Рассчитывая, что процарствует еще лет двадцать или
тридцать, он не очень то спешил поделиться с наследником опытом правления.
Николай охотно принял на себя роль повесы, предоставившуюся ему с
молчаливого согласия отца. Он появлялся на заседаниях Государственного
Совета, но то и дело посматривал на часы и при первой возможности под
благовидным предлогом исчезал.
Зимой он забирал с собой сестру Ксению и отправлялся на каток, где
катался на коньках с сестрой и теткой Эллой. "На катке было очень весело.
Я наконец надел коньки и валял во всю мочь за мячиками", - писал он. Упав
на лед, он разбил коленки, стер ноги, и ему пришлось ковылять в домашних
туфлях, завидуя счастливцам, которые могли кататься на коньках. С
наступлением сумерек, разрумянившись от движения и мороза, конькобежцы шли
к кому-нибудь в гости и пили горячий чай. Ужинать они могли где угодно: в
ресторане вместе с друзьями или шли к знакомым, где хозяин устраивал
концерт балалаечников.
Зимой 1890 года Николай каждый вечер выезжал в свет. В январе он
двадцать раз был в театре, опере или балете, которые иногда посещал дважды
в день. Именно тогда в Петербурге состоялась премьера балета "Спящая
красавица" на музыку Чайковского. Цесаревич побывал на двух генеральных
репетициях и на двух спектаклях. Он смотрел пьесы, исполнявшиеся на
немецком, французском и английских языках, в том числе "Венецианский
купец". Особенно ему нравилось слушать оперы "Евгений Онегин" и "Борис
Годунов", а в феврале ему даже предложили сыграть небольшую роль в
"Евгении Онегине". Он был желанным гостем на званых вечерах, где гостей
развлекал оркестр императорского флота, хор с участием шестидесяти певцов
или знаменитый конферансье, рассказывавший гостям забавные истории.
Два-три раза в неделю цесаревич отправлялся на бал. "Пение, пляска
продолжались до первого часа; ...сели за ужин в 3 1/2 утра". С
наступлением Великого поста увеселениям приходил конец. После бала и
позднего ужина, завершившего зимний сезон 1890 года, Николай сделал
следующую запись: "Я находился целый день в веселом настроении масленицы,
что отчасти не подходит к времени говения".
С наступлением Великого поста Николай оставался дома, ужинал в
обществе матери, играл с друзьями в карты. У него в комнате во дворце был
установлен телефон, связанный со сценой театра с тем, чтобы цесаревич мог
слушать оперу Чайковского "Пиковая дама". Часто наследник отправлялся с
отцом на охоту. Уйдя из дома на рассвете, они целый день бродили по
окрестным лесам и болотам, охотясь на фазанов и зайцев.
Цесаревич был особенно счастлив, когда, сидя на белом коне перед
Зимним дворцом и приложив к козырьку руку, наблюдал, как мимо проходят
рысью эскадроны казаков в надвинутых на бpови папахах, держа в руках пики
с развевающимися на концах значками. Всю жизнь Николай Александрович был
влюблен в армию с ее нарядными мундирами, ее историей, и ни один из своих
титулов не ценил более чина полковника, к которому представил его отец.
"Став командиром эскадрона лейб-гусарского полка, он затем два года
прослужил офицером в Гвардейской конно-артиллерийской бригаде. Ко всем
своим обязанностям относился серьезно и добросовестно, - вспоминал
впоследствии его двоюродный дядя "Сандро". - Смерть отца застала его
командиром батальона Лейб-гвардии Преображенского полка в чине полковника..."
Скромность цесаревича создала ему большую популярность в среде
офицеров-однополчан.
Получив в девятнадцать лет под свое начало эскадрон, он отправился с
ним на маневры в Красное Село. Сняв частный дом со спальней, кабинетом,
столовой и балконом, выходящим в небольшой сад, вел приятное бездумное
существование, ничем ни отличавшееся от от жизни любого молодого русского
офицера из аристократической семьи. Он участвовал в жизни и разговорах
офицерской столовой и заслужил дружбу своих товарищей.
"Теперь я вне себя от радости служить и с каждым днем все больше
свыкаюсь с лагерной жизнью, - писал он матери из Красного Села. - Каждый
день у нас два занятия: или утром стрельба, а вечером баталионные учения,
или наоборот, утром баталионные учения, вечером стрельба... Завтракаем в
12 час., обедаем в 8 ч., между этими [занятиями] спим и после чай. Обеды
очень веселые, кормят нас замечательно. После еды господа офицеры...
