца". У Александры Федоровны появилась одышка, она стала
быстро уставать. Царица действительно стала больной женщиной, вспоминала
великая княгиня Ольга Александровна, сестра императора. "Дышала она быстро
и, по-видимому, с болезненным усилием. Я часто замечала, что у нее синеют
губы. Постоянная тревога о здоровье цесаревича окончательно подорвала ее
здоровье. Доктор Боткин, который ежедневно приходил к императрице в девять
утра и пять часов пополудни, с целью прослушать ее сердце, спустя много
лет, уже в сибирской ссылке, объяснил одному офицеру, что государыня
унаследовала фамильную болезнь кровеносных сосудов, которая зачастую
приводила к "прогрессирующей истерии". Выражаясь современным медицинским
языком, у императрицы наблюдались симптомы психосоматического свойства,
обусловленные тревогой за здоровье сына.
Государыня сама жаловалась на собственное здоровье. В 1911 году она
писала прежней своей наставнице, мисс Джексон: "Почти все время болею...
Дети растут быстро... Я отправляю их вместе с их отцом на смотры воинских
частей. Однажды они присутствовали на завтраке среди военных... поскольку
я не могла поехать с ними; они должны привыкнуть заменять меня, так как я
редко где бываю теперь. А если куда и выезжаю, то после этого долго болею
- у меня слабость сердечной мышцы".
Сестре своей, принцессе Виктории Баттенбергской, императрица
сообщала: "Не думай, что слабое мое здоровье волнует лично меня. Меня
тревожит то, что из-за меня беспокоятся мои близкие и что я не могу
выполнять свои обязанности. Но раз уж Господь послал мне мой крест, нужно
нести его... Я столько испытала, что готова отказаться от какого бы то ни
было развлечения - они так мало значат для меня, семейная же моя жизнь
настолько идеальна, что она окупает все, чего я лишена. Маленький Алексей
становится хорошим товарищем и всюду сопровождает отца. Они каждый день
занимаются греблей. Все пятеро завтракают вместе со мной, даже если я
недомогаю".
То, что супруга не могла участвовать в жизни общества, огорчало
государя. "Аликс остается пока на яхте, чтобы не уставать ходить постоянно
по трапам, - сообщал император в письме к матери от 8 июня 1910 года. -
Боткин убедил ее в необходимости полечиться раннею весною в Nauheim
(курорт в Германии)... А ей необходимо поправиться и для себя, и для
детей, и для меня. Нравственно я совсем измучен, беспокоясь о ее здоровье!"
Мария Федоровна сочувственно относилась к невестке. "Грустно и больно
видеть ее (императрицу) постоянно недомогающей и не в состоянии ни в чем
принимать участие. У тебя и без того хватает забот, чтобы, ко всему,
видеть, как страдает человек, которого ты любишь больше всех на свете...
Самое лучшее для вас - это отправиться в путешествие... Ей это будет
чрезвычайно полезно".
Послушавшись совета доктора Боткина и родительницы, государь отвез
жену на воды в Наугейм. Он и сам получал удовольствие от таких поездок.
Надев темный костюм и котелок, он гулял, никем не узнанный, по улицам
немецкого городка. Тем временем императрица принимала теплые ванны, пила
минеральную воду и делала покупки в местных магазинах, сопровождаемая
горничной, толкавшей коляску в которой сидела больная. Спустя несколько
недель, Александра Федоровна вернулась домой, в Россию. Она отдохнула, но
не вылечилась. Ни для матери ребенка, больного гемофилией, ни для него
самого лекарство еще не изобретено.
Русские народ добрый, они любят детей и понимают, что такое
страдание. Почему же они не распахнули свои сердца измученной матери и ее
пораженному тяжким недугом ребенку?
Как ни удивительно, но народ России не знал о трагедии. Большинству
москвичей, киевлян или, скажем, петербуржцев было неведомо, что у
цесаревича гемофилия; те же, кто об этом догадывались, не представляли
себе, что это за болезнь. Даже в 1916 году Джордж Г.Мэрай, американский
посол, сообщал: "Ходят всякие слухи насчет него [наследника], но из
наиболее надежных источников стало известно, что у него какое-то нарушение
кровообращения. Похоже, что кровеносные сосуды находятся слишком близко от
кожного покрова". Даже лица, близко знавшие царскую семью, такие, как Пьер
Жильяр, многие годы не догадывались об истинном характере недомогания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190