Вскоре после этого эпизода неожиданно для всех
Хвостов стал министром внутренних дел. По этому поводу член
Государственной Думы В.М.Пуришкевич не без горечи заметил, что теперь для
того, чтобы стать министром, надо не уметь управлять страной, а
участвовать в цыганском хоре.
Пламенная поддержка Распутиным принципа самодержавия, в который
верила императрица, в известной мере объяснялась стремлением "старца"
обезопасить себя. Ведь он мог бы уцелеть лишь при такой системе правления,
при которой его покровитель и покровительница обладали бы безграничной
властью. Вот почему он выступал против тех депутатов Думы и иных лиц,
которые требовали создания ответственного министерства, поскольку такое
правительство первым делом покончило бы с ним. Он и впрямь был убежден,
что ни думские депутаты, ни их председатель, Родзянко, не представляют
подлинную Россию. Разве они выходцы из крестьянской России? Он был
сторонником монархии не только потому, что она его устраивала, но еще и
потому, что это единственный вид правления, который признавали крестьяне.
Испокон веков крестьянство смотрело на царя, как на своего заступника.
Аристократы же, придворные, землевладельцы - те, кто заседал в Думе, -
издавна стояли между мужиками и царем. Выходит, не Распутин, а депутаты
Думы, не брезгуя никакими средствами, пытались отобрать власть у царя.
Если наделить Думу еще большими полномочиями, ослабив роль самодержавия,
это приведет к погибели России, которая стоит на трех незыблемых принципах
- Самодержавие, Православие, Народность. Распутин отлично понимал это и
выступал против Думы. "Ответственное правительство, - писала императрица
государю, - как говорит наш Друг, будет концом всего".
Как же воспринимал царь такие энергичные письма, в которых
императрица требовала от него назначения того или иного министра и, самое
главное, большей веры в "нашего Друга"? Иногда Николай II попросту
пренебрегал ее рекомендациями, замыкаясь в панцирь молчания, избегая
прямых ответов и без лишних слов принимал собственные решения. Само
многословие писем Александры Федоровны служит доказательством того, что
она часто была не удовлетворена ответами государя. Если бы она
действительно управляла государством самолично, а император являлся бы
марионеткой в ее руках, то столь настойчивые, неоднократно повторяющиеся
просьбы и требования были бы ни к чему.
Однако, хотя император не всегда шел навстречу пожеланиям своей
супруги, он редко отвечал ей категорическим отказом. Особенно это касается
личности Распутина. К "старцу" государь относился терпимо и уважительно, с
долей дружеского скептицизма. Иногда, признавался он,
полурелигиозная-полусветская беседа с Распутиным успокаивала его.
Отправляясь в марте 1915 года на фронт, царь писал императрице: "Уезжаю с
таким душевным спокойствием, что сам удивляюсь. Какова тому причина -
беседа с нашим другом или же опубликование в газетах известия о смерти
Витте [скончался от апоплексического удара в возрасте шестидесяти семи
лет] - я не знаю". В то же время императора раздражало постоянное
вмешательство Распутина в вопросы политики, и он просил жену не впутывать
"нашего Друга".
И все-таки, когда императрица особенно настойчиво просила супруга
прислушаться к советам "божьего человека", царь нередко уступал. Он знал,
как рассчитывает жена на воздействие и молитвы "старца", собственными
глазами видел, какие чудеса творит тот у постели больного наследника и
умирающей Анны Вырубовой. Чтобы утешить супругу и успокоить ее страхи,
царь потакал ей. После отъезда государя в Ставку, это происходило все чаще
и чаще. Затем, передав в руки императрицы управление внутренними делами,
Николай II стал постоянно предоставлять ей право выбирать и назначать
министров по подсказке Распутина. В этом была роковая ошибка царя,
неосмотрительно утверждавшего такого рода "назначения". За ошибку он
поплатится престолом.