играют в биллиард, кегли, карты, домино".
Императрицу тревожила мысль, как бы ревностный служака не забыл, что
он наследник престола. "Ни на минуту не забывай, что глаза всех прикованы
теперь к тебе, все желают увидеть, каковы будут твои самостоятельные шаги,
- писала он. - Постоянно будь вежлив и учтив с каждым, не выделяя никого в
особенности, но, в то же время, не допускай излишней фамильярности или
панибратства и никогда не слушай подхалимов".
Николай Александрович 25 июня 1887 года благопослушно отвечал:
"Всегда буду стараться следовать твоим советам, моя душка Мама. Нужно быть
осторожным во всем на первых порах!" Но в дневнике записал иное:
"Умаялись", "испробовали шесть сортов портвейна и немножко перепили",
"валялись на траве и пили", "офицеры вынесли меня на руках".
Весной 1890 года, в ту пору молодой офицер, Николай впервые встретил
семнадцатилетнюю танцовщицу из Императорского балета Матильду Кшесинскую.
Hевысокого роста, живая, гибкая, полногрудая, с гордо изогнутой шеей,
темными локонами и живыми глазами, Кшесинская уже десять лет училась в
балетной школе, и в 1890 году была лучшей ученицей выпускного класса. На
выпускном спектакле и праздничном ужине присутствовала вся императорская
семья.
В своих мемуарах Кшесинская вспоминает о появлении Александра III,
который, возвышаясь над всеми, громко спросил: "Где Кшесинская?" Когда ему
представили девочку, царь, взяв ее за руку, приветливо произнес: "Будь
славой и украшением нашего балета". Во время ужина рядом с Матильдой сидел
государь император. Потом он передвинулся, и его место занял цесаревич.
Когда Кшесинская взглянула на Николая, "в сердцах каждого из нас возникло
непреоборимое влечение друг к другу". Запись Николая в своем дневнике была
более лаконичной: "Поехали на спектакль в театральное училище. Была
небольшая пьеса и балет, - очень хорошо. Ужинали с воспитанниками".
С того момента Кшесинская норовила попасться на глаза Николая. Узнав,
что цесаревич с сестрой Ксенией часто выходят на балкон Аничкова дворца,
чтобы поглядеть на людей, прогуливающихся по Невскому проспекту,
Кшесинская каждый день проходила мимо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190
тридцать, он не очень то спешил поделиться с наследником опытом правления.
Николай охотно принял на себя роль повесы, предоставившуюся ему с
молчаливого согласия отца. Он появлялся на заседаниях Государственного
Совета, но то и дело посматривал на часы и при первой возможности под
благовидным предлогом исчезал.
Зимой он забирал с собой сестру Ксению и отправлялся на каток, где
катался на коньках с сестрой и теткой Эллой. "На катке было очень весело.
Я наконец надел коньки и валял во всю мочь за мячиками", - писал он. Упав
на лед, он разбил коленки, стер ноги, и ему пришлось ковылять в домашних
туфлях, завидуя счастливцам, которые могли кататься на коньках. С
наступлением сумерек, разрумянившись от движения и мороза, конькобежцы шли
к кому-нибудь в гости и пили горячий чай. Ужинать они могли где угодно: в
ресторане вместе с друзьями или шли к знакомым, где хозяин устраивал
концерт балалаечников.
Зимой 1890 года Николай каждый вечер выезжал в свет. В январе он
двадцать раз был в театре, опере или балете, которые иногда посещал дважды
в день. Именно тогда в Петербурге состоялась премьера балета "Спящая
красавица" на музыку Чайковского. Цесаревич побывал на двух генеральных
репетициях и на двух спектаклях. Он смотрел пьесы, исполнявшиеся на
немецком, французском и английских языках, в том числе "Венецианский
купец". Особенно ему нравилось слушать оперы "Евгений Онегин" и "Борис
Годунов", а в феврале ему даже предложили сыграть небольшую роль в
"Евгении Онегине". Он был желанным гостем на званых вечерах, где гостей
развлекал оркестр императорского флота, хор с участием шестидесяти певцов
или знаменитый конферансье, рассказывавший гостям забавные истории.
Два-три раза в неделю цесаревич отправлялся на бал. "Пение, пляска
продолжались до первого часа; ...сели за ужин в 3 1/2 утра". С
наступлением Великого поста увеселениям приходил конец. После бала и
позднего ужина, завершившего зимний сезон 1890 года, Николай сделал
следующую запись: "Я находился целый день в веселом настроении масленицы,
что отчасти не подходит к времени говения".