24. ПРАВИТЕЛЬСТВО РАСПАДАЕТСЯ
Ранней осенью 1915 года исполнилась двадцать первая годовщина
коронации. До сих пор императрица мало интересовалась политикой и не
проявляла никакого честолюбия. В государственные дела вмешивалась лишь
тогда, когда требовалось заступиться за Распутина. Она была почти
незнакома с царскими министрами и первые десять лет своего замужества
относилась к ним чуть ли не с благоговением. Лишь с большим трудом графу
Фредериксу удалось однажды убедить императрицу поговорить с государем на
какую-то политическую тему. Когда министр двора снова обратился к царице с
той же просьбой, молодая императрица расплакалась. Но с рождением сына и
появлением во дворце Распутина, всякий раз, как царице казалось, что
"старцу" угрожает опасность, она вмешивалась в государственные дела. И
тогда она становилась беспощадной: снятие Коковцева с поста
премьер-министра было, по существу, делом ее рук. Однако, не имея опыта в
ведении государственных дел, в присутствии министров она по-прежнему
робела и молчала.
Когда же император стал верховным главнокомандующим, все пошло
подругому: вакуум, возникший в гражданской администрации, стал заполняться
его супругой. Ни о каком регентстве не могло быть и речи. По существу, это
было как бы распределением домашних обязанностей между супругами, что
вполне соответствовало традициям русского самодержавия. "Когда император
отправился на войну, естественно, вместо него стала править его супруга",
- писал великий князь Александр Михайлович, находивший это вполне
закономерным развитием событий.
Подобным образом рассуждал и царь, что видно из его писем: "Подумай,
женушка моя, не прийти ли тебе на помощь к муженьку, когда он
отсутствует", - писал он жизнерадостно после отъезда в Ставку. "Какая
жалость, что ты не исполняешь такой обязанности, давно уже, или хотя бы на
время войны". В письме от 23 сентября 1916 года император указывал: "Да,
действительно, тебе надо бы быть моими глазами и ушами там, в столице,
пока мне приходится сидеть здесь. На твоей обязанности лежит поддерживать
согласие и единение среди министров - этим ты приносишь огромную пользу
мне и нашей стране! Я так счастлив, что ты, наконец, нашла себе подходящее
дело! Теперь я, конечно, буду спокоен и не буду мучиться, по крайней мере,
о внутренних делах".
На следующий день он сообщал супруге: "Ты действительно очень
поможешь мне, если поговоришь с министрами и будешь за ними наблюдать".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190
Хвостов стал министром внутренних дел. По этому поводу член
Государственной Думы В.М.Пуришкевич не без горечи заметил, что теперь для
того, чтобы стать министром, надо не уметь управлять страной, а
участвовать в цыганском хоре.
Пламенная поддержка Распутиным принципа самодержавия, в который
верила императрица, в известной мере объяснялась стремлением "старца"
обезопасить себя. Ведь он мог бы уцелеть лишь при такой системе правления,
при которой его покровитель и покровительница обладали бы безграничной
властью. Вот почему он выступал против тех депутатов Думы и иных лиц,
которые требовали создания ответственного министерства, поскольку такое
правительство первым делом покончило бы с ним. Он и впрямь был убежден,
что ни думские депутаты, ни их председатель, Родзянко, не представляют
подлинную Россию. Разве они выходцы из крестьянской России? Он был
сторонником монархии не только потому, что она его устраивала, но еще и
потому, что это единственный вид правления, который признавали крестьяне.
Испокон веков крестьянство смотрело на царя, как на своего заступника.
Аристократы же, придворные, землевладельцы - те, кто заседал в Думе, -
издавна стояли между мужиками и царем. Выходит, не Распутин, а депутаты
Думы, не брезгуя никакими средствами, пытались отобрать власть у царя.
Если наделить Думу еще большими полномочиями, ослабив роль самодержавия,
это приведет к погибели России, которая стоит на трех незыблемых принципах
- Самодержавие, Православие, Народность. Распутин отлично понимал это и
выступал против Думы. "Ответственное правительство, - писала императрица
государю, - как говорит наш Друг, будет концом всего".
Как же воспринимал царь такие энергичные письма, в которых
императрица требовала от него назначения того или иного министра и, самое
главное, большей веры в "нашего Друга"? Иногда Николай II попросту
пренебрегал ее рекомендациями, замыкаясь в панцирь молчания, избегая
прямых ответов и без лишних слов принимал собственные решения. Само
многословие писем Александры Федоровны служит доказательством того, что
она часто была не удовлетворена ответами государя. Если бы она
действительно управляла государством самолично, а император являлся бы
марионеткой в ее руках, то столь настойчивые, неоднократно повторяющиеся
просьбы и требования были бы ни к чему.