С наступлением Великого поста Николай оставался дома, ужинал в
обществе матери, играл с друзьями в карты. У него в комнате во дворце был
установлен телефон, связанный со сценой театра с тем, чтобы цесаревич мог
слушать оперу Чайковского "Пиковая дама". Часто наследник отправлялся с
отцом на охоту. Уйдя из дома на рассвете, они целый день бродили по
окрестным лесам и болотам, охотясь на фазанов и зайцев.
Цесаревич был особенно счастлив, когда, сидя на белом коне перед
Зимним дворцом и приложив к козырьку руку, наблюдал, как мимо проходят
рысью эскадроны казаков в надвинутых на бpови папахах, держа в руках пики
с развевающимися на концах значками. Всю жизнь Николай Александрович был
влюблен в армию с ее нарядными мундирами, ее историей, и ни один из своих
титулов не ценил более чина полковника, к которому представил его отец.
"Став командиром эскадрона лейб-гусарского полка, он затем два года
прослужил офицером в Гвардейской конно-артиллерийской бригаде. Ко всем
своим обязанностям относился серьезно и добросовестно, - вспоминал
впоследствии его двоюродный дядя "Сандро". - Смерть отца застала его
командиром батальона Лейб-гвардии Преображенского полка в чине полковника..."
Скромность цесаревича создала ему большую популярность в среде
офицеров-однополчан.
Получив в девятнадцать лет под свое начало эскадрон, он отправился с
ним на маневры в Красное Село. Сняв частный дом со спальней, кабинетом,
столовой и балконом, выходящим в небольшой сад, вел приятное бездумное
существование, ничем ни отличавшееся от от жизни любого молодого русского
офицера из аристократической семьи. Он участвовал в жизни и разговорах
офицерской столовой и заслужил дружбу своих товарищей.
"Теперь я вне себя от радости служить и с каждым днем все больше
свыкаюсь с лагерной жизнью, - писал он матери из Красного Села. - Каждый
день у нас два занятия: или утром стрельба, а вечером баталионные учения,
или наоборот, утром баталионные учения, вечером стрельба... Завтракаем в
12 час., обедаем в 8 ч., между этими [занятиями] спим и после чай. Обеды
очень веселые, кормят нас замечательно. После еды господа офицеры...
играют в биллиард, кегли, карты, домино".
Императрицу тревожила мысль, как бы ревностный служака не забыл, что
он наследник престола. "Ни на минуту не забывай, что глаза всех прикованы
теперь к тебе, все желают увидеть, каковы будут твои самостоятельные шаги,
- писала он. - Постоянно будь вежлив и учтив с каждым, не выделяя никого в
особенности, но, в то же время, не допускай излишней фамильярности или
панибратства и никогда не слушай подхалимов".
Николай Александрович 25 июня 1887 года благопослушно отвечал:
"Всегда буду стараться следовать твоим советам, моя душка Мама. Нужно быть
осторожным во всем на первых порах!" Но в дневнике записал иное:
"Умаялись", "испробовали шесть сортов портвейна и немножко перепили",
"валялись на траве и пили", "офицеры вынесли меня на руках".
Весной 1890 года, в ту пору молодой офицер, Николай впервые встретил
семнадцатилетнюю танцовщицу из Императорского балета Матильду Кшесинскую.
Hевысокого роста, живая, гибкая, полногрудая, с гордо изогнутой шеей,
темными локонами и живыми глазами, Кшесинская уже десять лет училась в
балетной школе, и в 1890 году была лучшей ученицей выпускного класса. На
выпускном спектакле и праздничном ужине присутствовала вся императорская
семья.
В своих мемуарах Кшесинская вспоминает о появлении Александра III,
который, возвышаясь над всеми, громко спросил: "Где Кшесинская?" Когда ему
представили девочку, царь, взяв ее за руку, приветливо произнес: "Будь
славой и украшением нашего балета". Во время ужина рядом с Матильдой сидел
государь император. Потом он передвинулся, и его место занял цесаревич.
Когда Кшесинская взглянула на Николая, "в сердцах каждого из нас возникло
непреоборимое влечение друг к другу". Запись Николая в своем дневнике была
более лаконичной: "Поехали на спектакль в театральное училище. Была
небольшая пьеса и балет, - очень хорошо. Ужинали с воспитанниками".
С того момента Кшесинская норовила попасться на глаза Николая. Узнав,
что цесаревич с сестрой Ксенией часто выходят на балкон Аничкова дворца,
чтобы поглядеть на людей, прогуливающихся по Невскому проспекту,
Кшесинская каждый день проходила мимо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190