Однако, хотя император не всегда шел навстречу пожеланиям своей
супруги, он редко отвечал ей категорическим отказом. Особенно это касается
личности Распутина. К "старцу" государь относился терпимо и уважительно, с
долей дружеского скептицизма. Иногда, признавался он,
полурелигиозная-полусветская беседа с Распутиным успокаивала его.
Отправляясь в марте 1915 года на фронт, царь писал императрице: "Уезжаю с
таким душевным спокойствием, что сам удивляюсь. Какова тому причина -
беседа с нашим другом или же опубликование в газетах известия о смерти
Витте [скончался от апоплексического удара в возрасте шестидесяти семи
лет] - я не знаю". В то же время императора раздражало постоянное
вмешательство Распутина в вопросы политики, и он просил жену не впутывать
"нашего Друга".
И все-таки, когда императрица особенно настойчиво просила супруга
прислушаться к советам "божьего человека", царь нередко уступал. Он знал,
как рассчитывает жена на воздействие и молитвы "старца", собственными
глазами видел, какие чудеса творит тот у постели больного наследника и
умирающей Анны Вырубовой. Чтобы утешить супругу и успокоить ее страхи,
царь потакал ей. После отъезда государя в Ставку, это происходило все чаще
и чаще. Затем, передав в руки императрицы управление внутренними делами,
Николай II стал постоянно предоставлять ей право выбирать и назначать
министров по подсказке Распутина. В этом была роковая ошибка царя,
неосмотрительно утверждавшего такого рода "назначения". За ошибку он
поплатится престолом.
24. ПРАВИТЕЛЬСТВО РАСПАДАЕТСЯ
Ранней осенью 1915 года исполнилась двадцать первая годовщина
коронации. До сих пор императрица мало интересовалась политикой и не
проявляла никакого честолюбия. В государственные дела вмешивалась лишь
тогда, когда требовалось заступиться за Распутина. Она была почти
незнакома с царскими министрами и первые десять лет своего замужества
относилась к ним чуть ли не с благоговением. Лишь с большим трудом графу
Фредериксу удалось однажды убедить императрицу поговорить с государем на
какую-то политическую тему. Когда министр двора снова обратился к царице с
той же просьбой, молодая императрица расплакалась. Но с рождением сына и
появлением во дворце Распутина, всякий раз, как царице казалось, что
"старцу" угрожает опасность, она вмешивалась в государственные дела. И
тогда она становилась беспощадной: снятие Коковцева с поста
премьер-министра было, по существу, делом ее рук. Однако, не имея опыта в
ведении государственных дел, в присутствии министров она по-прежнему
робела и молчала.
Когда же император стал верховным главнокомандующим, все пошло
подругому: вакуум, возникший в гражданской администрации, стал заполняться
его супругой. Ни о каком регентстве не могло быть и речи. По существу, это
было как бы распределением домашних обязанностей между супругами, что
вполне соответствовало традициям русского самодержавия. "Когда император
отправился на войну, естественно, вместо него стала править его супруга",
- писал великий князь Александр Михайлович, находивший это вполне
закономерным развитием событий.
Подобным образом рассуждал и царь, что видно из его писем: "Подумай,
женушка моя, не прийти ли тебе на помощь к муженьку, когда он
отсутствует", - писал он жизнерадостно после отъезда в Ставку. "Какая
жалость, что ты не исполняешь такой обязанности, давно уже, или хотя бы на
время войны". В письме от 23 сентября 1916 года император указывал: "Да,
действительно, тебе надо бы быть моими глазами и ушами там, в столице,
пока мне приходится сидеть здесь. На твоей обязанности лежит поддерживать
согласие и единение среди министров - этим ты приносишь огромную пользу
мне и нашей стране! Я так счастлив, что ты, наконец, нашла себе подходящее
дело! Теперь я, конечно, буду спокоен и не буду мучиться, по крайней мере,
о внутренних делах".
На следующий день он сообщал супруге: "Ты действительно очень
поможешь мне, если поговоришь с министрами и будешь за ними наблюдать".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190